И "не говорите мне о любви": эпитет "интересно" обычно лепят на то и там, где пробы уже некуда... Особенно - пробы пера... Пера настойчивая проба его и довела до гроба... Это ведь не вам интересно, это мне – интересно!.. Это я на вас - вымещаю то, что не вмещается во мне и потому – вещается наружу. У просто меня такой метаболизм: кто чего метаболит, тот о том и говорит...
Люди, други и подруги, знайте: то, что вы сейчас читаете и, возможно, считаете важным и нужным пройтись по его поводу эпитетами «интересно – не интересно», суть не более, чем – бесчестная и беспримесная физиология: нольдевятипроцентный физиологический раствор жизни во мне плещется, а всё лишнее и с моей жизнью летально не совместимое - кристаллизуется и выпадает из него, как из гнезда, в осадок. Который я по сусекам соскребаю, по амбару выметаю и пытаюсь скармливать окружающим. Кому - как «горькую соль», кому - как стразы Сваровски. «По обстоятельствам, а не со зла».
И только некоторые, витающие высоко и потому видящие – глубоко, видят горькую истину, как она есть. Они видят то, что не читающие меня давно предвидели и потому меня и не читают: весь этот так заинтересованно мною расхваливаемый осадок – всего лишь пыль. Если её обильно смочить кровью и потом, то можно со временем, при правильном передвижении геологических пластов и достаточно высокой температуре выпекания на противне получить культурный пласт. Тооооненький, но – культурный… потому, что… ну… сами понимаете: кровь, пот… Это – так обязывает, особенно – нервных и совестливых окружающих!
Если смочить выбившуюся из меня пыль соплями и патокой, то получится дамский роман. Если – обильно - слезами и поцелуями, то – второй дамский роман. Второй женский обычно считается дебютным, поскольку первый - дамским не считаешь. Пишешь его, как литературу высокого полёта. А получается – пошиба… не важно… но кажется - нужным… А уже второй пишешь – правильно, с учётом сохранения целостности целевой аудитории – чтоб на дольше хватило…
А вот если эту мою усадочную пыль обильно смочить ворованной кастальской влагой, то получится как раз то, что я и пытаюсь скармливать сейчас вам, меня окружающим. Которых не становится от этого больше. Намного больше, я имею в виду. Видимо потому, что пишу я – мало и на многих пока не хватает. Неплодовит я. Это была угроза – если кто ещё, по младости лет или совокупности заслуг, нутром не почуял…
И потом - главное: если мою немую пыль вообще ничем не смачивать, то её попросту развеет ветром. Полетав по миру, она с усталым чириканьем осядет на чью-то полку и, вполне даже вероятно, что кто-то важный и нужный, что-то бодрое жизнеутверждающе говоря по телефону, суетливо запишет пальцем по этой пыли что-то столь же важное и нужное... Мало ли... Ведь в конечном итоге всё важное и нужное, как и всё интересное и не интересное, также окажется пылью…
И, итожа, окажется, что по настоящему и важным, и нужным, и интересным является исключительно и только то, что способствует образованию пыли. Потому, что, при некотором редком и чрезвычайно счастливом стечении невероятных и потому – удивительных обстоятельств, эта пыль может не отказаться оказаться – пыльцой. И тогда она может оплодотворить кого-то, кто напишет что-то уже по-настоящему кому-то интересное…