7 октября на позиции, проходившие по реке Изверь, приехал Жуков. Сводному отряду курсантов, подкрепленному силами соединившегося с ним батальона десантников капитана Сторчака, частями 53-й и 312-й стрелковых дивизий, остатками 17-й и 9-й танковых бригад, а также примкнувшим к ним разрозненным остаткам отступающих частей РККА была поставлена задача: на 5-7 дней любой ценой задержать противника до прибытия к фронту резервных сибирских формирований.
Раны свои зализывать зверь уползает в берлогу…
Помню я речку Изверь. Мост. У моста дорогу.
Уныло по ней бредущих в ничто «окруженцев» колонны:
Руки к земле опущены, взгляд — как хребет переломан.
Их возвращать пытались (надо усилить позиции).
Ротный сказал: — Отставить. Гляньте на эти лица…
Как им сейчас, бедолагам, в руки давать оружие?
— Мы не сдадим ни шагу!
Он закурил. Отвернулся.
… Помню ветрено-снежную раннюю эту осень.
Жукова помню резкий упрямо-рубленый профиль.
Речь его перед строем, борозды лба, слова:
«Правды от вас не скрою: в страшной беде Москва.
Псам не дадим святыни, не посрамим меча…» —
Влёт полоснул стальными — шашкою, от плеча.
И вдруг тепло, по-отечески, будто прикрыв шинелькой:
«Вы продержитесь, детки, хоть бы ещё недельку».
Раны свои зализывать
Зверь уползает в берлогу…
Помню я речку Изверь.
Мост.
У моста дорогу.
Здесь, из брёвен и глины
Первый блиндаж сложив,
Наскоро возводили мы
Новые рубежи.
Наспех латали пушки,
Рыли траншеи, окопы.
Чай в алюминиевой кружке,
Да самосад с махоркой
Дружно по кругу ходили,
Под пересмех и гомон.
И волны «амурские» плыли
В небо
с мехов гармони.
… Осенние дни недолги.
С глади скользнув небесной,
Полуслепое солнце
Скрылось за тёмным лесом.
Редкие звезды по-волчьи
Зыркнули с высоты…
Октябрь стоял.
Восьмое.
Четвертый месяц войны.