Я был с тобой нещадно мил,
Дышал в лицо табачным дымом.
И перегар, что было сил,
Ложился згой невыносимой.
Я рвал рубашку на груди,
Брюзжал слюной, и матерился,
И дикий хохот, как в ночи,
Под шабаш ведьмин в стены бился.
Ты нежно гладила меня,
Смотря в глаза, как Ангел Божий.
Шептала тёплые слова,
Что я один из всех – хороший.
Прижавшись, хрупкое плечо
Вверяла в варварские руки.
И целовала горячо,
Забрав у хмеля на поруки.
Я в гневе был, как ярый лев.
Рычал, и гриву тряс зловеще,
И превращал наш альков в хлев,
И пьяный гонор сыпал веще.
Я порывался в магазин
Добыть синюшинное зелье,
Смотря дуб-дубом на И-цзин,
Как будто был в китайской келье.
Ты робко сдерживала пыл,
Шалаш громящего вандала.
И всё шептала, что я мил,
И что ты с мужем угадала.
Застенчивым движеньем рук,
Снимала брюки и рубашку.
И не выказывала мук,
В улыбке пряча боль-бродяжку.
***
Я уходил в плывущий транс,
И видел там, а может, снилось,
Как Ангел Божий – хрупкий стан
Доверил мне. Неужто сбылось?
Неловко гладя два крыла,
Я заключал её в объятья.
Из уст моих мольба плыла –
«Я данник твой,…в любви,…до счастья».