Не чуя прошлого в дыму,
среда токсична. И цивильна
не то, что много лет тому,
когда не всё так было сильно.
А я запал на пастораль,
на всё железное окрысясь.
Мне урбанистов жутко жаль:
у них смятение и кризис.
Они не пляшут гопаки,
на век закованы в машинах.
Они рисуют тупики
на чудодейственных рейсшинах.
В гремучем царстве шестерней
унылы мерные вращенья.
Мне б было в дереве верней
искать земное воплощенье.
Мне звон дубравы в аккурат,
что влит в ведические знаки.
Я глупой щепке больше рад,
чем хитроумной железяке.
Во мне б не сбылся инженер,
что соразмерен мне по весу.
В плену языческих манер
я жертвы приношу Велесу.
Но я, страдая от тоски,
роняю слёзы крокодила;
в индустриальные тиски
душа природы угодила.
А я – друид и пантеист,
я из доски рождён гробовой.
Когда гремит железный лист,
я вспоминаю лист дубовый.
Я так же шахту не люблю,
как домну, кузню или драгу.
И не пою хвалу углю,
переводя на то бумагу.
Поскольку я ещё не слеп
и кое-что соображаю,
я не приемлю мачты ЛЭП
и вой турбин не уважаю.
Мне ненавистен сей конвой,
слуге дремучего Велеса,
как будто гонит мир сквозь строй
рука железного прогресса.
Земной органики испуг
я близко к сердцу принимаю.
И я механике не друг,
и я её не понимаю,
как пиво, воблу и футбол.
Она – чума и наважденье.
Я – за естественный отбор
и трезвый подвиг восхожденья.
Я в стае волчьей – как овца
и мненья низкого о судьях.
И буду биться до конца
за человеческое в людях.
Я не сложу высокий флаг,
который Бог на землю бросил,
пока творцом житейских благ
у нас является бульдозер.
2010