Как бы ни было горько и больно, и тоскливо вокруг,
я к тебе не взываю – упиться безрадостным счатьем,
нам под ноги свалившемся вдруг.
И я не привыкаю, за диким весельем скрывая испуг,
ни к тебе, ни к другим, ни ко всем.
Выжимаю своё нестраданье, впитавшее влагу
омертвевшей ночной тишины, словно тряпку,
что бросили в ноги.
С истеричным молчаньем привычным движеньем
я закину её в красный угол, где прячутся боги
и откуда страдать заставляют, но уже без солёной росы
и без противоядий от той неумолчной тоски,
что бежит мне навстречу и, как верный пёс, лижет руки.
Если б боги однажды сквозь сито просеяли мУки,
то нашли бы его – моё нестраданье в ночи
и моё неразбитое сердце…
Но сито, увы, износилось, и дыры в нём – с небо,
а в них – ни просвета…