Последний с планеты Последних. Книга 1 полностью

    Основатель мирового жанра ПИВНОЙ ЭРОТИКИ, возможного, правда,
только в поэзии и на русском языке. Мастер поэзии... не только пивной.
Мастерство, как говорится, не пропьёшь.

          Представляю фантастическую эпопею - Поэму-Трилогию
                “ПОСЛЕДНИЙ С ПЛАНЕТЫ ПОСЛЕДНИХ”
   Хотелось создать КНИГУ (с большой буквы), которая вместила бы в себя
АБСОЛЮТНО всё, что может интересовать ЧЕЛОВЕКА, которую НУЖНО
знать наизусть, изучать в школах и разбирать по полочкам, как что-то
ЕДИНСТВЕННОЕ на Земле непреложное. И ТАКАЯ КНИГА появилась.

                Возьму за бороду я небо,
                Плывущее в кудрявых облаках,
        И … сдёрну, чтоб не заслоняло больше небыль.

                КНИГА 1. СУР. ВЕЧНОСТЬ И КОНЕЦ.

   Период действия - 1 млрд. лет. Действующие лица - реальные. Если
покажется, что Явь в данной книге - Яхве, Новь - Ной, Моск - Моисей, Ар -
Арий или Аарон, Копуша - Конфуций, Крышень - Кришна, Золотоустый -
Заратустра, Хорош / Ударение на первом слоге / - Христос, Пивагорь -
Пифагор, значит - жизнь для Вас наполнилась уже новым смыслом.
   Цивилизация богов, живущих вечно, с неограниченными возможностями и
доступом к информации, со способностями каждого создавать и модифици-
ровать материю, подстраивать ситуации. Но жить из-за этого неинтересно.
 Один учёный кое-что придумал. И умер. Другой в ответ на это создал жизнь.
Чтоб перенять затем счастливые моменты. Но всё не так пошло. Пришлось
лететь на Землю. Неся с собою созданную жизнь. А через годы остававшаяся
цивилизация ... не буду забегать вперёд. Лишь семеро отправились к Земле.
Один остался, только как-то на Земле он оказался. С него и начинается...
  Серьёзное произведение. Хотя и кажется временами, что жизнь на Земле
создавалась, дабы было кому передать секрет великого напитка, изобретён-
ного Пивагорем - пива.
   Изначально поэма писалась в стихах, затем частично переводилась в прозу.

                1-1               
                А часики тики и так,
                и жизнь незаметненько – кап,
                А что и куда утекает,
                никто достоверно не знает.
               
                ГЛАВА 1
   Ой, физики, ау, секретные, вы где?
Нутром вас чуем, хоть в упор не видят очи.
Незримой тенью простираетесь везде,
Какой-то тайны расплетаете клубочек...
   А мысль коснулась вас – запретное, низзя!
Озноб болезненный и дрожь, как в лихорадке,
И побежали, как грибы после дождя,
По телу непослушные мурашки.
   И где-то еле слышно гложет червячок,
Хотим – и баста, в курсе быть секретов.
Подайте чудо! Ладно, сами мы возьмём –
В ближайший магазин вприпрыжку за ответом.
   Чтоб по стезе накатанной, в упряжку зацепить,
Надёжного, как ёмкость на пол-литра,
Да, Джина, стоит капельку отпить.
Что с физиками связь имеет где-то хитро.
   И точно уж поможет разобраться,
Чего их ум касается пытливый.
   А вдруг облом – всё совершенно по иному?
Они – не те, чей образ в головах,
Рисует наша страсть выискивать чудное.
   Пусть физики они, пусть дружат и с секретом,
Но как себя вы будете корить,
Узнав, что в остальном они – такие-растакие,
Как скажем, ваш сосед, задумавший не пить.
   Когда звенит звонок и нужно двигать тело.
В работу, да, и на лихом коне.
И что-то там считать, кимаря между делом,
Таращась в формулы обрыдлые во сне.
   И честно охранять заштатные секреты.
Плодя как пыль, чья куча больше –
Тот, естественно герой.
   И так весь день, похожий на другие.
Куда ни бросишь взгляд – тоска, хоть не дыши.
И справа, слева, что скрывать – тупые...
Негодные совсем карандаши.
   И где б найти ещё на точку силы,

                1-2
А тут странички слиплись, как их пролистать?
И воздух пыльный, застарелый, как в могиле,
Вот так дышать бы взять и перестать.
   Одно приятно – поздно или рано,
Настанет время, скажем так, час "Х",
Все побегут с работы, словно бы за манной,
Домой, откуда только силушки взялись?
   Где под "буль-буль" животворящего напитка,
Сдувая пенку, чтоб колодезь мудрости открыть,
Вести беседу, с близкими, родными,
О пользе оного, и пить его, и пить.
   Тараща глазки, между делом, в телевизор,
Животик гладя, где теперь буль-буль живёт,
И, потакая сну, извечному капризу,
Уйти в небытие, манящее, в полёт...
   Чтоб по звонку будильника всё повторилось снова!
   Но в том то и дело, что были бы они тогда обыкновенными людьми. А они,
увы, секретные. Люди с пометочкой "Х". Потому что они и есть одна
огромная загадка.
   Как и у всех у них – как будто бы работа.
Которую, как все и посещают.
Довлеет, ясно, общая забота.
Но я, увы, убей, не понимаю!
   Работа ли – торчать в бетонных ульях,
Весь день-деньской, как будто под замком,
Задами мучить стонущие стулья,
Сопя с коллегами, зевая в унисон?
   Неужто их работа, словно мышка,
Скребётся без минуты передышки,
Умело прячась глубоко внутри!
   Наверное! Ведь настоящий секретный физик – отнюдь не профессия! А
тщательнейшим образом законспирированная миссия секретных винтиков и
гаек мироздания, возложенная на этих людей! А, может – не людей, кто
знает! Хотя внешне они не представляют собой ничего особенного!
   Хоть прогляди глаза, у них по две ручонки, и ножки две, и та же голова!
   Но для того и существует у секретных созданий обманчивая внешность,
дабы упрятать от постороннего взгляда скрытую под семью печатями тайну.
И не только от тех, кто по долгу службы вынужден её засекречивать. Скрыта
она и от самих физиков "Х". Абсолютная секретность.
   И радует в этом случае одно. Что однажды чья-то могущественная и умелая
рука, сорвав ненавистные печати, выпустит сию горемычную тайну на
свободу. Иначе в существовании секретных физиков не проглядывалось бы
никакого смысла!

                1-3
   ... К чему я это всё? А вспомнил! Чтобы поведать вам об одном из них. О
том периоде его жизни, когда под действием неизвестно отколь взявшегося
ветра перемен, может, просто по велению возомнивших себя богами чинуш,
у времени зажглась в одном известном месте свечка. Короче, завертелось
ускорение, а с ним и в купе – перестройка.
   И всё бы ничего, да перемены коснулись и торжественных мероприятий,
где вместо звучания, как водится, с кассеты, стандартного туша духовых
инструментов звучали теперь струны приглашённого для игры вживую
оркестра.
   И тёмно-синие дипломы вперемежку с встречающимися красными
перетекали из рук декана к новоиспечённым физикам. Отчего те в
противоречие законам науки искрились и сияли, вторя оркестру невидимыми
струнами неизвестной физикам души.
   И лишь для одного многообразие оркестрантов в ту памятную дату
наполняло воздух едким всепроникающим ароматом горечи. Ведь время
рапортовало о завершении ещё одного периода в его жизни – печального и
непоправимого.
   И эта горечь жадно выедала,
Подтачивая, просочившись изнутри,
Коверкая, укрывшийся, ломая,
Каким-то чудом уцелевший позитив.
   И, кажется – редут последний сдан уж,
Другой какой-то слышится мотив,
И голосок, навязчивый и рваный,
Тянул противно, как телеги скрип:
   “Я в нитях паутины липкой бьюсь,
Запутываюсь, плачу, но иду.
И над собой сквозь слёзы я смеюсь –
Какое счастье в этом жить аду!
И жизнь-паук мне лыбится в лицо,
Украдкой новый впрыскивая яд!
Всё спуталось. Так что же жизнь – кольцо?
Скорее нет – она моя петля”!
   Охватившее его отчаяние в бешеном ритме кружило хороводы
лихорадочных мыслей, сплетающиеся в непонятные сгустки-клубочки,
распутать которые не представлялось возможным:
   “Кто посадил меня сюда – в стеклянный шар?
Без выхода, начала и конца!
С неясным смыслом и предназначеньем!
Понятно дело – не для развлеченья.
   То явно – не заслуг моих признанье,
И значит – не награда, наказанье!
Короче – цепь, нет, хуже – поводок!

                1-4
А если нету выхода, то, то”…
   “То-то, то-то, то-то” – вторила в ответ его мыслям проходящая мимо
электричка. Пред которой он странным непостижимым образом оказался, к
тому же с дипломом в руках. От ритмичного стука мысли приходили в
порядок, открывая понимание, что в поисках выхода из той безвыходной
ситуации он и пришёл на ближайшую с подмосковным институтом
железнодорожную платформу. Вернее – подвести окончательную черту.
   А столкнулся он с этим впервые лет в десять, когда казалось всё розовым,
естественным и скоротечным. И потому с каждым восходом солнца в нём
просыпалась и новая надежда, что именно сегодня будет лучше, чем
мечталось. Как у других.
   Но время, как бы ни было печально,
Не к лучшему порой меняет нашу жизнь.
И всё летит, куда-то удаляясь…
Наверно, чтоб кошмар содеянный забыть.
   Так и у мальчика – со школой расставанье.
И вечер выпускной, под занавес – и бал.
Подёрнутый вуалью полумрака.
Где радость видно каждый испытал,
   Хотя не все. Ведь для него, напротив –
То сумрак загасающей души,
Истерзанной, изорванной, на клочья.
С предсмертным криком из последних сил,
С одним лишь – “Почему?” И бал тут не захочешь!
   И эти миллионы “Почему” вытолкнули его со ставшего чуждым
мероприятия, ведя кромешной ночью, куда глаза глядели, просто в никуда.
Куда-то за город, по бездорожью, на необъятный и заброшенный пустырь.
   Мгновение и бедный мальчуган,
Раскинув руки, распластался ниц,
Твердя бессвязно что-то про обман,
Прося ещё у матушки-Земли,
Чтоб та его скорее прибрала!
   Но видно чем-то он её прогневал,
А может, по неведомой причине,
Но стоны с губ его, покрытых глиной,
Остались без желанного ответа.
   Неизвестно, сколько бы ещё он пролежал, если б не появившееся Солнце.
Которое румяной предутренней зорькой, словно добрый и ласковый ручеёк
растекалось на радость по всему необъятному горизонту, не преминув
пробежаться тёплыми струями и по закоченевшему с вечера юному
созданию. Как тут не повернуться к такому благодетелю лицом! Что мальчик
и сделал.
   Пред его взором вырисовывался необычный сказочный пейзаж. На

                1-5
пустыре, покачиваясь от лёгкого дуновения утреннего ветерка, сверкали и
искрились капельками не высохшей росы миллионы ярких синеватых
васильков.
   Словно на почве из тысяч вопросов,
Сдобренной влагой наплаканных слёз,
Выросло столько ж ответов-цветочков.
В мир отправляя, где детские грёзы всерьёз.
   “Конечно, небо, да, родимое, оно! Мне сразу надо было догадаться! –
воскликнул будущий секретный физик, поглаживая и прижимая к себе
манящие бутоны. –
   Вы отражение его, а я с ним – целое одно,
Его десница, ум и остальное.
Жаль, небо, ты – создание немое.
Открыть не можешь, как с тобой летать,
Чтоб разум свой тебе я смог бы дать.
И ввысь не прыгнуть, коль прижат к земле,
Тебе бы разум – я ж хожу по кругу,
Но только это тщетные потуги,
А может, надо просто подождать?”
   Но что-то провидение на деле.
Забыло истину, что годы-то идут.
“А жить зачем, когда не явен путь,
За "А" нет "Б", и не видать прогресса?
Страдать, чтоб на конец потом взглянуть?
Всё мучаясь годами без ответа?
   Нет, фигушки, я разорву кольцо.
Похожим на кольцо, ведь клин же клином.
Гляди, их сколько там у электрички.
Но где ты, где? Отмена поездов!
И здесь судьба? Ну, это уже слишком!”
   – Навзрыд выкрикивал "Х", сожалея, что не успел добежать до показавшей
хвост электрички. Перейдя пути, он продолжил своё движение, оказавшись
там, где жизнь текла уже по иным законам, из-за чего студенты ходить туда
не решались.
   “Какая благодатная аллея!
Нет сердцу с болью тяжкою милей!
А вон берёзка, что вдали белеет!
Согнувшись в три погибели к земле!
   Понятно, извиняешься ты, стыдно,
Не надо милая, ведь я же сам!
Тебе за всё заранее спасибо,
Мне путь покажешь к светлым небесам!
   В любви тебе признаться я посмею,

                1-6
И веточку твою я обниму,
И в миг прощальный буду только с нею!
Осталось ремешочек расстегнуть!” –
   Пытался рифмовать Х, настраиваясь на задуманное.
   “Эй, чё ты, умный слишком, али как?
Ща в тыкве просветлю мозги!
Чтоб поумнел. И путь забыл сюда.
А то мы к вам придём с дружками порезвиться.
Не разводи корявые понты!
Скажи ещё, что не смолишь!
Бесполезняк! И клифт твой – на жмура!
Хотя джинса ещё на что-нибудь сгодится.
Чё замер, ты не пень, разуй-ка ковырялки!
И быстро шевели, расстёгивай ремень!
Пока к ноге я номерочек не привесил!” –
   Неожиданно раздался голос вышедшего из-за берёзы далеко не
интеллигентного мужчины. За ним последовал и другой, опустивший руку в
карман, словно нащупывал там какой-то предмет.
   Не успел наш физик ничего толком сообразить, как перед его глазами в
лучах проблёскивающего через листву солнца сверкнуло что-то явно
нездоровым блеском.
   “Смотри-ка, а лицо приклеилось к траве!
Вросло штоль в землю, не могу поднять!
Не дышит вроде, и кровищи-то везде!
Пощупай пульс, чтоб главное узнать!”
   – Услышал "Х", пытаясь понять, кто он, что здесь делает, и почему
проходящие мимо рабочие силятся перевернуть его на спину. Пока снова не
потерял сознание.
   И уже валяясь на пропахшем плесенью больничном матрасе, он решил не
возвращаться более к незавидному прошлому, оказавшемуся для него столь
жестоким и неблагодарным. И благо, представилась ему прекрасная
возможность отправиться по распределению в самое пекло настоящей науки,
чтобы её калёным железом окончательно выжечь из себя все миллионы
детских мучительных “почему”.
   Но смыться от судьбинушки не светит.
Она же, гадская, и ловит, и пасёт.
Прогресс прорезался – на крюк тебя подцепит,
И в место худшее по жизни отнесёт.
   А там – уу, брр, и времени потокам,
По смрадным склонам пробираться лишь дано.
И даль красивая, как будто – “Перестройка”,
А запах вод – ну словно плавает “оно”.
   И лучше в эту воду не соваться.

                1-7
Но жизнь, увы, не сладкое кино.
И выжить надо. А куда податься?
А вы о физике – ну право, не смешно.
   И вот наш "Х", блуждая в тёмном мире,
В капкан Меркурием поставленный попал.
А как иначе? Все там очутились,
И так же, как и все, наш физик торговал.
   Скупал товары с долговой петлёй на шее,
А дальше – больше. Занимал и занимал.
Но запрягла инфляция коней.
И сразу устремилась к небесам.
   А что наш мученик? Как водится – терпел.
И свой товар, случалось, продавал.
Дешевле, чем хотел и раньше покупал.
А тут вдобавок – “Передел” и “Беспредел”.
Да, незавидная судьба у "Х".
   Он чуял – всё, основа, истина – есть он,
Источник жизни, чистый, питьевой.
Всего глоток – и вот, оно, блаженство,
Ещё один – и разливается покой.
Но почему-то мир забыл о совершенстве,
И не тянулся люд к нему на водопой.
   Да и зачем? Какой он мог им дать совет? Ведь он и сам в себе не
разобрался. Чего не скажешь о поумневших в мгновение рыцарях карт таро,
служителях всяких там культов, чревовещателях и любителях с умным видом
перечислять наспех выученные названия планет, знающих априори ответы на
всё.
   И доверчивые торговцы, наступив на горло присущей им по роду
деятельности патологической скаредности, набивали существовавшим в ту
пору дефицитом вместительные сумки, напрашиваясь к ним в друзья и
отправляясь в гости за стоящими советами. Чтобы между делом незатейливо
обронить – мол, сделай одолжение, научи торговать.
   Музыканты выведывали секреты виртуозной игры, а певцы –
рекомендации, как петь! И, конечно же, получали исчерпывающие
наставления. Которые, к всеобщему удивлению, иногда и работали.
   И бывшие торговцы, теперь уже – бизнесмены и бизнеследи, в
геометрической прогрессии наращивали свои капиталы. А музыканты и
певцы становились мировыми знаменитостями.
   Вот только "Х" продолжал, как и прежде продавать попадающиеся ему под
руки товары. Дешевле раз от разу и дешевле. Несмотря на то, что прекрасно
понимал безысходность подобного положения вещей. Причина банальна –
торговля для него просто была закрыта! Кем и почему он не имел
представления!

                1-8
   Но не был бы он физиком, если б не стремился оставить следы на белых до
него пятнах науки. Так и на этот раз. Не по заказу уже не существовавшего
тогда государства или новоиспечённых бизнесменов и тьфу ты, никак не
произнести – бизнеследЕй. А потому что у него внутри горел особый огонёк,
к которому он, как мотылёк неизвестной природы, стремился, не
задумываясь о последствиях.
    Может статься, что для преодоления собственной инерции потребуется как
раз и нарушить законы существующей физики, но для этого их надо, как
минимум, знать! Поэтому ему ничего не оставалось, как вернуться на уже
проторенную им тернистую стезю. Где он был с самой, что ни есть заглавной
буквы.
   Да и что может быть проще нашей физики! Только отправили эту милую
науку в край непроглядного тумана из мешанины загадочных формул,
названий и понятий. С умным видом далеко не образованных людей, вход
для которых в обитель познаний категорически заказан, и двери заперты на
тысячу замков.
   По ним торговля сохнет и страдает!
Возможно, чует свойский ген у них в крови.
Но им судьба иное нагадала.
Раз в физике их почему-то пруд пруди –
Чураются они той пламенной любви.
   Набравшись героизма и отваги,
Они исправно посещают свой НИИ.
И даже книжки пыльные листают.
Забыв, что иногда ломает,
Сам чёрт одну из ног о формулы сии.
   Какое им, впрочем, дело до чертанутых паранормальных истин, когда
вызвались они быть капитанами от науки, прокладывающими какой-нибудь
секретный фарватер, неважно, куда. И биться при этом до последнего. Забыв
о сне, весне и о любви! Удивительно, но в этом они, на зависть, достигают
порой поистине потрясающих результатов. Исчисляемых числом с
несчётным количеством нулей. Без каких-либо цифр впереди.
   А в физике, на самом деле, лишь одна величайшая тайна. И в том она, что
физика – простейшая из всех наук. И не наука это вовсе, а естественная и
всеобъемлющая логика самого хода жизни.
   Поэтому за действительно стоящим советом как раз и следует идти к
настоящим секретным физикам. Потому что их жизнь и построена на этой
самой логике. А логика – категория абсолютная. И позволяет понять не
понимаемое даже в принципе.
   Чем физик "Х" и занимался. А что ему ещё оставалось, когда в жизненном
плавании компас-путеводитель испортился, а в тумане неясностей берега
неразличимы! Пора бы уже бросить якорь, от плаванья воротит и тошнит.
Вопрос лишь – где? Ответа нет, и якорь тоже так похож на знак вопроса.

                1-9
   Да что там якорь, жизнь и та – огромнейший вопрос! А он всё бегает,
бегает, как угорелый по этому вопросу из конца в конец и ищет, где же у него
загадочная точка! Такое впечатление, что её не существовало! Остаётся
построить заветный берег из одних только вопросов, коль на них не
находилось ответов! Благо тех вопросов предостаточно!
   Так почему же в бизнесе, где всё предельно просто и понятно, фортуна
красовалась перед физиком не своим прелестным личиком, как хотелось, а
иными выпуклыми прелестями, завершающими композицию из ног?
   Почему, закрывая глаза, ему не удавалось нарисовать своим воображением
никакой картинки? Пусть самой примитивной. Лишь серый фон. Хотя вроде
бы все люди одинаковые, и такой вид представления мира для большинства
из них является естественным свойством.
   У любого человека желания иногда реализуются, это понятно. Но почему у
"Х" получались лишь начинания, сколь фантастическими они бы ни казались,
затем – как будто б отрезало – это было по-настоящему необъяснимо.
   Тысячи мучительных, душераздирающих вопросов. Не дающих передышки
ни ночью, ни при свете. Клюющих хищными вОронами, рвущих
обезумевшими ненасытными крысами. Свинцом изливающихся на грудь и не
позволяющих дышать! Связывающих по рукам и ногам, затягивающихся
морским узлом на шее. Дабы "Х" не в состоянии был издать, раздавленный
ими, своего последнего предсмертного крика!
   Но так уж повелось в этом мире, что вопросы ещё при рождении
вынуждены венчаться со своими ответами. И значит, искать и те и другие
надобно в одном месте, что прекрасно секретный физик понимал.
   “А потому, – рассуждал он, – остаётся дело за малым – немного покопаться
в себе и найти ту заветную кладовую. А если на ней хитроумные замки –
тоже не беда. Подобрать ключи к ним – вопрос лишь времени!”
               
                ГЛАВА 2
   Теперь, дорогие читатели, уровень вашего познания секретных физиков
затмил своим величием их собственную информированность о себе.
   А дальше что? Мне стоит почивать,
На лаврах, оттого, что зажигал,
Неведомый вам ранее пожар,
Литературной страсти!
Продолжите? Отлично, по рукам!
Готовы? Нет? – И это не беда!
   На любом этапе вы имеете право отложить эту пухлую книжонку в
сторонку и отправиться в объятия к телевизору! Дабы случайно не упустить
волнующий и трепетный момент, когда любимый вами футболист на ходу, со
знанием дела воспользуется тем, что вратарь противника, не задумываясь о
последствиях, раздвинет свои ноги. Или, что важнее – очередные страдания
Хуана Педрозо по поводу своей неисправимой и неизлечимой девственности!

                2-10
   И не забудьте захватить при этом что-нибудь со вкусом и ароматом
настоянного на берёзовых брунках живительного и целебного эликсира.
Главное – побольше! Потому что жизнь ваша, не в пример многим, удалась
на славу! Так вдыхайте эту славную жизнь каждой клеточкой
истосковавшегося по неописуемому наслаждению организма, не отвлекаясь
на пустое перелистывание постоянно слипающихся страниц ничего не
дающей в этой жизни макулатуры!
   И радуясь, пусть не по-детски, растворитесь в осознании Величайшей
Истины, что вкус вашего благородного напитка нисколько не зависит от
того, ради чего тот физик променял описанное выше благополучие на
неоправданный риск, связанный с посещением какой-то там пирамиды в
Египте.
   Да и зачем, между нами, ценителями истинно прекрасного, эта пирамида
может понадобиться, если в вашем уютном домашнем или служебном
гнёздышке красуется величием единственно надёжный и верный друг –
холодильник, который, в отличие от неё, наполняет ваше пиво холодком,
сохраняющим незаменимое – неповторимую мягкость, свойственную лишь
высшим проявлениям нежности, на том и этом, и любом другом возможном
свете.
   А если по какой-либо причине вы не осчастливили своим посещением эту
примитивную страну – ваше счастье, потому что пиво там – в жутчайшем
дефиците. А холодненькое – даже не буду заикаться об этом, потому как, по
всей видимости, вы давно захлопнули это творение, чтобы удобнее было
обстукивать об него скрючившуюся воблу, из-за чего все старания мои – не
более чем мартышкин труд.
   А если вы корректно рассчитали силы,
В процессе данного познанья,
Той сущности, что влилась в нас взаимно,
Материи реального, основ всего и вся,
Единственного смысла бытия,
И чудом держитесь за нить, которую плету,
Тогда пред вами я снимаю шляпу.
Продолжу, ладно, вы ж – ловите на лету.
   Так вот, раз мы ненароком коснулись нравов и традиций Египта и факта
посещения его секретным физиком, то сумеем догадаться, что поехал он туда
отнюдь не для того, чтобы расслабиться и оттянуться. И случайно оказаться
там тоже бы он не смог.
   Хотя на примере давно забытой детской литературы мы нисколько не
удивимся такому неожиданному повороту событий, если произошёл бы он на
самом деле. Это же Африка. Со страшными гориллами и злыми
крокодилами, свободно расхаживающими безо всяких поводков по тёмным
закоулочкам многомиллионного Каира и питающими нескрываемый
нездоровый интерес почему-то именно к детишкам.

                2-11
   Даже добрый сказочник Чуковский однажды, на всякий случай
предусмотрительно нас от всего этого кошмара предостерёг, за что спасибо
ему преогромное! Мол, не ходите, дети, в Африку гулять! По всей
видимости, выходя на прогулку, не составляет труда, возвращаясь назад,
перепутать подъезды своего дома и оказаться, нежданно-негаданно в той
самой кишащей гадами Африке. Совершенно случайно. Если удалось,
правда, перед гулянием (или во время него) прилично расслабиться.
   Видать у него самого от жары,
О коей он так достоверно писал,
В головке никак не сходились концы,
И весь винегрет иногда прокисал.
   Ведь в милые старые добрые годы,
Когда он изысканно буквы слагал,
Детишкам ни в радости, даже невзгодах,
Никто так расслабиться не позволял!
   А впрочем, нет – в своих извечных грёзах,
В каких-то просветлениях нечётких,
Достиг страны он нашей – но где слёзы.
И каша – видно, будущих обломков!
   В реальность верить – было нереально,
Вот и пришлось слагать повествованье,
Потомкам в виде сказочки-пугалки!
   А вот секретный физик ни в какое будущее заглядывать не собирался. Он
просто его создавал. Потому что сознавал, что если не он возьмёт бразды той
почётнейшей миссии в свои руки, то кто? Вокруг, увы, застойное болото, и в
нём как будто всем комфортно и приятно. А до настоящего прекрасного и
светлого – дела нет никому! Обидно!
   И мог бы он будущее всего человечества пустить на самотёк, оставив его
тем самым без будущего вовсе? Конечно, нет! Потому и решился. И
существовала ещё одна небольшая, но веская причина такого решения. У
многих дома есть любимые игрушки, приносящие недостающую радость –
мягкие и пушистые плюшевые Мишутки. И секретному физику почему-то с
детства хотелось быть для каждого человечка близким и родненьким
Мишуткой! 
   Ну что ж, пора и в путь! Вселенский Мишутка принялся напоследок
принюхиваться, чтобы почувствовать, как пахнет аромат удачи, дабы чётко в
дальнейшем держать нос по ветру.
   От быстрого глубокого дыханья,
Сыграла голова роль колеса!
Порой казалось – только оставалось,
Переродиться понарошку в пса,
Чтоб чудом как-то всё-таки напасть,
На след фортуны в дебрях жития!

                2-12
   Но, тщетно, испарился аромат,
В покровах ночи затерялся и пропал!
Лишь дымкой, словно взмах крыла,
Неосязаемой, как шёлк и мягкой,
То там, то тут, касаясь, улетал,
Как призрак незаметно растворялся.
   И вдруг, как молнией сверкнуло: “Арарат,
И запах, что не спутать – коньяка.
Прям в благородство обонянье окунулось.
Мгновение – и всё. Коньяк сказал – Пока!
Хорошее растаяло и сдулось.
   Но новый вдох – и новый аромат!
С ним горечь, что слегка струилась в глотке.
Ой, Пиво! Щас бы балычка!
Мгновенно бы головка прояснилась.
И счастье, словно смайлик улыбнулось”.
    “Пора идти, пока я не пронюхал,
Остатки причитающейся жизни! –
Он сделал вывод, улыбнувшись, –
А поиски удачи – это лишне!
   Бьюсь об заклад, фортуна мне сама,
Тайком уж поддувает в паруса!
К тому ж я за границу – в первый раз,
Как в школу в самый первый класс,
Кто ж помешает в этом первоклашке?
   А если кто не понял – я всерьёз,
Мне служат двое. Главный же – авось,
И силища, что в мире нет могучей –
На плечиках округленькая кость,
Да парочка свисающих с них ручек”. 
   И выехав с ночи в аэропорт, чтобы не опоздать, секретный физик
отправился на Кипр. Лететь напрямую в Египет было неразумно. Ведь багаж
его состоял из многочисленных сумок и коробок с аккуратно уложенными
загогулинками и финтифлюшками, назначение которых не поддавалось
разумному объяснению.
   А на Кипр, курортную страну мысли ни у кого не возникало привезти
выходящее за рамки туристического багажа, за исключением солёных
огурчиков из бочки, шматка сала, да банки домашнего варенья. Посему и
рейсы туда контролировали не более чем для проформы. И хоть корабль ты
космический  вези, хоть ядерную лодку – всем по барабану! А вот за перевес
придётся всё же заплатить!
   И кстати, какая собственно разница для служащих московских аэропортов,
на Кипр ты летишь или в Египет! Да хоть на Марс, неважно, лишь бы ты

                2-13
платил наличными исправно! А вот в Египетских аэропортах народец
попадается с гнильцой, мнительный и подозрительный на редкость, жутко
недоверчивый ко всем. И деньги – да, там тоже обожают, если это не
касается их странных жизненных устоев.
   Так вот, представьте европейца,
Который шустренько везёт к ним,
Десяток сумок и пакетов,
Под весом от которых оси,
Сгибаются у транспортных тележек!
Что заподозрит тут работник,
Что служит на египетской таможне?
   Что оружейный там лежит плутоний?
Иль красная от стыда за позор,
Невинная всего лишь ртуть, и что?
   Однако – не слыхал таких он слов!
А потому решит – там алкоголь,
Бутылок пять, а может быть и десять,
Хотя навряд ли б он так много весил!
Скорей – журналы с откровенным фото!
Того, чем мир давно уже наполнен!
   Но жизнь – не фото, а у них – тем боле!
И потому, пока никто не знает,
Он ястребом накинется на порно,
Успеть надёргать то, что возбуждает,
И быстро по карманам рассовать!
При всех чтоб далее оформить акт!
   Но, раскупорив подозрительные сумки,
Он заворожено уставится на уйму,
Переплетений проводов и блоков,
Ни капли не похожих на спиртное,
И прелести особ другого пола!
   Его мгновенно напрочь переклинит.
В комочек сжавшись, сразу он замрёт.
Полуоткрытый рот обмякнет и обвиснет.
   А зенки от безудержного страха,
В чумном и лихорадочном припадке,
Начнут обшаривать что можно и нельзя.
Пока случайно взгляд не встретит калькулятор,
С которым физик никогда не расставался.
   И на табло он, бедненький, увидит цифры.
Наполненные явно скрытым смыслом.
Возникшие негаданно-нежданно,
В приборе, с коим раньше не встречался.

                2-14
   И цифры эти, словно ураганом,
В головку, что пуста совсем, ворвавшись,
Сорвут последнее, что оставалось – крышу.
Навеяв вывод, что пожаловал наш физик,
В их древнюю великую державу,
Совсем не для того, как остальные.
А по великому доверию к нему,
Достопочтеннейшего самого Усамы.
   Живого вечно, что б ни говорили.
К которому в сердцах у многих тайно,
Сколь повсеместно бы его ни поносили,
Всегда открыта дверца потайная,
Как к истинному ключнику от рая.
   Но есть инструкция и надо выполнять!
Начальство для того и существует.
А вот и телефон! Но где язык? Понять бы!
А здесь он, где и был. Живёт себе во рту!
Слова к нему вот только подевались!
Одно оставив – длинное му-у!
   И у него останется одно –
Ответственность принять всю на себя!
И он тереть свой жадно будет лоб,
Надеясь тем извилину создать!
   И с ней решит – что все к кумиру чувства,
Достопочтеннейшему Бен Усаме,
Не столь важны, как денежные хрусты,
В награде от любимого начальства!
   И с лёгкостью отыщет нужный выход,
Из ситуации, пусть щекотливой.
Возьмёт он "Х" под беленькие ручки.
На двор – до мусорной проводит кучки.
   И в страсти неуёмной цепенея,
Своей игриво радуясь судьбе,
Нащёлкает обойму, лучше две.
И справедливость высшую лелея,
Раздаст по справедливости хвалу!
Всевышнему достанется, конечно,
Но главную – естественно себе!
   Возможно, это шутка, только провезти подобное оборудование через
египетскую таможню точно не удастся.
   А Киприоты – те до одури чудные.
Они считают – если стал контрабандистом,
Наведаться в таможню должен сам,

                2-15
Где виновато, опустив глаза,
Покаяться, штаны для порки сняв:
   “Ой, вы меня простите-извините,
Я тут случайно, каюсь, вы поймите,
Полтонны запрещённого везу!
Пожалуйста, я очень вас прошу,
   Исправьте ситуацию скорее,
Меня повесьте где-нибудь на рее,
Иль проводите, сжалившись в тюрьму,
И вход забейте в вашу мне страну”!
   На всякий случай, у "Х" была заранее заготовлена спасительная бумажка,
что его необычное оборудование есть не что иное, как в разобранном виде
установка по выпеканию пончиков в походных условиях.
   Без них и дня нельзя прожить нормально,
Исчезнет сон его, покой и аппетит!
И всё в них, что особенно желанно –
Тепло и аромат, и как ни странно,
Символика естественной любви!
Короче – пончики и он неразделимы.
   Пришлось ещё и муки с собой прихватить, литра полтора растительного
масла, сухие дрожжи и несколько полузасохших пончиков полугодичной
давности. Для пущей правдоподобности.
   И хорошо, что мир устроен рационально и предсказуемо, и все неприятные
неожиданности, если быть во всеоружии, сменяются на приятное ожидаемое.
Или вообще не возникают. Так и на этот раз – всё проскочило как по маслу.
И к концу текущего дня довольный и счастливый физик "Х" монтировал
привезённое им оборудование у себя в отеле, чтобы утренним рейсом
отправиться теплоходом в Египет, где до него и его оборудования всем будет
как до не бывающего там снега.
   А стоило ему, выйдя за территорию порта, произнести волшебное слово
Насер-Сити, как в бешеной гонке отовсюду к нему устремились десятки
неизвестно откуда взявшихся прохожих, наперебой выкрикивающих,
коверкая английские слова, что-то типа “Я здесь босс такси”.
   Понятно, что к таксистам они не имели и отдалённого отношения, но под
магическим действием названия одного из престижных районов Каира,
быстро смекнули, как получить Бакшиш.
   А почему бы ни воспользоваться нашему физику неожиданно проявленной
к нему заботой? Что он и сделал, садясь в машину с заветными шашечками,
чудом телепортировавшуюся к нему прямо в зал ожидания пассажиров.
   И на протяжении всей утомительной дороги до столицы таксист сиял,
загадочно хихикая, бормоча себе под нос известные лишь ему бессвязные
обрывки фраз и выражений. Поглаживая, тиская и теребя изрядно
замусоленную и затёртую до дыр баранку своего видавшего виды, зато ещё

                2-16
ходящего авто.
   И по нему было видно, что он, словно снежок под лучами первого
весеннего солнца, таял от охватившего его удовольствия, растворяясь в
блаженстве свалившейся ему на голову удачи, не имеющей больше шансов
на повторение.
   Как будто дверцы рая приоткрылись,
А там, в тени свисающих плодов,
На ложе... вместе с ним расположились,
...Не сосчитать их, лапочек из снов.
   И все они в тончайшем одеянии,
Из пятнышек от солнечных лучей,
Сочащихся через листву платана,
Как огненный, но ласковый ручей.
   И эти очень юные создания,
Очами напитавшись от огня,
Его даруют, млея и страдая,
К себе без страха юношу маня.
   А он – то гладит их, слегка касаясь,
То тискает, как будто хищный лев,
То теребит, игриво забавляясь,
В объятиях ниспосланных тех дев.
   И если бы он знал, что физик с лёгкостью отсчитает ему по прибытии ещё
пять сотен в местной валюте, то превратил бы свою машину в ангельскую
колесницу, способную донести "Х" до намеченного места с удвоенной
скоростью. А если приросшие крылышки надумают при этом самовольно
поменять маршрут, перенеся экипаж на небо – на всё воля всевышнего.
   Расходовать любые деньги, водится, приятней, чем думать днём и ночью,
как горбатиться на них. И в отличие от своего знакомого бизнесмена из
Новосибирска, научившимся притягивать к себе немыслимые суммы через
придуманный для этого Приобье-банк, денежки у секретного физика,
нарушая законы физики, так же, как и раньше продолжали просачиваться
сквозь пальцы!
   А может, сжалилась судьба над "Х" и предоставила ему сорвать
немыслимый Джек-пот? Иль мецената разыскать из ньюворишей с
Приобьебизнесом на поле дураков?
   Увы, и здесь судьба закрыла всё на ключик! Неужто всё действительно
печально? А выход где? Пришлось искать весы. И взвесить, что окажется
важнее. Вселенная иль всё, что есть у "Х" – квартира? Понятно, что наш
физик сделал.
   Единственно надёжный нужен путь.
В отличие от кажущихся многих.
На карте ведь сейчас не что-нибудь,
И явно не похлёбка из столовой,

                2-17
В которой лишь находится вода.
   А всё, что человечество добудет,
И озарит чем жизнь на долгие года.
И имя этой карты – знает стар и млад,
В ней стоны поиска её, стена преград.
И дар, что заключён в последнем слоге.
То слово – Истина.
   И ходит она рядом иль поодаль,
И с физиком играет нашим в прятки.
Не ведая, что тот давно уж в оба,
Отслеживал родименькой повадки,
Играя напоследок с нею тоже,
Как будто бы пока ещё свободной.
Сачок к ней примеряя, пусть украдкой,
Чтоб жизнь её не стала больше сладкой.
   Но времечко – бежит, как угорело,
И роль охотника когда-то перейдёт,
Тому, кто им и был на самом деле.
А жертвы роль – решит сачка полёт!
И преклонившись, да ещё со стоном,
Покажет Истина, кто здесь Учёный.
   А на Великую Пирамиду "Х" вышел не случайно. А после поисков той
соломинки, когда приходится тонуть и ждать спасения больше неоткуда. Да,
именно для того, чтобы выбраться или хотя бы вдохнуть через неё
необходимый глоточек воздуха.
   Неужели и пирамида будет плавать на поверхности воды, как та самая
соломинка? Не знаю. На воду её класть почему-то не пробовали. Да и
серьёзные вычисления не дают на это однозначный ответ. Зато "Х" через неё
намеревался получить необходимое ему спасение! Не было у него иной
альтернативы.
   Понял он это после завершения испытаний у себя дома оборудования,
аналогичного привезённому в Египет. Хотя никаких пирамид в своей
спаленке он, естественно, не возводил.
   Тогда причём тут пирамиды? Зачем переться в край за тридевять земель?
Неужто, чтобы поразвлечься, под видом якобы работы потешить глаз на
экзотических красавиц, запретный плод вкусить? Возможно, да, но первым
делом, как известно – самолёты, для путешествий внутрь самого себя…

                ГЛАВА 3
   А он всё шёл, шёл и шёл. И смастерённые им сандалеты на прочной
деревянной подошве, незаменимые в этой гористой местности звонко
отстукивали размеренные шаги, неумолимо приближая к намеченной,
возможно, великой цели. И так всё просто было в тех шагах и ясно, что мир

                3-18
воспринял их за тиканье вселенского масштаба, как будто заработали часы,
считающие планомерно время до наступления желанного момента. Ну,
скажем, "Х", когда всем станет хорошо. И потому старался радовать его всем
имеющимся доступным арсеналом.
   То птичками, что лили свои трели,
В сражении, чей лучше голосок.
То – “у-у”, неожиданно, чрез время.
Так, впрочем, развлекался ветерок.
   И путник, сам не замечая,
То этим, то порой – другим,
Подыгрывал. И как-то подпевал им.
И продолжал настойчиво идти.
   Лишь Солнце, догадавшись, кто он есть,
Зачем вдруг в этом крае оказался,
Гордыню пораздуло беспредельно!
И свысока, как будто на владенья,
Вновь кинуло свой недовольный взор.
   И тут же спешно скрылось в подземельях,
Случайно чтоб не выказать позор.
И от стыда и мучивших сомнений,
Зарделось, словно алое вино.
   А может, разыскав приемлемый приют,
Светильник бедненький, забросив тяжкий труд,
Ушёл туда, не ведая дорог.
И баиньки, свалившись сразу с ног.
Забыв при этом обо всём на свете!
   А эхо горное – тираннозавр для слуха,
Любило размножаться, приставая, как репей.
Но вот беда –  ни шороха, ни звука,
За столько проведённых в одиночестве ночей.
   На счастье – путник, прямо тут как тут!
Как пёс оно с ним рядом зашагало,
Шаги хватая и глотая на лету.
И стаей их на волю выпускало.
   Но он не обращал ни малейшего внимания на это ритмичное цоканье,
погрузившись в предстоящую ему на следующий день встречу.
   Один вопрос – Имеет ли он право? –
Мерцая, всюду возникал,
И бритвой, раздирая, резал,
И костью в глотке застревал.
И кровью, что от этого стекала,
Безжалостно он мысли наполнял.
   Но надо думать. Медленно тонуть,

                3-19
В безбрежном океане рассуждений,
Где некому спасенья бросить круг.
И путь один – цепляться за сомненья.
   И в этом состоянии он не придал значения незримым переменам,
происходящим у него вокруг. Да так ли это было важно – ну, сменились
звуки шагов на всплески, и что? 
   А он тем временем всё шёл и шёл, отматывая метры. Пока подолы его
видавшей виды туники вконец не отяжелели от напитавшей их воды. И не
случилось тогда вероломного нашествия со стороны вездесущих грозовых
туч. Равно как и встречи с путниками, готовыми ради хохмы обмочить его с
соседствующего холма.
   Просто запутавшись в лабиринте всепоглощающих размышлений, он не
заметил, как в потёмках перешёл с горной тропинки на небольшое, но
достаточно глубокое озеро, раскинувшееся у подножия горы. И теперь уже
вышлёпывал по нему.
   И осознав всю нелепость произошедшего, он непринуждённо по-детски
рассмеялся, вызвав у эха приступы ничем не мотивированного хохота. И
даже на мгновение отвлёкся от поглотивших его дум. Отметив про себя, что
соизволь он в том же состоянии купаться, то мог бы запросто продолжить
своё плескание в свисающей над озером скале. Но это вряд ли оказалось бы
приятным.
   И потому, вернув разбредающиеся мысли в изначальную колею, успевая на
ходу отжимать свисающие подолы своего одеяния, он укрепившейся
походкой направился обратно к берегу, решив, что будет на готовящейся
встрече приобщать всех желающих к неведомой доселе категории,
демонстрируя ради этого чудо исцеления.
   И хоть он не был Секретным Физиком, о котором велась речь ранее, но
слово, с которым он будет отождествляться, станет известно чуть ли не
каждому и тоже будет на "Х". И он в отличие от нашего героя прекрасно знал
всё и умел, и уж тем более такую мелочь, как лечить. Давайте же, однако, по
порядку! Чтобы ничто не оставалось более за гранью нашего понимания.
   И начнём с неожиданного вопроса, который вы себе, по всей видимости,
уже задали, читая предыдущие строчки – А можно ли вообще человеку
избавиться от любого негативного состояния или заболевания? Бьюсь об
заклад, всем ходом своей жизни вы ощущаете, что да. Возможно. Хоть
наверняка и сами удивились промелькнувшей дерзкой мысли. Похвально,
браво! А скажите – слабо ли это сделать лично вам?
   “О, да, мы щас, какие тут проблемы!” –
Не думая, ударите вы в грудь!
И нету никакой у вас дилеммы,
Коль вы как танк, и сходу – сразу в путь!
   Способна ли пред вами устоять,
Какая-то там мнимая преграда?

                3-20
Конечно, нет, вот только бы узнать,
С какой лишь стороны к ней подобраться!
   А кто к тем таинствам ключи имеет?
Ау, признайтесь! Что-то не видать!
Неужто нету вас на белом свете?
Возможно, да, но получается тогда,
Никто секретом исцеленья не владеет?
   Позвольте, а каким тогда ляхом благополучно заживает порезанный или
травмированный палец, когда любимый вами организм не отрастил на
каждом вашем пальце необходимых глаз, ушей и носопырок, чтобы
досконально изучить степень поражения каждой своей клеточки?
   Ведь не ведая, ни сном, ни духом, что произошло на самом деле, организм
навряд ли догадается, как эти нарушения оптимальным способом следует
исправлять! Потому что любой из встречающихся случаев – всегда
уникальный. Но даже и поняв, сумеет разыскать ли подобающие силы?
   Ой, не видать теперь нам чудных наших пальцев,
Да что там – целиком всех ножек-ручек!
Ведь хлебом не корми, нас почему-то тянет,
Чего-то ими тронуть и коснуться!
   А трапеза случится – словно ели мы отраву,
Добавятся к потерям – пузики со ртами.
Возможно и такое – проскользнув, мыслишка,
Расправится с мозгами! Да! Но это уже слишком!
   Но чудо видится – как будто мы живём!
Всё ручкам шаловливым позволяем.
И смерть пугая, что её страшнее пьём!
Экстрима жаждем! И о нём мечтаем!
   Понятно, что подобная неуязвимость нашего организма при любом
неблагоприятном воздействии на него обуславливается тем, что запускаются
какие-то неведомые нам чудодейственные механизмы оздоровления! Хотя
заметим – происходит это не всегда! А только в тех случаях, когда причина
этих нарушения или степень их тяжести организму неизвестны!
   И наш решил наисекретный физик,
Как и любой, будь на его он месте,
Испытывать любимый организмик,
Букетом омерзительных воздействий.
Чтоб разобраться – как же он сумеет,
Из тех фатальных вырваться сетей.
   Другой, наверно б, застрелился,
Иль лучше – вечно был бы пьян,
А “Х” себя безмерно обожал.
И на другое он тогда решился.
   Ведь проще над собою поглумиться,

                3-21
Введя свой организм в самообман,
Вернее в небольшое заблужденье.
   И по нему вовсю б ему казалось,
Что всё настолько якобы плачевно,
Что организм пустился бы метаться,
И дрейфить в тщетных поисках спасенья.
   Осознавая, что его, возможно нет!
Хотя реальная угроза или вред,
Нисколько комара укуса не страшней!
   Тем временем в других кругах и сферах,
Происходило, что пером не описать!
Военщики... Знакомы, видно, с ними!
Не те они, кто ходит в сапогах,
В ком благородство, выправка и стать.
И слово честь в чести. Остались и такие!
   А те, кто на работе планомерно,
Лелеет плод фантазии незрелой,
Где только есть пиф-паф и стоны, крик,
И куча тел, к тому же – не живых!
   Так вот в ряды сообщников своих,
Они с какой-то лёгкостью влекли,
И физиков, чья психика от формул угорела.
   И в этом самом дружеском тандеме,
И искрой вожделения в глазах,
Они как школяры на перемене,
С улыбочкой травили всех и вся –
Направо и, конечно же, налево,
И всем, чем только можно и нельзя!
   Пока случайно не наткнулись на некую необъяснимую странность, облучая
живые организмы излучениями на крайне высоких частотах*, на которые не
может существовать иммунитета, поскольку Земля защищена от
проникновения этих излучений из космоса толщей атмосферы.
   *Речь идёт о частоте 60 ГГц, на которой находится пик поглощения
кислородом**
   Так вот, эти учёные под магическим блеском собственных погон,
научившись по приказу растаптывать в себе островки некогда
существовавшей совести, ожидали потрясающей убиенной силы от
изобретённых ими наичудеснейших воздействий! И словно на грядках –
давили лунки на своих кителях в предвкушении наград. Но, к счастью,
просчитались! И поделом.
   Хотя поначалу, да, возникал желанный этими мужами упадок сил у
испытуемых, всё шло как по маслу. Но затем, увы. Как будто кто-то что-то
там переключал. И наступало всеобъемлющее исцеление, причём не только

                3-22
от текущих последствий тех негуманных экспериментов, но и любых
нарушений, существовавших до этого в организме! И вместо новых медалей
на грудь раздавались выговоры с занесением и отстранением.
   И эти серьёзные засекреченные учёные по долгу важной и ответственной
службы набирали, будто партизаны полный рот воды и, стараясь не терять
самообладания, продолжали надувать щёки. Вот только задуматься по-
настоящему им было недосуг! Да и зачем? Их дело – отдавать честь!
   А несерьёзные – нарушили покой,
Коль ценен на безрыбии любой,
И хлынули кишащею рекой.
Идеи – через край и льют трубой!
Но что с них взять, они же – несерьёзные!
   Одни, мол, говорили – это ж надо!
От излучения такого – чудеса!
Кровь греется мгновенно, да, понятно.
А дальше – начинает клокотать!
Ну, словно закипает! Даже брызжет!
И от неё никак уже не скрыться!
   Да и зачем? Её живая сущность,
Разыскивает немощные клетки,
И лижет, горячо и нежно,
Щеночка словно раненого сука!
   А от заботы тёплой и обильной,
Способна ль хворь какая устоять?
Оно понятно всем и очевидно.
Везде те излученья надо применять!
   И что там, нарушения, болезни!
Послушать если их – любая палка,
Предстанем дивным садом за мгновенье,
Коль ежели кровинушки той капля,
Случайно на неё упасть посмеет!
   Теперь понятна рассуждений нить,
Когда смогли нам просто разъяснить,
Такие всем известнейшие вещи,
Как усиленье кровообращенья!
   Но если истина, оказавшись в пучине примитивной и дешёвой лжи, пошла
ко дну, то даже ради собственного спасения она не позволит себя надувать!
Возможно, удастся её на мгновение и за уши к себе притянуть, но вытащить
из пучины – увы! Вот и упомянутые учёные, не будем выискивать в этом
особый умысел, опустили в своих рассуждениях пустячок! Что при подобных
мизерных воздействиях не может кровь нагреться ни на градус!
   Другие, в одиночестве скитаясь,
Так заплутать по жизни умудрялись,

                3-23
Что более уже дорогу,
К рассудку своему чего-то не находят.
   Но ищут. Сложная проблема.
И так их, бедных, колобродит,
Что лик потупив над какой-то схемой,
Ведут беседы с собственными я.
   И к выводам порой чуднЫм приходят.
Что клеточки – созданья не немые!
Болтают, без умолку, как шальные!
Каким вот только, интересно ляхом?
   А ясно, ведь они хитрющие до жути,
Для трёпа тот же взяли наш диапазон,
Где нет мешающей из космоса им мути!
И слыша излученье от военных,
Хоть это и обычный шум,
В нём различают просьбы о спасенье –
Такой у них, мол, благородный ум.
   А далее – не жизнь, а прямо сказка.
Где страждущим всегда идут навстречу.
И честно, благородно, без отмазки,
Гурьбою всей одну больную лечат. 
   А третьи – в изобилии использовали непонятные загадочные слова и
выражения, чтобы окончательно завести и бросить в дебри непознанного и
неизвестного – информационно-квантовая, резонансно-волновая, био, нано-
энергетическая и тому подобная терапия. В общем, господа-товарищи
балаганные физики, может пойти бы вам лучше на … рынок торговать?
   Хотя на самом деле всё объясняется проще. Если излучения на этих
частотах в природе не встречаются, значит, и организм наш их воздействию
никогда не подвергался. Посему и мыслей у него на сей счёт не имеется –
чем это является, нужно ли с этим бороться и если нужно, то как!
   Интересно, а как бы поступили вы, столкнувшись с аналогичной
неизвестностью? Искали бы поддержки у каких-то неведомых сил, априори
добрых, надеясь, что они-то ведают наверняка, кто виноват и уж, тем более
что делать? Аналогично поступит и любой организм, только тот включает в
себя и просителя, и помощника-заступника одновременно!
   И если проситель, оценив ситуацию, решит, что дело – действительно
швах, заступник всё немедленно исправит. Причём напрямую, не его дело
разбираться в причинах произошедшего и тяжести последствий. Он просто
заново приведёт организм в идеальное исправное состояние в соответствии с
имеющимся у него эталоном. Работа у него такая! Обидно только, что
любимый наш защитник не очень-то нас прям и охраняет... Ладно, с этим мы
ещё разберёмся, а сейчас остановимся на ещё более удивительных
возможностях нашего организма!

                3-24
   То тут, то там до нас доходят вести,
Что вместо стрел Амура, вот беда,
В людей летят не столь чудные стрелы,
А стрелы Громовержца иногда!
Иль электрические провода!
   И кто-то отправляется в тот мир,
Где эти Зевсы странные витают,
А кто-то меж мирами застревает,
Утратив то, что делало людьми.
   Бывает, что случается иное:
И ранее простые человечки,
В себе стрелу почувствовав от бога,
Вдруг осознали: эти стрелы – вожжи,
И взять бразды правления над всеми,
Легко и просто – лишь тяни немножко.
   Тогда любая нереальность,
Из их безудержных фантазий,
С их помощью, извольте, по приказу,
Ведь Зевсов удалось служить заставить,
Родит им чудо. Но уже – реальность.
   И словно как в той самой киноленте,
Не напрягаясь, бровью не ведя,
Рождать посмеют люди из себя,
И молнии, и пламя бесконечно,
Ну, чем они теперь не Громовержцы?
   А кто-то в вожделеньи обмирая,
Пускает слюнки, жадно наблюдая,
Пикантные места у юных дев!
Как будто нет меж ними расстоянья,
И одеянья, до исподней их раздев.
   А дальше – больше, бедных превращает,
В безвольных куколок, о коих он мечтал!
И тащит вероломно в мир фантазий,
За те верёвочки, которые создал,
Где сразу же захлопнется капкан.
   Но, се ля ви – он право это взял!
Вершитель судеб он и Царь!
Сам Зевс! Хоть раньше был и мал.
   Но, к сожалению или радости, как посмотреть, ничего в этом мире
забесплатно не даётся! И при доскональном медицинском обследовании у
таких паранормальных кудесников выяснялась одна и та же немаловажная
деталь – часть мозга, иногда даже бОльшая, оказывалась пораженной тем
электрическим разрядом, который приоткрывал им призрачное очертание

                3-25
дорожки в мир заоблачных иллюзорных богов.
   Или ещё. Попадал человек в тяжёлейшую автокатастрофу или иным
образом оказывался в состоянии клинической смерти и непроизвольно
наблюдал себя со стороны, как будто выходил из собственного тела. А,
поправившись, уже по своему желанию и разумению начинал разгуливать
между мирами, c лёгкостью заглядывая в понравившиеся космические дали,
либо глубинные уголки микромира.
   А вот и стандартная ситуация. Любой человек, поголодав недельки три,
получает в дар от Вселенской Гильдии Волшебников за проявленную волю,
стойкость и выносливость возможность и себя почувствовать немного
чародеем.
   И отправить тогда за ненадобностью сказочных Золотых Рыбок вместе с
Емелинскими Щуками по основному их предназначению – в уху. И запросто
исполнять самому любые свои пожелания!
   Захочешь, козликом ты быть, джейраном,
В неполные свои сто двадцать пять –
А козочек, гляди, любых, желанных,
Насколько видит глаз – и все тебя хотят!
   Радикулит, бессилие – покинут!
Ты – дар небес, и сил – хоть отбавляй!
И что болезни – незачем лениться!
Для денег только руки подставляй!
Тогда билет для лотереи превратится,
В билет на поезд в край безбедного житья!   
   А может, этих чудных магов клан,
Есть в каждом, кто под солнцем проживает?
Возможно. Cуть не в том – гостит она,
Иль в полномочиях хозяев обитает.
   Важнее – все Волшебники у нас,
Работу переделав, отдыхают,
Отлёживая щёки в сладких снах.
Планида, понимаете, такая!
   И спали бы они без просыпа веками,
Носы укутав мягким одеялом,
Пока о них бы все не позабыли.
   Но в дом порою просится беда.
А ведь один у нас он, общий – тело.
Не до спанья Волшебникам тогда!
И засучают рукава те Чародеи.
И тут же сразу с головою в дело.
А принцип прост – разделаться скорее.
Сказать: “Пока”, и вновь отлёживать бока.
Чтоб снова в пару дырочек сопелось.

                3-26
   Только почему-то наша Волшебная Палочка усиленно от нас маскируется.
Создаётся ощущение, что наши Союзники – те ещё лежебоки. А если
серьёзно, наши необычные способности и возможности  надёжно и
глобальным образом заблокированы! Кем это сделано и почему, не суть
важно. Главное – они в обычной жизни не проявляются, если не происходит
нарушений в работе самой блокирующей системы.
   Так вот голод, о котором вначале шла речь, прекрасно снимает ту
блокировку, так как заставляет организм отключать ради экономии ресурсов
то, без чего в данный момент возможно обойтись!
   Иногда нарушения в работе системы блокировок являются
наследственными, а чаще – накапливаются по жизни. Пока их уровень не
достигнет критического. Но у всех, кто обладает выделяющейся из общего
ряда психоэнергетикой, подобные нарушения существуют. И, наоборот, при
идеальном раскладе в сфере здоровья достаточно трудно в тонкой сфере
достигнуть значимых результатов!
   Правда, в последнее время стало модным с раннего детства развивать
описанные выше способности, что имеет под собой основу, поскольку в
юные годы ещё не сформировалось убеждение, что этого сделать нельзя. К
тому же, сам организм, направляя имеющиеся ресурсы на процессы полового
созревания, не очень-то бдительно следит за теми блокировками. И потому
многие детишки без особых усилий достигают завидных результатов в
улучшении своей чувствительности к энергетическим полям и получении
доступа к информационному пространству. 
   Но существует у этой медали и своя обратная сторона. Ведь сил, как и
зарплаты, постоянно не хватает! Так откуда же тогда взяться лишней? Вот
почему психоэнергетическая деятельность, разбуженная в подростковом
периоде, будет отбирать так необходимые формирующемуся организму
ресурсы, что явно не приведёт к полноценному и всестороннему развитию.
   И решил тогда “Х” пойти другим путём, чтобы не было потом мучительно
больно, что не смог он ради светлого будущего человечества стать его
долгожданным гуру. И засел он тогда за книжки об этих самых гуру, пытаясь
распутать секреты их необъяснимых возможностей. И наткнулся вскоре на
описание странного обряда посвящения в Ламы, существовавшего на Тибете.
   Там после долгого наблюдения за будущим кандидатом, дабы
удостовериться в божественности миссии Избранного, его подсаживают на
особую божественную иглу, вернее нанизывают. Прямо головой, простите за
такие садистские подробности.
   И этой иголкой они старательно рыскают по закоулкам тех просветлённых
мозгов, чтобы разыскать и разрушить в них участок, блокирующий
спрятавшийся недалече третий глаз. Известный всем, кроме медиков. И
отвечающий за любые паранормальные способности.
   И коль найдут космохирурги силы,
Приняв для верности достаточно на грудь,

                3-27
То третий глаз прорежется, как милый.
А напортачат – не беда, не обессудь!
Зачем им человек? Им нужно только Око.
Гуляющее в Космосе неплохо!
   И как же “Х” теперь существовать,
Без этакого изобилья глаз?
Хоть брейся, как в Тибете – наголо,
Иначе не сойдёшь за своего,
И первым рейсом – быстренько в полёт!
   “Какой богатый опыт у монахов! Понятный, милый и веселенький до слёз!”
– думал он, представляя, как во всё горло распевает что-то задорное,
разгуливая из конца в конец по бескрайним вселенским просторам. И на
волне этой радости ему не терпелось скорее переродиться в подобного Ламу!
   Только без какого-нибудь там пирсинга мозга или иных не менее важных
частей тела. Заменив его на чудодейственное излучение, о котором  мы
упомянули ранее! Так как оно заставляет наших Волшебников-Спасителей
отключать любые, чуждые организму блокировки, не вникая в их смысл и
предназначение.
   И остаётся подобрать лишь дозу,
Чтоб не напакостить себе серьёзно!
От коей Чародеи б разморились,
Немного прибалдели и открылись,
Тропинку по секрету указали,
Что так искусно где-то затерялась.
В тот самый мир, отколь пожаловали к нам.
   И хорошо, что у секретного физика были настоящие друзья, которым он
мог доверить свои потаённые планы и чаяния! От которых помощь, в случае
надобности, последует незамедлительно! Что и является, пожалуй, самым
важным в подобной затее! А сделать соответствующую аппаратуру или
пополнить на всякий пожарный запасы медицинских препаратов для
экстренной помощи – дело второстепенное...

                ГЛАВА 4
   “Какой у меня замечательный намечается день! – подумал секретный
физик, производя окончательную отладку своего оборудования перед
запланированным на следующий день включением. – Заодно и с другом
институтским посидим. Давно не видел, покалякаем. Если только удастся
ему прорваться через заросли неизвестного науке существа. Под названием
“грязь”. За которым увлечённому человеку не угнаться.
   Грязь – она священна. Не зря почитаемые святые не мылись. Не говоря уже
о санитарной обработке жилища. Потому что знали – стоит на неё покуситься
– придёт беда. Силы зла не дремлют. И караулят каждого, и вечно стерегут,
набрасываясь, стаей, их когда не ждут. А у горемычного – нет уже

                4-28
защитника. Союзника, который жил с ним с сотворения веков. Тютю. И сам
он в этом виноват.
   Зато у меня есть пылесос! И друг в придачу! Вот пусть они меня отныне
защищают!” – продолжал нести приходящую на ум околесицу “Х”, понимая,
что уборку к приходу товарища провести всё равно необходимо. Не обращая
внимания на время, он увлеченно вылизывал последствия своего странного
сосуществования с заполоняющей всё и вся неприятной особью, пока часы не
пробили полночь.
   “Ничего себе! – удивился физик своему припозднившемуся мероприятию.
    – Пора завязывать! Полночь! Пятница, тринадцатое! А ведь – и, правда,
если календарь не врёт! Луны мне только полной не хватало! – и раздёрнул
занавеску. – Полнолуние. Так и знал”!
   Мусоропровода в доме не было. Приходилось бегать с ведром во двор. Так
и сейчас. “Х” уверенной походкой направился к бачку. Но не проследовал он
и половины пути, как заметил там освещённого луной человека. Обоюдно. И
не успел “Х” толком ничего сообразить, как тот выхватил из урны кусок
толстого битого стекла и направился к нему.
   “Здесь бокс не поможет, да и ноги тоже! Куда ж я убегу на ночь глядя?
Только домой!” – пронеслась мысль у секретного физика, и он на всех парах,
бросив посередь дороги мусорное ведро, устремился к подъезду. Но,
находясь лицом к двери, он не заметил, как другой незнакомец вынырнул из-
под тени козырька. Ещё мгновение, и “Х” пронзила резкая боль в шее.
   Перед глазами поплыли светловатые пятна, тело, как оставленный без
присмотра мешок, стало заваливаться, и последними словами, которые он
услышал, были: “Присядь с ним, подопри его плечом. А я тогда вас сверху
обхвачу! И можно будет открывать дверцу. Главное – в неё поместиться!
Поэтому – следи внимательней за его руками и остальным. Не хочу, чтобы
мы потеряли что-нибудь по дороге”.
   “Х” открыл глаза. Никаких результатов. “Хоть глаза коли. А может, их
действительно, того? – промелькнула мысль, растекаясь по телу холодным и
липким потом. – Но вроде ничего не болит. Да и в шее – тоже никаких
ощущений”. Ощупав свои глаза и заметив появляющиеся при надавливании
на них красноватые всполохи, он немного успокоился.
   Мысли казались логичными и чёткими. Голова работала. Он полулежал на
полу какой-то сферы, явно металлической, размером не более полутора
метров. Один. В полной темноте. Сам он сюда не приходил, остаётся одно –
сюда его каким-то образом переместили. Но кто и зачем? Сегодня не первое
апреля, и логика у происходящего обязательно должна присутствовать.
   “Эй вы, любители копаться в мусорных бачках, товарищи аль господа, ау!
Зачем я вам? Я – чистый” – начал было декламировать физик, но сразу 
осёкся. Это было излишним. Слышать его никто не мог. Но всё равно
следовало действовать. И тут его осенило! У него были спички! Да, целая
коробка! И пусть он не курил, но ковыряться, коль задумался, в зубах –

                4-29
благое дело.
   Спички, к счастью, оказались на месте, но расходовать их требовалось
рационально. Сняв с руки часы, “Х” стукнул ими со всего размаха о сферу.
Кроме хруста стекла – никаких звуков. “Либо стена толстая, либо с
неизвестными мне свойствами” – заключил он. После чего разодрал, не
снимая, майку на лоскутки и зажёг спичку, поджигая один из них.
   Металл был ровным, без изъянов, идеально отражающим свет. “Скорее
всего – серебро. Хотя – кто его знает! Главное – с таким блеском не бывает
магнитных материалов” – отметил он. После чего отделил стрелку от
циферблата, плюнул на запястье и положил её туда плавать. По идее – она
всегда немного намагничена, из-за чего разворачивается по сторонам света.
А тут – полная индифферентность.
   “Получается – нет магнитного поля? А разве такое возможно? Где его нет?
Пожалуй, на Луне! Но тогда я ничего бы не весил! А если гравитация
искусственная? – пронеслась очередная догадка, навеянная, по всей
видимости,  воспоминаниями о полнолунии. – Но если так – что мне тогда
делать? Не знаю. За исключением одного – задачу мне решить не под
силу. По крайней мере – сейчас. Не хватает данных. Важней другое – как
выбраться на волю? А как сюда я смог бы залететь, когда темница оная без
окон и дверей? Хотя, постой, один из нападавших что-то говорил о входе.
   А не для того ли я в этом устройстве, чтобы с его помощью отправиться в
родные пенаты... с ещё недоубранными пыльными феями и гномиками?
   Вдруг мои похитители, расквитались со своими грязными делишками,
возомнили себя напоследок немного джентльменами! Спасибо им за это в
кружочек!
   Итак, надо представить свою кроватку. Чего я точно не умею! Тогда проще,
– рассуждал “Х”, застёгивая остатки часового механизма, – буду мысленно
изменять информацию о наличии меня здесь на наличие меня в другом,
нужном мне месте – на полу, в центре своей спаленки. Со всеми
прибамбасами и причиндалами, что мне принадлежат по праву. Не в чём же
мама родила по космосу бежать!”
   Словно потеряв округлую опору, “Х” плюхнулся спиной об пол. Но как же
это было здорово! Смотреть на свет, струящийся из люстры! И радоваться –
жив! А может – это сон?
   Сожалея, что тот был на редкость скоротечным, физик взглянул на
будильник – 0.13. Затем задрал рукав рубахи – и чуть не порезался. Часы
вдребезги. И майка, вдобавок, свисала лохмотьями. Открыв дверь, он
молнией выскочил во двор – прямо на проезжей части валялось брошенное
ведро. И радовало только одно: кожа на шее оставалась девственной.
   Правда, на полу его спальни каким-то непостижимым образом оказались
все без исключения недостающие компоненты часов, лоскутики и сажа, в том
числе от спичек. И как к этому относиться? Как к полному отсутствию
доказательств реальности произошедшего? А если этого действительно не

                4-30
было? И всё случившееся – игрищи сознания? Похоже. Всё к тому и
подводит.
   Ровно месяц назад, в такую же ночь, “Х” проснулся от навязчивого
ощущения, что со всех сторон к нему просачиваются некие невидимые
ниточки. И явно не с дружелюбными намерениями. Напротив его лица,
словно нацелившись, висел и возможный виновник, источающий холодный
завораживающий свет. Задёрнув занавески, он попытался уснуть, но тщетно.
Ощущения не проходили.
   На следующий день “Х” предусмотрительно заменил полупрозрачные
занавески на чудом сохранившиеся у него плотные шторы – результат
оказался прежним. В определённый момент он всё равно проснулся. Света в
комнате не было, но догадка подтвердилась – луна, как и днём ранее
притаилась за шторой.
   “Да, – рассуждал “Х”, – со мной-то как раз понятно, психика зафиксировала
определённый сценарий и теперь его с удовольствием отрабатывает. А как с
остальными? Не все же такие слабонервные. А что, если не только свет
исходит он этого ночного наблюдателя? Не зря же слагают о Луне легенды!
И хорошего в них мало.
   Но это всё лирика. А наука... она тоже почему-то с ней солидарна.
Местоположение Луны, её размеры и параметры орбиты – не случайны. Она
всегда повёрнута к нам одной стороной, поэтому Земля для их наблюдателя
вечно висит в одной и той же точке небосвода. Так почему бы за нами не
наблюдать? Подобная ситуация только на спутниках Марса. Может – тоже не
случайность?
   Все крупные спутники в десятки и сотни раз меньше самой планеты. Кроме
Луны – она всего в 3,66 раза. И равна в точности видимому размеру Солнца.
Может, в затмениях действительно существует особый сакральный смысл?
   А малая масса Луны? Не о пустотах ли это говорит? И в то же время там
найдены аномальные концентрации массы под поверхностью. Что это? Не
баловство ли чьё-то с гравитацией?
   Лунные моря. Застывшая лава, покрывающая только видимую часть.
Странно. Да и с такими размерами небесные тела изначально холодные. А не
бежал ли наш спутник из других систем, ошпарившись взорвавшимся
светилом? А здесь ему комфортно...
   А на обратной стороне – сплошные кратеры. Расположенные по квадратно-
гнездовому принципу, как при посадке овощей. И увеличение диаметра
воронок с десятка до сотни километров не приводит к увеличению глубины.
Как будто упираются они во что-то. Не в тот ли панцирь, служащий защитой
от упомянутого выше кипятка в виде нейтронного и гамма излучений?
   И почему американцы до сих пор не повторяют свои поросшие мхом
лунные подвиги, если верить, конечно, что они были?”
   Но “Х” не стал копаться в хитросплетениях собственной психики,
связанных с полнолунием, и уж тем более – не скупал запасы чеснока в

                4-31
магазинах. И рост щетины на ладонях его почему-то не волновал. Он, как
настоящий физик, принялся за доскональное изучение обстоятельств своего
ночного путешествия. И понял – в доме подобным образом рассандалить
свои часики он бы не смог. На полах – линолеум. На стенах – ни царапины,
равно как и на часах извёстки. А за молотком приходил вчера сосед.
   На улице, возможно, да, но там был сильный ветер. И стрелку б сдуло, и
огонь не разгорелся, а если бы зажёгся – сажу разнесло.
   Но какие тогда грязные делишки с ним вытворяли? Не просто же его
таскали, чтобы поглазеть? И где он побывал? И решил записаться наш “Х” на
обследование, в президентскую клинику, на лучший на тот момент томограф.
А пока суть, да дело – протестирует ещё раз своё оборудование.
   И пусть любая сказка сказывается быстро, а дела, естественно,
затягиваются, но и для нашего физика наступил тот долгожданный момент,
когда оставалось только улечься поудобнее, расслабиться, надеть на голову
шлем и включить тумблер.
   И он этим не преминул воспользоваться! И сказав: “Поехали!” – Он
взмахнул рукой, чтобы со всего размаху обрушить её на ничем не
провинившийся рычажок тумблера.
---
   Где-то вдалеке протяжно и неспешно струился звенящий ручеёк, наполняя
слух необычайно певучим и приятным звучанием. Как будто на армянских
дудуках, забыв о времени и, погрузившись в вечность, самозабвенно
выдувались одни и те же знакомые до боли переборы, пусть и слабо
различимые, на уровне шёпота. И трудно сказать, насколько иллюзорным
являлось такое восприятие. Может, именно так и звучит напряжённая
тишина?
   А над головой в заоблачных далях показались светловатые прогалинки,
словно снежинки, рассеивающие на себе не доступное взору пульсирующее
холодное свечение.
   И эти снежинки неестественно медленно, перебирая своими спонтанно
возникающими тут и там мутноватыми ножками, влекомые необъяснимым
зовом, свободно падали, напоминая островки молочного тумана,
опускающегося откуда-то сверху. И этот туман по мере продвижения вниз
стекался в тончайшую прерывистую струйку. Мгновение – и она коснулась
темечка!
   И вместо колких ледяных кристаллов,
Иль может – ощущения тумана,
Прикосновенье это оказалось,
Сродни любовной страсти познаванья,
   Бросающей с озноба прямо в жар!
Как будто разгорается пожар!
И пламенем которого объятый,
Ты, раскрасневшись, радостно горишь,

                4-32
И слиться с ним торопишься, спешишь,
Не обжигаясь, даже не сгорая.
   И ловишь каждый миг, в нём растворяясь,
Лелея всполохи чудесного огня,
И мысль пульсирует одна –
Ещё, ещё, с тобой мне очень сладко!
   И заметив, что разглядывает себя со стороны, как нарисованного в полный
рост, осознавая, что находится при этом в кровати, физик нисколько не
удивился. Как и тому факту, что эта тягучая струйка, словно его мысли
являлись для неё хозяином, послушно выполняла любые, даже самые
немыслимые распоряжения. И, продолжив своё движение по организму, она
продолжала оставаться в нём такой же видимой и горячей, как и вовне. А до
чего забавно было развлекаться, пуская лбом, глазами и пальцами фонтаны
этого струящегося света!
   “Интересно! – подумал он. – А зачем я пускаю те волшебные лучики? Ведь
я же здесь совсем не для этого! А тогда для чего? Неужели что-то может
быть важнее той детской радости, возникающей от созерцания этой чистой
молочной реки, раскачивающейся из стороны в сторону, как будто окружают
её сказочные кисельные берега?
   И может что-то чище быть на свете,
Той искренней, желанной теплоты,
Что разливается нежнейшей негой,
По закоулкам тела и души?
   Конечно, нет! Когда в бескрайнем море,
Где тело – это те же берега,
Разгуливают, водят хороводы,
Неведомые волны из родного,
Как будто материнского тепла!
   Но это пахнет детским, а я взрослый!
Затеял это всё не для того,
Чтоб детство не доигранное вспомнить!
Мне просто надо выяснить одно –
Причину, по какой я – “не такой”!
   Ещё вопрос – из-за чего мой мир,
И всё, что в мире связано со мной,
Ведёт, как будто создан не людьми,
Так кто же я? – Преступник иль Герой?
   Такое впечатление – мой путь,
Важнее всех законов мирозданья!
И кто-то просто должен меня пнуть,
Натаскивать на что-то, обучать.
   Чтоб в нужную кому-то иль чему,
Злосчастную ту жизни колею,

                4-33
Из коей я отбился невзначай,
Туда же меня силой возвращать!
   И бить меня бессчётно! Иногда жестоко!
Так справедливо это, хорошо иль плохо?”
   Увлёкшись своими рассуждениями, “Х” не обратил внимания, что
необычный поток, поступающий к нему, из разреженного молочного тумана
стал превращаться в плотную огнедышащую реку голубоватого цвета, будто
из сопла кислородно-водородной горелки. Которая расширилась к тому же до
контуров макушки головы.
   А перед взором, внутренним, которым он всё это наблюдал, стали
проявляться контуры чего-то совершенно нового и незнакомого, вызывая
инстинктивное сопротивление и шок от неожиданного столкновения с
неизвестностью. И этот шок, играя с чужеродными картинками в одной
команде, обезоруживал и шансов никаких, увы, не оставлял.
   И день ли это, ночь, не знал он. Потерялся.
Где жизнь, где небыль, где мечта, иль явь.
Водоворот мельканий, как в нём оказался?
И тонет “Х” наш, выбраться не может вплавь.
   Чем больше задавал он вопросов, кем является в том нахлынувшем на него
непривычном мире, тем призрачней и тоньше становилась ниточка,
связывающая его с известным до этого прошлым. И на какое-то мгновение
наш физик ощутил себя уже другим индивидуумом, хотя, как ни странно –
тоже физиком. Тем, кто пришёл к нему в тех призрачных картинках! Но
только на какой-то миг.
   Потом опять таким, как был всегда.
Что сил прибавило ему бороться,
Не зная с чем, и не догадываясь, как.
И он боролся, возомнив, что великан,
Собрав всю волю из последних сил в кулак.
   И сломленные сказочным напором,
Картинки тускли, превращаясь лишь в мазки.
И дёргаясь в конвульсиях, все хором,
Как в битом зеркале распались на куски.
А дальше – больше, собираясь в капли,
Они в свой мир, откуда родом, испарялись.
   Минута – и опять земная темнота.
Вернее – друг, коль сильно приглядеться,
И шанс – с ним разложить всё по местам,
Придётся – восстанавливать дар речи,
Утраченный от массы впечатлений:
   “Ой! У меня сознание двоится!
Не знаю, где там я, а где не я!
Ну, тот, похожий вроде на меня,

                4-34
Всё борется, но что-то матерится,
Другому б – хвастовство пора унять!
Так кто же я? Ты можешь разъяснить мне?”
    И голос друга, с ноткой Левитана,
По полочкам расставил всё исправно:
   “Мишутка, миленький, ну хватит, не грусти!
Ты – это ты. И им останешься навеки!
Постелька в помощь, так расслабься на мгновенье!
И все сомнения не преминут уйти!
   Раз с глюками ты раньше не дружил,
То неоткуда взяться им и ныне!
Щипать себя не следует, пойми,
Здесь нету нереального в помине!
То память... Не забудь, что вновь увидишь!”
   “Я слушаюсь тебя, на всё готовый!
И сделаю всё так, как ты велишь!
В моей, уж точно, “правильной” головке,
Найдётся для пометок чистый лист!” –
   Окончательно повеселевшим голосом ответил “Х”, принимая удобную позу
на своём диване, оказавшемся кораблём, которому подвластны и
космические дали, и самые далёкие глубины подсознанья. И этот дивано-
корабль, осознав в себе формы любимого капитана, не мешкая, возобновил
необычное плавание.

                ГЛАВА 5
   Шея у “Х” давала о себе знать, незаметно, постепенно, но настойчиво
завоёвывая всё новые и новые позиции. Нет, она не болела. Отнюдь.
Лёгкость и подвижность были, как всегда, на высоте. Но что-то незримое,
выходящее за рамки обыденного уже ощущалось.
   Да, ощущения – пока что не наука.
И психика – та грань касания миров,
Где всё, являясь следствием, рождает и причину,
Короче – где сам чёрт не разберёт.
   А “Х” наш – с творческим началом.
Отличие его – он ощущает,
Во всём – богатый, внутренний свой мир,
В котором постоянно пребывает,
И тропки где все, закоулки знает,
И где найдёт желанный ориентир.
И психика не будет здесь преградой.
   И если бы наш физик был обычным человеком, то перемен после
загадочного выкидывания мусора он бы не заметил. Потому что в реальности
их не было. В обычной жизни. Когда жил он, как и все. Но стоило ему

                5-35
переключиться на творчество – начиналось необъяснимое.
   Нет, это не касалось поголовно всех начинаний в этой сфере и случалось
только во время размышлений об устройстве мира, его взаимосвязях или
своём месте в этой цепи. Мышцы шеи при этом мгновенно напрягались,
сопровождая каждую подобную мысль. Казалось – мышление вызывало
зарождение чего-то важного в позвоночнике, которое теми мышцами затем
проталкивалось в голову. И худо-бедно этим важным наполняло.
   Но стоило только на энергетическом уровне пытаться это мироустройство
корректировать – мышечные потуги сразу же упирались в непреодолимую
стену. И так всегда, без всяких исключений. И, теряя силу, корректировка
через эту злополучную шею не проходила.
   Вряд ли подобные ощущения являлись следствием навязанного психикой
сценария. Но тогда какое объяснение происходящим у него изменениям, если
воспринимались они на подсознательном уровне явно негативными? Задача,
ясно – не из лёгких. Но разве может что-то выбить “Х” из колеи, вырытой его
напором и целеустремлённостью? Особенно сейчас, когда стало всё
понемногу налаживаться...
   Первая попытка обследования желаемых результатов не принесла,
несмотря на то, что томограф действительно выявил прикреплённый к левой
сонной артерии шарик, диаметром миллиметра два. Глупо было ожидать
здесь реальной помощи от самих медиков, которые комментировали
результаты обследования лишь дружным заливистым смехом. 
   Мол, делать что ли, нечего от счастья?
Коль завалялся денежек мешок...
А впрочем, братец – это хорошо.
Мы рады, приходи, поизучаем.
А шарик – ничему тот не мешает,
Какой-то жировик, скорей всего.
   Нужны были иные подходы. А ему было сейчас далеко не до этого. Он был
занят осмыслением состоявшегося накануне включения созданной им
установки. Так вот. После того, как “Х” по велению своего друга перестал
сопротивляться поступающей ему информации, её поток снова возобновился.
   Всё происходило, как и в первый раз, только сознание, получив теперь
особое на это благословение, равномерно истекало со всего тела какими-то
мягкими белесыми ниточками, формируя на горизонте слабо различимые
ватные образы пассивного наблюдателя и источника вопросов “Кто я и
откуда”.
   Контуры тела и окружающей обстановки медленно таяли в поглощающей
их пустоте. Как немой, но прожорливый хищник, подъедая последние звуки,
отовсюду надвигалась космическая тишина. Время словно провалилось в
обволакивающую тягучую дремоту. Казалось – ничто не выведет его теперь
из этого ленивого равновесия.
   Как вдруг лавинообразно стали нарождаться мириады похожих на ртуть

                5-36
блестящих шариков, которые, лопаясь, тут же выплёскивали гамму тысяч еле
различимых цветовых оттенков в непонятно откуда появляющиеся тут и там
переменчивые формы. Ниточки сознания, как сперматозоиды, потянулись к
ним, проникая и оплодотворяя, рождая при этом необычайно твёрдые и
спокойные мысли. Вроде бы тоже учёного, физика. Но кажется, другого. А
впрочем...
---
   Умиша, ощущая лёгкие и приятные касания к своим глазам и догадавшись,
что виной тому – полёт излишне сладостных фантазий его самоласкающегося
одеяла, отметил про себя всё ту же банальную истину. Что жизнь, как ни
крути, действительно прекрасна. Независимо от того, какие в этой жизни мы
сами. И лениво потягиваясь и зевая, начал нехотя разлеплять глаза.
   Не вставая с постели, он кое-как нащупал под примятой подушкой пультик,
дабы, приоткрыв окошко, вдохнуть необходимый ему глоточек
живительного воздуха. И этот воздух, словно струящийся ручеёк, стал
пробивать себе кратчайшую дорогу к разморившемуся ото сна Умише.
   Да и не только воздух – огромное светило, словно блюдце с насыпанной на
него рябиной изо всех своих солнечных сил тоже пыталось протиснуться в
полуоткрытое окно, горя, несомненно, желанием, его поприветствовать. И
Умиша, догадавшись об этом, поддался вперёд, прищурив
предусмотрительно глаза, ища ими встречи с любимым Солнышком, давая
возможность дотронуться ему лучиком-лапкой для приветствия.
    “Ну, здравствуй, Красное! Всю ночь я тосковал.
Казалось бы, без видимых причин!
И лишь сейчас вконец я осознал –
Что сердце у меня не так стучит!
   Ещё вчера оно не так забилось,
Когда твои волнующие губы
Коснулись... и оно в тебя влюбилось.
Как в розовое ласковое чудо.
   И в нём... как будто роза распустилась.
И потому о, милое, замри,
Останься, никуда не уходи!”
   – Поздоровался Умиша, сожалея, что не в состоянии добавить так
необходимого сейчас светилу здоровья. А тут и другое солнце, бело-голубое,
размером с теннисный мячик и такое же шустрое, решило не отставать и
тоже заглянуло в окошко.
   Но, догадавшись по слегка прикрытым векам,
Что здесь прохаживался огненный братишка,
Расстроилось немного, потускнело,
На миг каким-то облаком прикрывшись.
Но вскоре, как и раньше, заблестело.
   И, пересмотрев первоначальные планы, послало на Умишины занавески

                5-37
пронырливые лучики, предвкушая для них раздолье и непочатый край для
игр и забав. Те же только того и ждали, устроив со своими красными
собратьями соревнования по бегу. И Умише ничего не оставалось, как стать
для них добровольным арбитром.
   До чего ж забавно было за ними наблюдать! Чистые и мягкие алые, равно
как и тёмно-красные, до вишнёвого оттенки, словно языки огня в камине,
медлительной и неспешной походкой перемещались с одной занавески на
другую. Но, встречаясь с сияющими бело-голубыми, они как дети резвились,
демонстрируя переливы от лиловых до малиновых оттенков, отчего и
Умише, глядя на них, хотелось отправиться за ними в лучезарное детство.
Только своё. О котором, увы, никто на его планете не помнил. И выкинув из
головы грустное, он снова настроился на позитив.
   К этим двум, правда, существовало ещё одно, охристое, еле различимое и
тусклое, однако его на горизонте сегодня не замечалось. Но даже этой
весёлой парочки оказалось достаточно, чтобы, окунувшись в созерцание их
завораживающего естества, затеряться где-то на развилке прошлого,
настоящего и будущего. Хотя бы на мгновение, пусть и короткое, но так
необходимое порой!
   Казалось бы, что стоит любоваться этим и в другое время, ведь небесные
светила планомерно прохаживаются по небосклону. Увы, в круговороте
рядовых, вполне обычных дел бывает даже трудно тормознуть, чтоб просто
отдышаться. И уж тем более отвлечься на иные, пусть и важные дела!
   Но сегодняшний день на календаре у Умиши был отмечен подрисованной
улыбкой. А значит, о делах в этот день не мешало бы благополучно
запамятовать. Ведь как-никак сегодня – его стомиллионный день рождения,
хотя по земным меркам его возраст составил бы почти 600 миллионов лет.
Так вот, чтобы нам не запутаться в различии дат, в дальнейшем будем
отсчитывать время по привычному для нас земному календарю.
   Вообще-то время рождения у всех на планете было одно, но даты почему-
то разные, и возраст, как ни странно, тоже. С датами – понятно. У каждого
были свои любимые времена года или значимые события, на которые
назначалась эта памятная дата. А с возрастом... Умиша, например, каждые
шестьсот миллионов лет свой возраст обнулял. И начинал, как с чистого
листа.
   Интересно, а как после прочитанного описания Умиши рисует его ваше
воображение?
   Уж точно явно белым, как мукА,
Забавного с улыбкой старичка,
Лежащего с утра до вечера в постели?
Который, чтоб размять свои бока,
Пускает кочерыжки-ножки в дело.
   И их, передвигая, сколько сил хватает,
Всё шаркает, другого не дано.

                5-38
И думает, и думает, без цели,
Столкнувшись с неспособностью в ином,
Как впрочем, в столь почтенные года бывает!
    Ну, вот, большая вам прежирнейшая двойка! За проницательность! Вернее,
за отсутствие её! Потому что не пробежала и близко ваша мыслишка с той
удивительной нереальной реальностью, что обитает в их загадочных мирах.
Где Умиша предстал бы перед Вами в элегантном блеске всех граней своего
изысканного шарма! С отточенными усиками, утончённым носом. И лет так
где-то двадцати восьми! В котором вроде бы на первый взгляд особенного
ничего не показалось! Хотя глаза – уж точно исключенье.
   Таких не сыщешь во Вселенной никогда!
Они весёлые, как будто у ребёнка,
От счастья ломятся, как в зрелые года!
И источают мудрость, незатейливо и тонко,
Как точно у того, кто прожил о-го-го!
А вот печати от старенья – ни следа. 
Понятно, что иначе невозможно,               
Умише столько лет существовать!
   Но вы мне возразите: “Как же гены?
Ведь в них же накарябана умело,
Не важно кем, не важно и зачем,
Программа, хоть и постепенной,
Но самоликвидации совсем.
Та чаша миновала лишь бактерий,
И нет у них программы разрушений!”
   А у Сурян* – присутствует та “штука”,
Пусть это и покажется вам странным.
Но у неё есть кнопка-выключатель,
И жестко та – в позиции “отключен”.
   *Сур – планета в тройной звёздной системе, состоящей из красного
гиганта (ныне белый карлик), бело-голубой звезды и не открытого пока
(земными астрономами) коричневого карлика, потому что на текущий
момент он погас, став чёрным. По всей видимости речь идёт о звёздной
системе Сириус А – Сириус В. Сейчас видна лишь бело-голубая звезда, хотя
Птолемей её описывал, как красную (ту, которая была в его время). **
   А щёлкнуть тумблером Суряне не пытались!
Зачем, потребности в том не было ничуть!
А посему и жили, сколько б ни желали,
Глотая жизни льющуюся суть!
   Вот только в памяти у них, была поломка!
Ведь жизнь длинна! И в ней потоки знаний,
Рождают ежедневно океаны.
Которые на байты не измеришь.

                5-39
И льются те потоки в бедные головки.
И грязью расплываются, в комках и беспорядке!
И где там, что – никак не разберёшь!
Не хватит жизни, может и десятка,
Чтоб сделать там как надо сортировку.
А разум мается. Хранилище в упадке.
Что делать? Как понять? А, впрочем, не поймёшь!
И ничего по сути не изменишь!
   С подобными трудностями сталкивался и Умиша.
   Но вот ему, ценившему порядок,
Достаточно всего лишь было дня!
Из кучек чтобы всевозможного хламья,
Что в голове бесхозно прозябали,
Построить в сказочном величии дворец.
Где в комнатах по полочкам лежал бы –
Заранее продуманный ответ.
И путь к нему от всякого вопроса,
Всегда бы ведал посланный гонец.
А тут как, кстати, важный юбилей.
Ура, удача – найден этот день!
   А тем временем их заботливое светило расхворалось уже не на шутку.
Видно взяла его в оборот тоска дремучая от однообразного выжигания
термоядерного топлива. Может – это перестало быть модным, либо
актуальным. Или ещё хуже – озлобилось оно почему-то на Сурян! По всей
видимости, из-за съедающей его, как собственные пятна, зависти в
отношении величия населяющих его систему!
   И разгорелось у этого Солнца маниакальное устремление доказать,
неизвестно только – кому, что не лыком-то оно шито! И довольное, потирая
шаловливые протуберанцы, запустило оно в топки время, отпущенное для
цивилизации, находящейся у него под боком. И плевать, что это боком
выйдет для Сурян! А тут ещё и судьба пошла на сговор с этим болезным.
Кошмар, короче, да и только!
   А Суряне, продолжая заботливо ухаживать за здоровьем любимого светила,
бросали все имеющиеся у них силы на замедление течения того
разрушительного процесса. Но полностью избавить его от напасти было им
не под силу. И момент той ужасающей истины, сколь его ни оттягивай, всё
равно, в отмеренное судьбой время наступит.
   И тогда, некогда заботливое солнце, сбросив из-за тяжёлой неизлечимой
болезни весёлый розоватый румянец и изрядно истощав, забудет навсегда о
существовавшей доныне нежности и ласке. А, оставшись наедине со своей
всеразрушающей злобой, окончательно потеряет последние силы
сопротивляться неугомонному и бешеному вихрю уготованной ему судьбы.
   И закрутится оно, завертится в этом убыстряющемся вихре, подкручивая

                5-40
себя, как волчок, выплёскивая наружу время от времени накопившуюся в нём
ярость в виде рентгеновского излучения, пока не исчезнет в звёздном
окружении последняя живая душа.
   А как тогда продолжится существование цивилизации Сурян, если не
останется жителей на Суре? Конечно, никак! Потому не видится иной
альтернативы, как загодя найти для них местечко поспокойнее! Где была бы
возможность по новой пустить корешочки.
   Чем Моск, учёный с той обречённой планеты и занимался! Ему, как
впрочем, и соратникам-сподвижникам проблема на тот момент
представлялась не сложней чем нам, Землянам, пареная репа! Мол, посади
всех на космический корабль, глаза наполни радостью – и в путь!
   У нас тот замысел удался бы на славу, но вот на Суре, к сожалению, увы! И
выяснилось это лишь тогда, когда маховик операции по спасению сильно
поредевшего к тому времени населения Сура был раскручен уже на полную!
   И не было это чьим-то недочётом или тем более ошибкой. От этого Суряне
застрахованы. На все сто. Причина в другом. Хотя её зачастую не принимают
во внимание. И является ею сама жизнь – тот шутник, который, улыбаясь,
заставляет нас расслабиться, не дав заметить ножик за спиной. А сам тем
временем выбирает на редкость неподходящий момент, чтоб нанести
припрятанный загодя удар, не прося у нас никакого позволения. От которого
и остаёмся мы за бортом событий, не успев должным образом среагировать.
   Так случилось и с Моском. Когда до эвакуации Сурян оставались лишь
считанные моменты, открылись не предвиденные никем те самые
обстоятельства.
   И радости в глазах – как не бывало!
А сколько сил потратили они,
Плетя спасенья действенного нить,
А выяснилось, что в неё попали!
А в паутине – шансов никаких.
   А начиналось! Новенький корабль!
В шампанском утопает и цветах!
Достойная надежда на спасенье!
Но колесо судьбы, вдруг, отвертелось!
А с ним и в дом наведалась беда!
Но для кого-то – сущее везенье!
   Простите, я частенько забегаю вперёд, постараюсь не допустить этого в
дальнейшем, иначе арбитр зафиксирует у меня фальстарт! И заставит
раскручивать повествование по новой. Зачем дразнить гусей, коль в клюве их
свисток, к тому ж на лапках – красная повязка! Не проще ли действительно
вернуться к Умише!
   “Да, что-то мой мыслительный процесс никак не вкладывается в
проложенную для него колею, всё мечется, мечется из стороны в сторону, а
двигаться вперёд не собирается! Придётся его в заветную колею

                5-41
вколачивать! Или каким-то иным образом настраивать! –
   Смекнул Умиша, выходя из сна. –
А не рискнуть мне, в ротик что-то взять,
Весёленькое что-нибудь такое,
Ритмично языком – туда-сюда,
Приятному отдаться поневоле –
Навряд ли только это мне поможет!
   К тому же, будет сильно отвлекать!
Давненько этим я не занимался!
Могу не вспомнить, что, куда и как!
Ушло в былое, как я перебрался,
Хотя, как сон, ещё дурманит память,
Приятный след о неких леденцах,
Струящийся, как розовый туман!
Какой же выход выбрать мне тогда?
   А выбор – если будет из чего!
Да, есть, родимый, как же без него!
Готов я поделиться тем секретом!
Запомните! Есть способ. Он простой.
Проверенный веками, без сомненья!
Стаканчик ставлю, явно не пустой!
И зрю. Как утекает с быстротой,
Его бесценное, как мудрость наполненье.
   И мысли поспешат выстраиваться в ряд,
Как в очередь за чудом этим жидким!
И точно ни одна не скроется тогда,
От взгляда, протрезвевшего с напитка!
  Но стоит мне достойную нащупать,
Я сразу же наброшусь на неё –
На полочку её, чтоб не попутать,
И так её, и сяк, поехало-пошло,
Вот это наслажденье! Решено!
   Осталось мне напиток приготовить. А что наиглавнейшее в нём, ну-ка,
угадайте? Наверно – вкус. А вот и фигушки! В напитке важно всё! И вкус
его, и аромат, и цвет! Короче – полная пол-литра... Хотел сказать – палитра!
Вот только где мой замечательный мольберт? – продолжил он свою
непринуждённую беседу, доставая из шкафчика не отмытый от пыли, но не
ставший от этого менее любимым, гранёный, трепетно обласканный стакан.
   – И спрашивать не буду, ясно и без слов,
Кто лучший живописец во Вселенной!
Таков уж Мироздания Закон!
То – Истина! Сколь ни было бы всяких там миров!
   И налив в стакан обычной водопроводной воды, он принялся на глазок

                5-42
подсыпать туда из набора попавшихся под руку красителей понравившиеся
оттенки. – А вот теперь можно и задуматься. О доле тяжкой, нашей, на
планете...

                ГЛАВА 6
   Суряне – чудо! Замечательный народ!
Пусть и по странным там канонам он живёт...
Важней, что с утречка, как наш Умиша пьёт!
Ну... чтоб три солнца совершали оборот!
   Взялись отколь они, коль аистов там нет?
Хоть напои – не вытянешь ответ!
И тайну унесут, как миллионы лет,
Всё пьют без просыху и пьют, не ведая в том бед!
   Так что же тогда отличало Сурян от привычных для нас Землян? Да вроде
бы – ничего! За исключением, может, наличия у них ненамного большего
количества генов, хотя того же порядка – 28 тысяч!
   То есть соответствующего количества, тютелька в тютельку, чтоб смело
можно было утверждать, что рождены они, чтоб сказку сделать былью. Ведь
гены эти как раз и определяют работу каждой клеточки организма, позволяя
обладать определёнными способностями и возможностями.
   Пристрастится, например, Сурянин с ранья, пошарив, доставать из
холодильника свежайшее и запотевшее пивко – и вот, пожалуйте, оно на
месте! В любое им намеченное время!
   Хоть с вечера бутыль туда поставить влом!
И вилочку не впялит коль в розетку –
Досадный всё равно не выйдет с ним облом.
Как впрочем, и без холодильника, и света,
Хотя подобное нам видится с трудом!
   Так вот, проснётся наш Сурянин – а напиток, расположившись с
комфортом в уютной бочкообразной кружке у изголовья кровати, испускает
от охватившего удовольствия душистую пузырящуюся пенку. И нежным,
вкрадчивым голосочком, не скрывая волнения, произносит: 
   “О, милый мой, пожалуйста, позволь!
В тебя влететь, запрыгнуть, иль войти!
Чтоб мне собою первым делом утолить,
К тебе проникшую прожорливую боль!
   Чтоб ты забыл о всех и обо всём,
Чтоб стало так, как ни было доселе.
А ты молчишь, скрывая дрожь в губах,
Невольно сжав от охватившего волненья!
Хотя нутром я чую – ты же слаб!
Тебя взяло под обе ручки вожделенье!
   В глазах клокочет золотистый цвет.

                6-43
И мысли заплутали в струйках аромата!
А ты упрямишься и кажешь видом – нет!
Но сердце бедное, оно, в чём виновато?
   Оно стучит и просится ко мне,
А ты в сомнении, и волю сжал в кулак.
А силы продолжают испаряться.
Ты – вата, точно, раньше был – кремень,
Но, крепишься – не хочется сдаваться.
А… ты решил немного поиграться.
   Тогда и я не буду поспешать!
Слегка лишь, будто бы случайно,
Прижмусь к твоим я пухленьким губам.
И “Нет” – оно исчезнет без следа,
Сорвав покровы между нами тайны.
   И ты собой уже не совладаешь!
И в буйной страсти жадно ртом хватаешь,
Касанье каждое, что я тебе дарю!
   И так приятно капель щекотанье,
Душа ликует, устремляется в полёт,
И ты послушно открываешь рот.
Потом опять невольно закрываешь,
Наверно, чтобы спрятать от меня,
Наружу птицей рвущееся я.
   Прости, но в толк никак я не возьму,
Зачем такие игры, почему?
Ведь я же полностью, до самого конца,
До капель на исходе самых сладких,
Тебе принадлежу лишь, одному!
А впрочем, ладно, спишем на повадки!
   Позволь, а это что? Твой язычок?
Упругий, ой, и чувственный, и нежный!
А главное – такой проникновенный!
Какое счастье, продолжай, ещё!
   Ну, как, надеюсь, вволю насладился?
А это значит, что уже пора!
И чувствам, что в тебе давно томились,
Открой дорогу в райские мира,
Где бы в дарах им уготованным резвились!
Тогда начнётся, что тебе не снилась,
Меж нами новая весёлая игра!
Когда проникну я в тебя тебе на милость!”
   Вот так забавно дни и ночи напролёт проводят жители на Суре! Хотя
Умиша в своей напиткотворческой науке священнодействовал не там, где

                6-44
холодильник, иль розетка – дефицит!  Гораздо проще было взять что-то
готовенькое, пусть наполовину, скажем, воду из-под крана и потрудиться,
приводя её в кондиционный желанный вид, расходуя по минимуму время и
силы. Что он и делал.
   Ведь был Умиша одним из столпов Сурянской науки.
   А в истинном учёном, каждый знает,
Особый ненасытный огонёк!
С желанием, пусть он и не собака,
Нетронутую полизать малёк...
Сухую щепу вопросительного знака.
   И представляете, что может этакий учёный навыделывать! А что теряться-
то, он – натура творческая! А если что и не выходит почему-то, и у творения
не сходятся концы, для него это всё равно не проблема! Достаточно ещё
немного подналечь, а не поможет – можно и Вселенские законы подправить!
   Ну ладно, спустимся на нашу грешную планету. Именно грешную. Здесь
этого – нельзя, того – не смей, не делай! О том – не думай, а сюда – не
посмотри! Но человек – натура непослушная. И хочется как раз всего
наоборот. И толкают его желания на размышления о запретном. И то, что
скрыто не случайно, вызывает обычно неподдельный интерес. И
притаившись, человек подглядывает...
   А вот на Суре – гляди, куда хочешь. И это отнюдь не зазорно. И не нужны
им особые бинокли для разглядывания ночью или закрытого от постороннего
взгляда ограждающей стенкой. Достаточно себя спросить, что разузнать, и
уточнить, в каком виде должен поступить заказанный ответ. И тот приходит!
Полностью и сразу! Без всяких “подожди” и “извини, мол, братец, нет”!
Поэтому понятия секретов, равно как и недоговорок на Суре не могло быть,
как у нас трёх солнц – по определению.
   И смотрят, раз события свершились!
И в будущее можно заглянуть!
Верней, в модель, как может всё сложиться,
Коль не подправить будущего суть!
   А что – им это тоже по зубам?
Скорее да, хотя и не всегда!
Менять такое – “Силушка” нужна!
Но только не обычная – “Чудесная”!
   И народила землица Сурская богатырей. И “Силищи” этой у них было
немерено. Ни вёдрами её, родимую, не исчерпать, ни на весах не измерить.
Пока её не потратишь. Зато когда на солнышках, на трёх, неделечку, другую,
поболтаться, то “Силушка” прибавится втройне. И можно будет, как и
раньше, расходовать её, на что фантазии хватает, не дуя в ус и без
последствий, в отличие от изложенного в книгах о “Старике Хоттабыче” Л.
Лагина, или “Шагреневой коже” О. Бальзака.
   И потому у каждого Сурянина был свой почитаемый светлый праздник,

                6-45
неведомый для большинства Землян, хотя и повторялся он с завидной
регулярностью! И чаще, чем поэтически воспетый день Варенья с его
набитыми подарками голубыми вертолётами. И этим праздником было
поступление в их мозг очередной порции “Чудесной Силы”.
   До чего же непередаваем и очарователен этот восхитительный праздник!
Как будто в гости к ним прилетает Чародей, ещё Волшебнее, чем они сами. И
не важно, в голубом ли он вертолёте пожалует или розовом, важней другое – 
он даст, коли надо, подержаться за свою Волшебную палочку! Позволив
даже с нею поиграться.
   И обнимая эту палочку руками, ощущая от неё пульсирующие тёплые
фонтанчики, словно брызги молока, каждый Сурянин приходит в состояние
неописуемого восторга! В котором возникает непреодолимое желание
поднести её ко рту, ловя губами каждое её касанье! Надеясь на чудо, что ни
капли её сверхценного содержимого не сможет утеряться!
   Но, увы. Палочку с её напором не удержать. И через мгновение она
оказывается там, где и должна быть – у них внутри, рассыпая по всему телу
грозди неповторимых раз от разу букетов млечноструйных фейерверков.
Которые, будто букеты цветов с миллионами источающих тепло белёсых
лепесточков, мгновенно распускаются, стоит сосредоточить на них своё
внимание!
   А каждый лепесток – не что иное, как заказанная загодя новая способность
или возможность! И можно даже лепесточки при желании срывать,
реализовывая их! Или просто наслаждаться ароматом их чудесных
возможностей. И растворяться в том пульсирующем удовольствии! Которое
своим величием затмевает жалкое и скупое подобие, известное на Земле, как
оргазм, являющийся наградой за некие произведённые действия. Всегда
предсказуемой, однообразной, отнимающей силы!
   А приток “Чудесной Силы” – награда за ещё не совершённые действия!
Неповторимая в своём великолепии и дающая, ко всему прочему
необходимую для реализации этих действий силу!
   Часть “Чудесной Силы” забирается организмом для поддержания
жизнедеятельности и защиты от неблагоприятных факторов. Но
существенная её часть остаётся. И куда её расходовать – каждый решает сам.
Хотя многие, что греха таить, поступали не лучше, чем забивающие гвозди
тяжелым микроскопом! Или хуже – наподобие шута, постигшего науку
зажигания звёзд и раззадоривающих этим толпы бесцельно снующих зевак.
   Тоска, однообразие и скука!
А по иному жить дано лишь Мудрецам.
И долго ль, коротко тянулась эта мука,
Но не в пример отъявленным глупцам,
Нашёлся муж, достойнейший в науке,
Себя решил назвать он буквой “А”.
   Хотя ничего удивительного. Ещё издревле на Суре сложилась практика

                6-46
самим придумывать себе имена, при желании корректируя их по ходу
жизни.*
   *Имя. Множественное число – Имена. Происхождение: И-Мена (Менять)
или Имя-На.**
   А имя, вряд ли будет то секретом, определяет мысли, поведение, характер и
судьбу! Но это там, у вас, на голубой планете. А здесь, на Суре каждый
подбирает особенное имя, чтобы отразить присущие ему одному
характеристики и свойства, либо для подведения итогов одного из
жизненных этапов. Некоторые отождествляют себя и с будущими
событиями. Которые просто подглядывают.
   Буква “А” в любом алфавите – начало существующих начал. А потому не с
учёного ли с таким именем нужно отсчитывать живую историю планеты
Сур? Очевидно, да!
   Так до каких глубин тогда,
Смог докопаться тот догадливый учёный?
И что там – может, клад,
Который скрылся от всевидящего ока?
   Иль око, а вернее новый взгляд,
О том, что это клад,
А не пустая, как казалось бы, морока?
Никто того знал.
   И даже сам многопочтенный “А”.
Надеялся и ждал,
Что жизнь другая брызнет как вода!
Хотя возможно – кончится всё плохо!
   А размышлял Великий физик просто –
Что смысла нет стремиться к совершенству,
Когда и так прекрасно всё донельзя.
Коль благосклонна мисс Определённость.
Короче – радуйтесь хозяева Вселенной!
Одну вдыхая, наслаждаясь, монотонность!
   Тогда какой в хозяевах тех смысл?
Чтоб в линию свести дарованную жизнь?
Что станет точно финишной прямой?
Дороги в никуда, вернее хуже – вниз,
Дороги равносильной лишь отсутствию самой!
   А если поступить наоборот,
Лишив себя ВСЕГО, чем обладаешь?
Абсурд! Нелепица! Неправильный подход!
А может только ЧАСТЬ? Какой чудесный ход!
Спокойно в ДНК к себе влезаешь,
А там записан долгожданный код!
И гены потихоньку отключаешь!

                6-47
   “А ещё, – рассуждал он далее в поглотившем его угаре – есть в каждом и
заблокированные гены. Интересно, зачем они тогда? Не для того ли, чтоб
пощёлкать у них рубильнички?”
    Как мог учёный, прославивший своё имя серьёзными научными трудами,
додуматься до явных, с нашей точки зрения глупостей, оставим за кадром!
Но его интуиция, как выяснилось позже, открыла для Сурян единственный
достойный путь.
   Искал он титьку, как слепой котёнок,
У правды-матушки – кормилицы своей,
Обшаривая носиком потёмки,
Невежества, что липнет, как репей.
   Бывает, отличить порою сложно,
Где истина, где тупиковая дорога!
Ведь запахи у них и виды ложны,
Хоть в кровь утыкай нос, стопчи до боли ноги!
   Осталось – уцепиться за загривок,
Хватать её, не медля ни секунды!
И так узнать – кто рыбка, кто наживка!
Ошибся? Ну и ладно, будь, что будет!
   И “А”, наткнувшись в поисках на ген принудительного старения,
выключенный у Сурян, не мешкая, запустил его в работу, не давая себе
отчёта о серьёзности возможных последствий.
   “А почему бы и нет?” –  заключил он, представляя в деталях уготованное
Сурянам яркое, лучезарное, хотя и незавидное будущее. Ведь нагреватель у
их красноватого блюдечка, что лениво наворачивает круги по небосклону,
давно, на самом деле, набирает обороты.
   И уже совсем не за горами неумолимый и решающий момент, когда оно,
возомнив в себе великого кулинара, предложит Сурянам последний писк –
фирменный набор единожды готовящихся блюд для истинных ценителей-
гурманов. “А-ля жаркое из всего!” Хоть запечённое в рассыпчатой золе,
хотите – на углях, а по желанию – с подливкой из расплава. 
   Какие ароматы будут отовсюду!
Лелеет кто-то это, без сомненья.
Признайтесь! Странно, не видать такого люда!
Хотя с меню, наверно, каждый был знаком!
И яства подобрались – просто объеденье!
Там все послужат коллективным пирогом.
   “Ну, нет уж, извините, ни за что! –
Продолжил “А”, включив процесс старенья. –
   Такого, хоть убейте, не желаю!
А лучше и, действительно, убейте!
На вас, мои Суряне, уповаю.
И съешьте, если этого вас спасает!

                6-48
И кровушкой малиновой запейте!
Нужна, я знаю, здесь другая жертва –
Так действуй же, злосчастный ген старенья!
   Я чувствую, как ты о, разрушитель,
От соков жизненных исходишь на слюну,
Стремясь в мою обитель.
У жизни оборвёшь поющую струну!
У той, на чью светило тоже покушалось.
   А потому – устроим состязанье,
Не важно, кто и как нас подведёт черте.
В отличие от прежнего топтанья,
Отыщем путь, достойнейший для всех”.
   Сказано – сделано! И поначалу даже казалось, что включение злополучного
гена старения ни к чему не привело! Время неумолимо продолжало свой бег,
а он оставался таким же молодым, как и прежде! Но это впечатление
оказалось обманчивым. Просто судьба давала ему шанс подумать! Заложив
от рождения программу абсолютной защиты от всего чуждого и
неблагоприятного!
   Но вот ещё отрезок времени отмерян.
Старенья ген, подняв головку, клюв открыл,
Крыла расправил, распушая перья,
И о правах своих жестоких заявил.
   И как назло на ту же “Чудо-Силу”,
Что так была ему необходима.
Чтоб жизнь вдохнуть в кощунственные планы.
Питаться жизнью. Завести в могилу.
Работа, мол, пойми, не для забавы.
   И он её с лихвою получил! С жадностью, достойной порицанья, принялся
уплетать горемычную за обе щёки. Как чудище с глазами завидущими,
ненасытным загребущим ртом, у которого от трапезы аппетит только рос.
   И рано или поздно, но настал момент, когда последние остатки былого
изобилия “Чудесной Силы” улетали, как в трубу. Вернее тратились на
действия, обратные тому, что вызывались геном чуждого старенья. И больше
ни на что её не оставалось.
   Истратив запасённое топливо, “А” скоротечно прогорел. А раз не осталось
топлива – “Чудесной Силы”, не стало и возможности воздействий на некогда
податливый, как пластилин внутренний и внешний мир. “А” молниеносно
угасал. И мог бы он просить кого-то отлавливать, чтоб заново заточить в
темницу ген-разрушитель? На Суре, увы, такого не бывает!
   Чтоб снова как раньше, на круги своя,
Вернулось болото без края?
И бал чтобы править, унизив меня,
Лихую победу играя?

                6-49
   Конечно же, нет, ни за что!
Решиться на это не вправе!
И лучше уж бой на все сто!
И битвою мать – Вселенную славить!
   И пусть и конец не такой,
Как этого жаждал сначала.
Но сдвинулось что-то, пошло!
А этого тоже не мало!
   К тому же подобное решение было бы признанием “А” ошибки, что
несвойственно учёным на Суре, так как они не могли ошибаться по
определению. Да и сам он не сомневался в правоте, с гордостью осознавая,
что посредством сжатия собственной жизни, пусть и одной, в ярчайшую
пылающую точку, осветил ею всю цивилизацию Сурян!
   Не сделай он тех выводов тогда,
Суряне б и шарахались в потёмках,
А время – утекало, как вода,
Пока огонь не разобрался б по-иному!
   И в этот спор вступивши со светилом,
Почувствовал и “А” сиянье от себя,
Хотя и вряд ли долго б то продлилось.
Но действенней не может быть огня.
   И лучше вспышкой в памяти остаться,
Чем быть навеки просто никаким.
И в этом свете тихо затеряться,
Растаяв как-то постепенно с ним!
   И хорошо, что загодя предвидя,
Последствия, что будут с ним самим,               
Он звездолёт успел ещё осилить,
Чтоб где-то пребывать для всех в тени.
   А потому никто и не увидел,
Что вместо “А” – сдержать не сможешь крик,
Стал монстр, хоть он нам привычен,
Ну, дряхлый, обессилевший старик,
По-своему немного симпатичен!
И всем бы нам до этого дожить!
   А  учёному, тем временем не оставалось ничего, как забраться в корабль
для недолгих перелётов, надеясь дотянуть до ближайшей пригодной для
жизни планеты. Где единственными обитателями были песок да вода.
   Зачем? Ответа не существовало. Скорее, чтобы просто уйти, оставив Сурян
один на один с новой реальностью, куда дверца была им приоткрыта. Вряд
ли мы узнаем достоверно, увидел он свою новую обитель, или нет, потому
что силы его таяли, как зажатый в кулаках смерти снег. А если и увидел, всё
равно – рано или поздно умер.

                6-50
   А большинство Сурян вообще на это не отреагировали! Откуда им знать,
как вести себя в подобных ситуациях, ведь случившаяся смерть была первой
на планете! Некоторые, даже коллеги не иначе, как причудой его деяния не
величали.
   Кому бы ни поведал я об “А” –
Везде крутили пальцем у виска.
Оно понятно – чудаков у нас, как грязи…
   Но вряд ли что бесследно канет в бездну,
И те, кто даже вынужден уйти,
Всегда оставят для себя замену –
   Пусть семена, того, что не доделал,
Которые пускают корешки –
Начало новой жизни, что в дальнейшем,
Взрастит в себе и новые плоды.
   Так произошло и на этот раз, определив дальнейший ход истории на Суре.
Появились последователи, начатое им дело получило всеобщее признание. А
планету, на которую он направил корабль, назвали в знак признания и
уважения – “Адом”. То есть домом, где останется в веках обитать великий
“А”.
   И всё это происходило на фоне усиливающейся с каждым днём активности
светила, напоминавшего, что неплохо бы и тем, кто не принял идеи “А”, хотя
бы вспомнить о его подвиге. Как он ярчайшей собственной жертвой прожёг
для остальных оконце в счастье.
   А что было дальше? Сколь ни старался тужиться Умиша, вспомнить ничего
не удавалось. Не было уже и самого Умиши. Проявлялась лишь сильная
головная боль у физика “Х”. И на его глаза, хоть и закрытые, ложилась
плотными мазками чёрная пелена, несущая с собою нестерпимый холод,
гарцующий по коже головы.
   В ушах всё громче и яснее тарабанили молоточки, отдаваясь в центре
головы, ну, может, если чуточку левее. Вдобавок, появилось ощущение как
будто бы давления, скорее вакуума, нарастающего в голове. И этот вакуум
засасывал в себя любые возникающие мысли и желания. А от картинок
красочных и дымки не осталось.
   И вдруг внутри, как будто от удара,
Мгновенно что-то разом оборвалось.
Такое что-то нужное до боли.
И пусть судачат те, что с перегаром,
Что мышц у мозга почему-то мало.
У них-то – точно нет, из-за того,
Что просто не найдёте там мозгов.
   А вот у физика, сколь ни пытался он настроиться на воспоминания,
создавалось лишь перенапряжение в голове, сопровождавшееся сильным
дрожанием. Тех самых мышц! И в этом состоянии возникало единственное

                6-51
желание – скорее открыть глаза.
   И он увидел – развалившись в кресле,
Кимарил, чуть посапывая друг,
А на лице – ни капельки волненья.
Ведь с физиками, по определенью,
Случиться ничего не может вдруг.
   Они из тех миров, где всё не так,
А значит, здесь, извольте, неспроста.
И независимо, с какой они планеты,
Навряд ли, это точно, с утреца,
Туман чтоб в голове своей рассеять,
Откажутся от крепкого (винца) чайка.
   И наслаждаясь ароматнейшим напитком,
“Х” перевёл свой взгляд на занавески.
А там одно обыкновенное светило,
Выгуливало рыженьких своих.
И показалось – улыбалось мило,
А радости – как будто от троих.

                ГЛАВА 7
   “Оппа! Доработался, вернее допрыгался! – отметил секретный физик,
когда повторное включение установки на следующий день не дало вообще
никаких результатов. –
   Немного бы, и лампочки в плафонах,
Вдруг разом завертелись бы с мельканьем,
Заметно ускоряясь в хороводе.
Без устали, до самого упаду!
И на пол – открутившись в том экстазе,
Плевать, что из-за них наступит мгла.
   И пухнуть стали б, превращаясь, гады,
В залётных из обычных с виду ламп,
Набитых словно сельдь в стеклянной таре,
Пришельцами, упоенными в хлам,
С забавными и милыми, и с шармом,
Немного влажноватыми глазами.
   И с зеленью на коже эти существа,
Чтоб вырваться из страшного кошмара,
В угаре бы ломали, портили тогда,
Доставшую их разом стеклотару.
   А что сильнее – молот иль стакан?
Победа чья – нет смысла сомневаться,
И вскоре бы они глазели на меня,
С осколков прилетевших к нам стекляшек.

                7-52
   И вот, истосковавшись по общенью,
Они наперебой талдычили б взахлёб,               
О сладеньких как мёд у них девчонках,
Дающих очень жаждущим вагон,
Их неземного супер наслажденья!
И мальчикам, и девочкам – кому угодно.
И стали бы все хором зазывать,
На вниз летающую с их планет лампёшку:
   Пожалуйста, дружочек, ты не дрейфи,
И дуй скорее к нам на всех парах!
Заклеим лампы – есть у нас тут верфи,
Тебя впихнём в одну из них на раз!
   Представь то счастье – девочки балуют,
Ты непременно будешь без ума,
Себя в пылу и радости целуя!
Лишь вспомнив, как твои касались губы,
Их нежных, сочных, аппетитных тел!
   У нас к тебе не скрытое влеченье,
Хранить твои несметные секреты!
Так сбрось с души пустое облаченье,
А то мы заждались уже ответа!
   Нам кажется, что ты, и ОХ и АХ,
Пусть втайне как-то ото всех вздыхаешь,
В несбыточных, казалось бы, мечтах,
Попробовать их, так? Иль мы не правы?
Разочек только, а? Мы так и знали!
Тогда за чем же, милый, дело встало?
Мы всеми членами своими и всегда,
В голосовании покажем только “ДА”!
   А как они божественно прелестны!
До умопомрачения – чудесны!
Особенно под рюмочку вина,
И нашу задушевнейшую песню!
А главное – под соусом тартар!
Иль просто с кетчупом и майонезом!”
   “Ой, оппаньки, помилуй, вот те раз! –
Поймал себя на мысли “Х” в волнении –
И попадание – не в бровь, а прямо в глаз!
Конечно же, до умопомраченья!
   Вот только что, не нахожу я, в том прелестного? А телефон доверия,
насколько помню я, 03. Не мешало бы, не откладывая в долгий ящик,
отправиться для консультации к специалисту, ну этому а, вспомнил –
психопату!

                7-53
   Но не к тому, в ком знания Вселенной,
А к настоящему, причём с дипломом!
Который может ради пациентов,
О, чудо – обратиться в ангелочка.
   И петь возвышенно, как арфой, в наши уши,
Выхаживая каждое словечко!
Заманивая тех, кто платит лучше,
Таких же, как и он, болезных человечков!
   И повторяя, сотню раз и боле,
Что отдых нужен всем, и непременно,
Предложит клинику, где лучше, чем на воле.
Свою. Там все условия отменны.
   Где он поможет обрести покой!
Залижет раны от контактов с жизнью.
И хворь любую отведёт рукой.
Хотя, не сразу. Может, постепенно!
   А на вопрос, насколько это долго,
Туманно, обтекаемо заметит,
Что время в клинике течёт иное,
Своим лишь подчиняется законам.
Для отдыхающих его как будто нету.
   А про себя, откинув маску профи,
Поставит ставку, впрочем, между делом,
Какой же путь здесь выберет душа? –
Избавиться, в конце концов, от хвори,
Иль всё же от наскучившего тела?
   Сейчас не трудно пролечиться, или получить нужную консультацию без
посещения подобных горе-знатоков, достаточно залезть в просторы
Интернета. 
   А раньше был нелёгким путь исканий –
Купаться в тоннах пыли с пухлых книжек,
Ища пылинку золотую знаний!
Но при желании – и это всё по силам!
   А силы у секретных физиков – немереные. И в результате обширных
поисков он, к радости, накопал, что психиатрия, несмотря на богатейший
опыт, не знает подобных случаев, когда личность, раздвоившись, осознаётся
одновременно. Всегда она просто переключается. Была одна, получай –
совсем иная. А коли это не продукт сознания, вполне возможно –
материальна. И существует, как какая-то реальность. Пускай и неизвестная
доныне.
   Вспомнилось секретному физику, что его паранормальные способности
активировались лишь единожды, без исключения. Вот и не получилось тогда
повторного подобного путешествия. Напрашивался вывод – механизм тех

                7-54
необычайных возможностей функционировал не на съеденном кусочке мяса.
Иначе бы он был задействован всегда, пока не голоден. А на чём-то другом,
расходовавшемся за первое применение.
   Интересно, а что же это за субстанция, ведущая себя таким необычным
образом? Секрета нет, Вы и так в этом прекрасно осведомлены. Очевидно –
это Энергия. Вернее, её особый вид, с которым имеют дело биологические
организмы. Только у “Х” она, в отличие от других людей, по мере
расходования не восполнялась.
   Видать у него существовал изначально некий запас той энергии,
равномерно распредёлённой на всё, что можно было только придумать. Но,
потратив её на какое-либо действие, он автоматически лишался возможности
делать это снова и снова. И догадавшись об этом, “Х” первым делом решил
научиться её ощущать.
   К счастью, оказалось, что при помощи упражнения “пружинка”, когда
ладони рук подводятся друг к другу, сосредотачиваясь на пружинящих
ощущениях, любой может освоить эту науку буквально за минуты. Что для
секретного физика тоже не составило труда. И после нескольких подобных
занятий, осязание той энергии перешло для него в разряд обыденных и
привычных явлений.
   Однако результаты проведённой самодиагностики радости ему не
прибавили. Подтвердились мрачные предположения – доступа к энергии у
него практически не было. Лишь пара тонких струек. Одна начинала свой
путь откуда-то рядом, но организм её почему-то не привечал. Другая –
напротив, словно через тернии, прорывалась с исчезающих в далях звёзд,
практически теряясь по дороге. Зато её остатки были организму ох, как
сладки!
   “Ну и что! Ничего в этом страшного быть не может! – успокаивал  себя
секретный физик. – Ведь если что-то в жизни случалось, то имеет шансы
снова повториться!” Как физик, интуитивно он понимал, что ключ к
нужному решению надо искать в гравитации, поскольку это единственное,
что связывает всё и вся в просторах Мирозданья. Тогда и ослабление доступа
к энергии объяснимо удалением на приличное расстояние.
   А значит, безальтернативный выход – получить доступ к тем загадочным
силам гравитации.
   А как? Да вроде очевидно!
Найти, тела, что помассивней,
И обязать на службу, заарканив!
И что искать – одно ведь под ногами!
Осталось подключиться, только как?
   А может, кто-то и пытался!
В том месте, где оно на силушку щедрее!
И пользовался всласть её дарами!
Но где оно, искомое местечко?

                7-55
С ним, кажется, он раньше уж встречался.
И “Х” впал в сонм воспоминаний…
   И сказочное детство в розовом сияньи,
Мелькало в нём, как прежде, огоньком,
На даче у семейного камина,
Рассветами, гуляньем босиком!
   И пенкой от варенья из малины!
И трепетом наивных нежных грёз!
И позабытым заревом рябины,
И ароматом распускающихся роз!
   И тут вдруг боль! И дым, струящийся от кожи,
И проедающий насквозь глаза!
И стоны через губы стиснутые, боже!
Как выдержать бы это, кто сказал!
   И волдыри на пухленькой ручонке, левой!
Вскипают, пузырятся и горят!
В глазах же... счастье, как Хозяина Вселенной!
Мол, посмотрите, всемогущий я!
   Собрал я силу Солнца воедино,
И подчинил своею правою рукой!
И пусть лучи его неуловимы,
А я поймал, взяв линзу, я такой!
   И сейчас ему, как никогда захотелось повторения тех детских ощущений, а
значит – разыскать по-настоящему чудодейственную линзу! Только не для
света, как тогда, а для укрощения гравитации! Что дало бы немереные силы,
чтобы вновь и вновь затевать спор с непокорною природой.
   Знать бы, пусть и приблизительно, как они выглядят. Тогда, в детстве, было
проще – “Х” попросил каждого из знакомых парней сбегать домой за лупой.
Чтобы устроить конкурс на самую большую!
   Отправиться бы снова за такой!
Но чтоб не обхватить её рукой!
Огромной, словно дом, верней – массивной!
К которой всё, что можно, сразу б липло,
   И в памяти, как в лупе, вспыхивая сильно,
Возникли баобабы, солнышко и Нил!
И линзы нужные – конечно, пирамиды!
   – Да, они! – Воскликнул “Х”, потирая руки. – Только глупец решится
выискивать связи пирамид со звёздами, зная, что расположены они не
случайно. Ведь стоят они ровно на трети расстояния от северного полюса
до южного – на тридцатом градусе от экватора. И ориентированы по
сторонам света. Стоят, как вкопанные, а не крутятся, как избушки на курьих
ножках, отслеживая движенье звёзд или солнца. И широкой частью
направлены они не в какие-то там космические дали, а именно к Земле. Но

                7-56
главное – это самые тяжёлые из всех искусственных сооружений на нашей
планете!”
   А значит, рассчитаны они на концентрацию и получение в нужной точке
необходимой ему гравитационной энергии. Исходящей прямо из-под его ног.
    “А если это так, то я, возможно, далеко не первый, кому влом
довольствоваться лишь крохами, перепадающими с барского стола
вселенского процесса пожирания энергий! – заметил “Х”, поймав себя на
том, что вприсядочку отплясывает гопака, наслаждаясь воображаемыми
аплодисментами своим неожиданным победам.
   Само существование набора из тройки великих пирамид безо всяких
намёков говорило, что они уже когда-то функционировали, вдобавок,
неплохо! Иначе ограничились бы единственной! А что с ними могло
случиться за эти годы? Ничего! Каменюка – она и в Африке каменюка!
Очевидно, и сейчас они работают не хуже! А сколько книг было написано о
том, как фараоны, позабыв о положенных им по долгу службы отпусках, в
поте лица преданных им рабов возводили подобные монументы!
   Особо на этом поприще отличился Геродот, по секрету всему свету
увещевавший, что Хеопс в результате всенощных размышлений, в
обнимочку со своими наложницами нашёл удивительнейший способ
пирамидостроительства. Всего лишь надо было отдавать на утехи
единственную дочь. Кому –  неважно, лишь бы тот удосужился привезти и
установить на возводимое им чудо света хотя бы пару булыжников.
   Такое тут началось столпотворение! Толпы любвеобильных жеребцов в
буйном умопомрачении вытоптали всю растительность, оставив за собой
пустыню в месте возведения пирамиды!
   Зато полтора миллиона идеально подогнанных каменных блоков,
поблёскивая свежей полировкой, красноречиво свидетельствовали,
насколько привлекательной оказалась его дочурка!
   Хеопс – пророк, и знал – должно всё это сбыться,
И получив благословение небес,
Состряпал отпрыска, достойного себе.
Которым мог по праву бы гордиться!
Коль суждено тому на самом деле быть,
А не в фантазиях болезненных родиться!
   И что бы там ни говорили, а фараоны, которым приписывается
строительство грандиозных сооружений, не имели к ним в действительности
ни малейшего отношения! Но, со свойственной хваткой присваивать всё, что
появляется в их в поле зрения, быстро смекнули, что и к чему! И без зазрения
отсутствующей совести воспользовались ими, благо, достались они даром. А
сказочка о переселении в потусторонний мир посредством тех
величественных атрибутов – это уже для потомков!
   Секретный физик остановил свой выбор на главной, Великой пирамиде, к
счастью, была она описана подобающим образом, со всеми параметрами и

                7-57
чертежами, что позволяло ему произвести необходимые расчёты. И найти то
самое заветное место, где открывается канал связи с Землёй.
   И вскоре маршрут поездки к пирамиде был составлен. Пришлось наспех
осваивать систему Станиславского, чтобы естественно изображать из себя
того, кого хотят увидеть остальные. А выглядело всё вполне правдоподобно!
Грузный человек в одно и то же время, будто на прогулку выходил из своего
отеля.
   Таких вокруг – пруди хоть ими пруд! Одет он, правда, был далеко не по-
местному, пришлось для колорита взять у узбеков ватный халат, но этим
здесь тем более не удивить!
   О, как же тяжко было ему таскать запасы объявившегося сала, вернее
полтора десятка килограммов разобранной на части установки! Прохожие с
сочувствием, еле сдерживаясь, чтобы глаза оказались не на мокром месте,
глядели заворожено вослед. Пока такси не уносило “Х” в сторону пирамид.
После чего мгновенно забывали о нём. А этого как раз ему и было нужно.
   “Интересно, а почему из тушек, что томятся часами на противне, не
топится, стекая струйками, жирок? И дым должен валить коромыслом!” –
рассуждал “Х”, наблюдая воочию на плато пирамид известные кадры из
кинофильма “Белое солнце пустыни”,
   Где старики, сбежав от холодрыги,
Что мучила их, бедненьких в пустыне,
Местечко для сугрева разыскали,
Усевшись на лежавший динамит.
   И ждали, очень долго, аж, заждались,
Когда ж на воздух всё у них взлетит,
И даст тепло им доброе, хоть страшно,
Увы, тепло нейдёт! Зато мурашки!
   “А мне милее опускаться в погреб! – продолжил “Х”, спускаясь на
четвереньках по узкому наклонному тоннелю, ведущему в самое сердце
пирамиды, проложенному, по всей видимости, для гномиков из страны
Лилипутии, поддерживающих столько лет внутреннее убранство помещений
в надлежащем виде. – А здесь действительно прохладно! Не думал, что
ватничек опять понадобится!
   А вот и заветное ограждение! Сюда заходить запрещается! Всем. Кроме
меня, разумеется. И надо ж, кто-то предусмотрительно навалил здесь кучу
известняка! Чтобы я мог припрятывать оборудование, выходя из пирамиды,
не иначе! Кем бы ты ни был, мой заботливый прозорливец, спасибо! С
помощниками дело спорится быстрее”.
   После четырех подобных ходок аппаратура была полностью собрана и
отлажена. А ватный халат подходил на роль кровати. Как и в первый раз, он
долго устраивался на своём импровизированном ложе, до миллиметра
вымеряя положение шлема, пока окончательно не осознал свою готовность,
после чего рука, как всегда уверенно и твёрдо, потянулась к панели

                8-58
управления.

                ГЛАВА 8
   “Х” вздрогнул. Перед ним вовсю мерцала,
Пульсируя и маясь, как живая,
Рубиново-кровавая звезда.
И ясно было, что грядёт беда.
   И “Х” со свойственным любому страхом,
И заворожено, как будто кролик,
Склонившись головою, как на плахе,
Ждал участи назначенной покорно.
   А ужас сковывал, не помогали,
Призывы все к себе, увещеванья,
Что в принципе того не может быть.
И он смирился, ясно понимая,
Что ничего не в силах изменить,
И лишь осталось – продолжать следить.
   Вдруг изнутри к поверхности светила,
Сверкающие брызнули потоки,
Взрывая на своём пути, что было,
Коверкая, сметая всё жестоко,
Спокойствие, что некогда царило,
Ушло в небытие. И всё бурлило.
   И все цвета, оттенки, как в палитре,
Соединялись, видно чтоб смешаться,
Художник бы сказал – для колорита.
И становясь светлее раз от разу,
Вдруг вспыхнули, округу озаряя,
Ярчайшим белым, с голубым, сияньем.
   А рядом, где-то прямо под ногами,
Открылась в поле зрения планета,
Со спутником единственным, гигантским,
Где не было заметно атмосферы.
Кровавые лишь слёзы, но не воды –
Расплавленные реки из породы.
   И лёгкие – до боли обжигало,
Дышать уже реально стало сложно,
Хоть ощущал он где-то подсознаньем,
Что находиться там никак не может.
   И словно мантру он теперь твердил,
Отрывки из стихов своих, увы,
Спокойнее от этого не стало!
… И солнце вдруг куда-то потерялось!

                8-59
   Скорее – нет, куда-то делся спутник.
А вот и он – несётся, словно пуля.
И физик рядом с ним, для наблюденья.
И виден уже свет в конце тоннеля.
   Да это же планета голубая!
Знакомые до боли очертанья!
И две Луны малюсеньких мерцают.
Вообще-то – незнакомые созданья.
А к ним и спутник, пришлый, в наказанье.
   Орбиту подравнял себе немного.
Две вспышки – старых лун не стало боле,
А на планете – стоны и ожоги.
Повсюду ужас, континенты тонут...
   Физик уверенно потянулся к выключателю. “Хватит разыгрывать в себе
несуществующие войны! – решил он. – Скорее всего, в подобных условиях,
мощности моей установки явно недостаточно. Сказывается экранирование
пирамидой, нет внешнего фона и тому прочее. Потому и не показался Умиша
на моём внутреннем экране. А я соскучился. Ну вот, добавлю мощности и”...
---
   Вдруг кровь стала приливать к голове Умиши, началось приятное тянущее
покалывание в позвоночнике. Несколько, казалось бы, мгновений, но каких!
Не обязательно быть поэтом, чтобы подобрать для них нужное слово –
чудных. Подавляющих даже естественную потребность в дыхании!
   В висках в ускоряющемся ритме забились напористые молоточки, вызывая
лавину безудержных кровеносных потоков, кидающих в раскалённое пекло.
Навстречу для соития ринулись волны бурлящего кипятка, пульсирующими
движениями поднимающиеся по позвоночнику. И где-то в шее происходило
неописуемое – рождение не ограниченных ничем возможностей.
   Это у Умиши выработалась новая порция “Чудесной Силы”. Предвосхищая
резонные вопросы, что же это за силища такая, заранее ответим. “Чудесная
Сила” – это некая, скажем так жидкость, не существующая вообще ни в
каких мирах, но связывающая их воедино.
   Чтобы лучше это понять, поговорим об устройстве мироздания. Вы,
земляне, полагаете, что мир бесконечно сложен, наворачиваете для
собственного запутывания бесконечное число измерений... и, естественно,
попадаетесь в свои сети.
   На самом деле всё проще, чем может вам показаться. Живёте вы в любимом
вами трёхмерном измерении, привыкли к нему и что? Разве этого вам
недостаточно? Да хватит на ваш век, поверьте! И успокойтесь. Живите и
радуйтесь на здоровье! И незачем вам придумывать иные пространства!
   Разве что понадобится для полноты картины ещё время. Короче – вы
раскручиваете пружинку времени из начальной точки. Вот и всё. Это вы
знаете, согласен, но освежить в памяти важное никогда не бывает лишним.

                8-60
   Законен вопрос – раз мы всегда раскручиваем эту пружинку, можно её,
наверно, и закручивать? Нет, придётся вас огорчить! Просто мы устроены
таким образом, что видим лишь то пространство, где пружина времени
раскручивается.
   Но кое в чём вы оказались правы! Да, существует иное пространство, с
теми же тремя измерениями, но время там течёт всегда в обратную сторону –
с момента окончания всего в исходное начало, закручивая до упора эту
необычную пружину, встречаясь на своём пути с нами в нашем времени. И в
том пространстве, что бы вам ни втемяшивал из книжек дедуля Эйнштейн,
при наличии времени и той же скорости света вам не удастся найти ни капли
похожего и привычного для нас в нашем пространстве.
   А можно ли поприсутствовать в обозначенных неведомых мирах,
полюбопытствуете вы, не задумываясь над тем, что возник ваш вопрос не на
пустом месте. Возможно, это голос интуиции. А может, вам донёсся зов тех
неописанных миров. Но вряд ли вам понравится там находиться, ведь в том
пространстве причинно-следственные связи обратные и из событий вытекает
подготовка событий и так до бесконечности.
   А вот заглянуть туда на миг, вернее, этот миг создать – пожалуйста. Вот
только как туда добраться? Ведь между этими двумя пространствами
отсутствуют какие-либо связи.
   Вы правы, связей нету никаких, зато существует некая жидкость, если
можно её так назвать, которая свободно проникает в обои пространства,
обнуляя время, связывая тем самым их между собой, как мостиком. Перенося
в начальную точку первовзрыва. (Хотя она является и точкой окончания
всего). А в той точке есть главное – неимоверная энергия на всё, что только
захотеть. А вот на создание чертёжика новых причинно-следственных связей
энергии нужно мизер. И по плечу даже любому живому организму.
   Вернёмся к жидкости. Она особенная, не принадлежит никакому из этих
пространств и совсем по другому устроена. Но не это для нас главное, а то,
что с её помощью можно присутствовать одновременно и в том и другом
пространствах через абсолютную начальную точку. И не та ли это “Чудесная
Сила”, о которой вы постоянно слышите? Вы совершенно правы.
  “А почему, – спросите вы, – та сила чудесная?” И сами себе ответите, мол,
чтобы делать чудеса! Вот только выражение “Делать Чудо” имеет смысл
лишь на Земле, где уровень возможностей у большинства ограничен. А для
существ, пользующихся этим постоянно, всё естественно и банально. И
никаких, собственно чудес. Просто такая жизнь.
   Например, заповедали Суряне происходить дождям у себя в один и тот же
день раз в неделю. Для пущей, скажем, определённости, чтобы наслаждаться
жизнью. А вы гадайте – чудо это или нет? И назвали этот день – “Сыро?
Да!”. Между прочим, Земляне переделали его на Среду. Шутка. Зато
наглядно показывает уровень существовавших у этой цивилизации
возможностей.

                8-61
   И напоследок остаётся заметить, что в привычном для нас пространстве мы
только и делаем, что раскручиваем пружинку! Такова наша скромная,
возможно, несладкая участь! То есть мы являемся просто пользователями
уже существующих причинно-следственных связей, созданных теми, кто
проник туда, где эта пружинка закручивается через окунание в наше общее
нулевое время. Вот так и живут эти два пространства бок обок. Всё сложно и
одновременно просто донельзя.
   “А для чего это всё?” – спросите вы. Ответ очевиден. Чтобы заранее
прописывать в будущем те события, которые должны произойти.
   И кстати, все живые существа, где бы они ни находились регулярно и с
завидным постоянством вырабатывают ту “Чудесную Силу”. И
воспрепятствовать или каким-либо образом помешать этому процессу не в
силах никому – так вот хитро и разумно всё устроено в нашем мире. А
посему все живые существа имеют возможность посредством этой
“Чудесной Силы”, как по “Чудо-Мостику” переходить в то необычное
пространство с полномочиями созидателя причинно-следственных связей.
   Правда, выступать в главной роли здесь получается не сразу. Надо сначала
научиться, если вы этим до сих пор не владеете. А здесь-то и зарыта
страшная собака. Учебников-то пока нет! Существует и множество других
препятствий, видимых и невидимых, стоящих на пути сознательного
использования заложенной в вас такой вот удивительной способности.
   А вот подсознательно любой организм это делать умеет. С момента самого
рождения, вернее, зачатия! И, если на нашем жизненном пути мы сами или
кто-то за нас извне не постарались закрыть эту способность, наш организм
безо всяких проблем пользуется этим “Чудо-мостиком”, чтобы со знанием
дела, когда требуется похозяйничать в том, ином пространстве.
   Когда на организм оказывается неблагоприятное воздействие, он не
копается в причинах случившегося и не думает, как защититься. Он просто в
другое пространство перезаписывает своё ранее существовавшее хорошее
состояние. Такая функция имеется и в современных компьютерах. И
причинно-следственные связи мгновенно выстраиваются для достижения
заказанного результата. А нам лишь остаётся приятно удивляться.
   На протяжении своей жизни каждый попадал в такие ситуации, когда
помощи ждать было не от кого, казалось, что спасенья нет, как вдруг – на
тебе, чудо! И это желанное спасение приходит вроде бы само по себе,
главное – неизвестно откуда! И только верующие с лёгкостью находят своих
любимых персонажей, которые им в этом помогают, хотя от веры на самом
деле ничего не зависит.
   А помогает нам всегда один и тот же верный помощник и союзник,
любимый нами наш же организм! Ведь именно ему как никому другому
хочется, чтобы с нами было всё чудесней, чем возможно!
   Вернёмся к Умише, вернее к тому моменту, когда у него выработалась
новая порция “Чудесной Силы”. Не успела она распределиться по спинному

                8-62
и головному мозгу, как внутренний голос активизировался:
   “Умишка, где твой план? Ох, чувствую – посеял!
Лишь лапки я твои здесь – лицезрю.
Сложил под одеялком мягоньким и млеешь!
Забыв свою идею на корню.
Зато на лучики от солнышка глазеешь!
На блюдце план они твой принесут!
   А если не сегодня – тоже не беда!
Есть завтра, послезавтра, пусть идут года.
Здесь главное – не делать лишнего движенья,
Чтоб ненароком не спугнуть тот план.
И он пожалует, с цветами и оркестром!
Как к худшему из всех лентяев во Вселенной!
Жаль, этого не будет никогда!”
   “Умиша я, а не Умишка! – возразил он себе с раздражением. –
  Замечу – лапки я сложил, ты прав!
... Готовясь так к победному прыжку!
А плана нет в головке... Тесно там ему,
И множество преград. И поместиться сложно!
Ведь как никак – поистине он грандиозен!”
   Дальнейшее выслушивание беседы Умиши с самим собой не представляет
для нас интереса, поскольку два его некогда противоречивых голоса слились
теперь в единый хор хвалебных песнопений в собственный адрес. Так не
лучше ли продолжить тогда знакомство с историей Сура?
   Так вот, после описанной ранее попытки Мазоха, ой, простите – “А”,
поиграться с заложенной от природы величественной судьбой, с целью хоть
немного разбавить пресытившее его  однообразие, у него, как ни странно,
появились последователи, причём не только из среды ненасытных на
эксперименты учёных. Новое течение, словно мода, поначалу робкими и
стеснительными шажками, а вскоре и по-настоящему твёрдой поступью
захватило умы тех, кто не разучился ещё воспринимать новое.
   Отключали всё, без чего можно, пусть и с трудом обходиться. Азарт и
страсть бурлили кипятком. Воспринимаемая как игра, новая реальность
выплеснула наружу океаны спящих до этого фантазий с изобилием приятных
и не очень последствий.
   Догадались одни чудаки отключить у себя способность общаться
телепатически, так пришлось на скору руку изобретать и запускать
необходимую для изготовления телефонов индустрию.
   Общение позволило узнать,
Что есть ещё у голоса и страсть.
Оттенки, вдохновение,
А с ним ещё и пение,
И слушателей мнение...

                8-63
   Однако на этом список подаренных миру полезных нововведений не
исчерпывался.
   Ломать – не строить. Миллионы лет по земным меркам – огромнейший
срок, за который Сурянам удалось буквально сапогом науки пройтись по
всем доступным хрупким цепочкам собственной биологической структуры.
И что это дало, не считая шишек от бодания со столбами вследствие
отключения имевшейся абсолютной защиты от непредвиденных
неприятностей? – Всё, как им казалось поначалу.
   Отключи, мол, возможность подглядывания в информационное
пространство при расчётах – понадобится калькулятор. А если забыл, как
мысленно создавать из ничего материальные объекты – придётся
придумывать и осваивать необходимые инструменты. И так до
бесконечности. Но очевидный плюс из всех этих развлекалок – техника
позволила Сурянам экономить важнейшую составляющую в их жизни –
“Чудесную Силу”.
   И главное, было подмечено – любое ухудшение, вносимое ими в работу
собственных генетических программ, являлось пусть и нелепым, зато
чудодейственным лекарством от мучившей до этого Сурян психологической
проблемы. Ведь покорив Вселенную и решив большинство стоящих перед
ними задач (светило спасти было им не под силу), они столкнулись с
невообразимо скучным и неинтересным прозябанием.
   Но как в детских компьютерных игрищах, построенных на неоправданном
погружении в иллюзии, сколь захватывающими и многообещающими они ни
казались, рано или поздно всё равно наступает пустота и разочарование. Так
и на Суре, всё происходило по аналогичному сценарию.
   Появившаяся было призрачная надежда, не принеся сколь-нибудь
существенных результатов, стала таять день ото дня. Потому что подобные
отключения хоть и привносили некое разнообразие, но полноты всей яркости
жизни так и не дали! Ведь отключались лишь те возможности, без которых
можно было при желании и обойтись! Да и большинство Сурян проводило
эти манипуляции, словно под копирку, делая бессмысленной саму идею
внесения в свою жизнь разнообразия.
   А Вселенские часики тем временем тикали и тикали, неумолимо приближая
их к невидимой роковой черте, за которой, к большому сожалению, ничего
уже нет.

                ГЛАВА 9 
   Вдруг на певучую и звенящую тишину, сопровождающую следующие одна
за другой картинки воспоминаний, обрушилась какофония неистового звона
дешёвого механического будильника, навязчиво напоминая, что отмеренное
им время накрутило ещё один час!
   Но что поделать, если “Х” сам поручил рабу времени ежечасно вторгаться
в границы почитаемого им внутреннего мира, чтобы лишний раз иметь

                9-64
возможность для размышлений и раскладывания материала по
соответствующим полочкам.
   Поэтому и пришлось физику, пусть и нехотя, но всё же расстаться со своим
волшебным шлемом. Из-за чего тематика воспоминаний снова перекочевала
от Сурянских событий к земным, окунув его в далёкое-предалёкое детство,
когда он был обычным заурядным мальчуганом.
   А тогда не существовало компьютерных игр. По причине отсутствия самих
компьютеров. Зато все без исключения ребята играли в сотворённую для них
взрослыми коллективную игру. С феерическим, хотя и заимствованным
названием – Пионерия.
   И по правилам той умной игры детишек каждое лето собирали на удалении
от привычных для них мест обитания, на специально оборудованных
территориях, называемых неблагозвучно “Лагерями”. Чтобы наглядно
показать, что даже с территории, огороженной колючей проволокой, любому
маячит путь в неописуемое сказочное будущее.
   Так вот, пионеры – это подростки, которые по велению того времени сами,
охотно, правда, не без помощи своих старших товарищей и взрослых
заморачивались на том, что были к чему-то, не зная зачем, но “Готовы”!
Причём, “Всегда”! И принимая игру за чистейшую монету, каждое утро
мальчики брали выделенных им девочек за пухлые ручонки и с энтузиазмом
тащили на линейку.
   А там к несмышлёным зелёным ребятишкам, многократно усиленный
включенными на всю мощь громкоговорителями, раздавался голос свыше.
Вернее призыв. Самого верховного для них Заводилы. Как тогда называлось
– “Вожатого”:
   “Мол, главная для вас обязанность, ваш долг, не посрамить себя! И ночью
разбуди вас или днём, везде и всюду, “Будьте же Готовы”! 
   На который пионеры, в возбуждении вплетая свои голоса в единое, хоть и
разношерстное ликование, выкрикивали:
   “Да нечего за нас бояться, мы “Всегда Готовы”! И показывали при этом
недвусмысленный жест, вскидывая руку, согнутую в локте, чтобы все
увидели, насколько они готовы.
   После чего взрослым приходилось лихорадочно искать для пионеров
любую, зачастую бесполезную работу. С рассвета до заката. Без всякого
перерыва. Чтоб не удалось им ни ойкнуть, ни вздохнуть, дабы случайно не
выплеснулось наружу то, что они уже абсолютно “Готовы”.
   Но рано или поздно вечер всё-таки наступал. Солнышко, разморившись за
день от собственного подогрева, в ленивой полудрёме сваливалось за
горизонт, передавая эстафету ничего не деланья пионерам, которые с
завидной регулярностью к тому времени рассчитывались с придуманной для
них работой.
   Зато месяц-проказник навевал уже совсем иные мысли и желания
разделяющимся по половому признаку людям, собирая, в том числе и

                9-65
пионеров, попарно. И c нескрываемым наслаждением те предавались танцам,
держась друг от друга на разрешённом расстоянии вытянутых рук, “по-
пионерски”. Чтобы не дай бог, чего-нибудь не случилось, потому что
вечером их “Готовность” сдерживать было нечем. 
   И в один из таких вечеров случилось с будущим секретным физиком то,
что происходит обычно с каждым, рано или поздно. Между ним и одной из
девочек-пионерочек завязалась особая ниточка. Из-за которой он ходил за
ней, как привязанный. И столкнувшись с таким неведомым до сих пор
чувством, он не смог придумать ничего более оригинального, чем пригласить
девочку на свидание. Ему тогда, наверное, было-то лет десять-одиннадцать,
не больше.
   А в этом возрасте все мальчишки ведут себя одинаково. Девчонки тоже. И с
радостью отвечают взаимностью на протянутую им руку дружбы. Тем более,
если её предложил “Х”. Нет, он не посвящал тогда девчушкам
стихотворений. И не позиционировал себя в роли защитника-телохранителя.
Зато в выплёскиваемом им обаянии, словно окунувшись в тёплое безбрежное
море, до одури приятно было нежиться и греться. Благословляя вечно
Матушку-судьбу. А с его незавидным интеллектом и взрослые не осмелились
бы тягаться.
   И посему время, и место встречи между ними было согласовано и
скреплено трепетным и волнующим рукопожатием заинтересованных
сторон. Всё потонуло в нежном и проникновенном свете четырех
светильников счастливых глазёнок. И лишь часы, висевшие на стене
комнаты мальчика, ошалев от подъедающей их зависти, минуты до встречи
растягивали в часы. Но время остановить и им было не под силу. И вот оно,
желанное – пора.
   Амур, наблюдая за развивающимися событиями, в предвкушении
возбуждённо потирал крылышками. Потом плюнул: “А, была – не была!” И
не долго думая, одолжил их будущему физику, запустив на полную катушку.
   Да, не угнаться за их бешеным ритмом влюблённому сердечку! И
оставалось только вылететь на них из своей комнатёнки, чтобы через
мгновенья оказаться у соседнего корпуса, где проживали девчонки. Но, увы.
Случилось, как всегда, совсем не то.
   Когда он выходил из своего корпуса, то услышал краем уха
нелицеприятную беседу пионервожатых. Говорили явно на повышенных
тонах. О нём.
   Мол, надо же, какая вскрылась тайна!
У мальчика – дурное воспитанье!
Найти, причём, немедленно его,
И наказать по первое число!
   Смотри, чего он возомнил себе!
Интеллигентненький, казалось, не посмеет,
А он то слово, грязное, на “Б”,

                9-66
Спокойно говорит и не краснеет!
   У “Х” поплыла почва под ногами,
Одна лишь мысль свербила в голове:
“Бежать, бежать, насколько силы хватит!
Как людям мне теперь в глаза смотреть?”
   Он ведал, что ругаться – очень плохо!
Но слов таких, хоть режь его, не знал!
И повторял, как будто заведённый:
“Бежать, скорей, какой же я гадёныш!
Так стыдно! Что мне делать? Виноват!
Хоть не моя в том случае вина!”
   Но почему-то ноги, как назло, сделались ватными! Даже волочить их
требовало неимоверных усилий! И в этом состоянии, превозмогая
внутреннюю боль, он добрался до ближайшей лесополосы.
   На его глазах проступили слёзы. Это не было рыданием от неразделённой
несчастной любви. И не было сожалением о несостоявшемся свидании. Глаза
застилали огромные бусинки, не позволяющие видеть ничего на расстоянии
вытянутой руки. А именно этого в сердцах и хотелось бедному мальчугану!
Зачем смотреть на мир, который культивирует в себе жестокость! В котором
можно с легкостью между делом оговорить человека. Просто так. Ни за что.
   Потом он, конечно, выяснил, что на него наговорили старшеклассники,
проигравшие ему на соревнованиях по шашкам, срывая таким способом
раздирающую их злобу, мстя напоследок далеко не “по-пионерски”.
   А в ночном лесу даже добродушный заяц страшнее сказочного оборотня и
тёплую кроватку не заменит подстилка из листьев и хвои. “Так что, выбора у
меня, увы, никакого!” – сделал окончательный вывод маленький “Х”. И
окрепшим уверенным шагом направился к своему корпусу.
   И, немного успокоившись, он тут же вспомнил о назначенной встрече,
лелея в себе несбывшуюся мечту. И тут вдруг чудо! Провидение!
Свершилось! Поодаль, еле различимо, забрезжил силуэт его маленькой
принцессы. Сердечко у мальчонки замерло в нерешительности, словно не
зная, что ему делать, но через какой-то миг с новой силой забилось в дверь
любви. И его маленькие ножки перешли на непомерно длинные шаги.
   Глаза, запамятовав, что неплохо было бы смотреть под ноги, жадно
рыскали, ища встречи с самым нежным и волшебным взглядом на Земле.
Надеясь прочитать там волнующее признание в ответных чувствах, а вместе
с ним – поддержку и понимание, так необходимые ему сейчас. Но, увы. Она
демонстративно отвернулась от него со словами: “С матершинниками
разговаривают только базарные бабы. На базаре. А здесь – воспитанные
лагерные девочки!”
   Если бы смогла подушка вобрать в себя все слёзы, которые он тогда
наплакал, то распухла бы, наверное, в десятки раз! А если даже и распухла,
то всё равно не смягчила бы причинённой ему боли! Боли непонимания и

                9-67
горьких обид! И уж тем более не могла она заглушить частые всхлипывания
и лишь усиливала лихорадку и озноб, охватившие паренька!
   “Ну, как же так, почему?” – всё не мог успокоиться “Х”. Чем же он такое
заслужил, что с ним так жестоко и бесцеремонно поступили? Ведь он никому
ничего плохого не делал, даже не замышлял! Напротив, рад был любому
придти на помощь!
   И хорошо, что неокрепший детский организм имеет уникальную
гарантированную на все сто возможность выхода из любого безвыходного
положения! Плавно переводя в состояние, когда руки начинают ласкаться к
подушке, а губы – пускать пузырики, счастливо посапывая во сне. Так
случилось и на этот раз. Но произошедшее с ним оказалось только видимой
частью айсберга. С подводной его частью он стал сталкиваться в дальнейшем
всё чаще и чаще.
   И упираясь, как слепой котёнок,
В препятствие, которого не видел,
Причин он не искал – ведь был ребёнком –
Казалось всё естественным, привычным!
   Не встретился с девчонкою он той,
Понятно – было тяжко! “Ну и что? –
Вы спросите, его тем мыслям вторя. –
Бывает, и порою – не такое!”
   Так-то оно так, да не совсем. После этого случая у будущего “Х” не
получалось длительное время встретиться ни с одной из земных девчонок!
Тысячи вариантов, представившихся ему в дальнейшем – и ни одного до
конца реализованного. Видать не нашла судьба более достойного объекта для
насмешек, чем “Х”! А, может, не искала! Или был у неё особенный,
неведомый для непосвящённых непонятный до поры до времени план? Кто
знает!
   Ладно, девочки – девочками, а наш мальчик-герой тем временем,
скрючившись на маленькой кроватке, бороздил уже просторы тридевятого
сонного царства.
   До чего же удивителен этот самосозидающий фильмы живой кинотеатр!
Творящий из всего, что попадается случайно под руку! И режиссёры там тем
более, нужны как пятая нога! И всё идёт само собой! Покидай лишь эмоции,
мысли и фантазии, события прошлого, а возможно, и будущего в
коммунальную квартирку размером не больше головы и оставь на
совместное существование!
   А чтобы вся эта свора уживалась в предложенной ей толчее, достаточно
только отключить контроль реальности происходящего. И вроде бы как всё
логично становится и удобоваримо. Правда, только там, во сне. А когда
проснёшься и вспомнишь …
   Так вот будущий “Х”, окунувшийся в этот сон, был ростом ниже своих
сверстников, зато в царстве Морфея он ощущал себя высоким взрослым

                9-68
мужчиной, сидящим в несоразмерно огромном кресле. Равно как и само
кресло терялось в просторах гигантского зала из сказки о великанах.
   Из Сказки, точно – всё почти из злата,
В сиянии искристом хрусталя.
У каждого входящего в Палаты,
Пускалась голова вмиг в кругаля.
   А может, останавливалось сердце,
Дыханье замирало вместе с ним –
Судьба предоставляла шанс чудесный,
Глазами повстречаться. Да, с Самим...
   Глаза его – бескрайние озёра,
С сияньем с бесконечной глубины.
И видится забота в них, опора,
Уверенность для мира и страны.
   И твёрдость в них – они как будто горы,
И в тоже время – мягки и нежны.
Они такие... как и у мальчонки.
Виновного без всякой там вины.
   Только теперь это были глаза не иначе, как Президента Мира. Именно
Президента! Хотя времена раньше были иные. И заправляли в них от “А до
Я” одни Генеральные Секретари! Президенты, конечно, тоже встречались.
Но только почему-то в негативном контексте, в каких-то других и явно
недружественных странах. А здесь, во сне, очевидно, было с точностью до
наоборот.
   А чем занимаются эти самые Президенты? Причём прилюдно?
Подписывают указы, правильно! К которым имеют, как правило, отдалённое
отношение. А вот будущий “Х” на экране собственного ночного кино
подписывал явно свои творения. Следя за тем, чтобы ни одна буковка не
отличалась от оригинального текста.
   “Вот он, родимый, самый первый и такой же по важности! – слушал свои
мысли “Х”. – Без него жизнь иностранцев на моей планете не имеет шансов
на существование. Не освоить им русский язык. А надо. Начало всех начал
вернулось наконец-то на Землю! Помнится мне, что в Англии, в разведке
МИ-6, за всё время её существования, лишь четыре человека смогли это
сделать. А наладить порядок в голове, очистив её от мусора, без настоящего
русского невозможно. И данной мне властью Первого Президента Мира,
повелеваю! – громогласно продолжил он, гордо подняв голову над
склонившимися присутствующими.
   – Иностранцам, испытывающим заметные трудности в изучении русского
языка, на первых порах разрешаю довольствоваться использованием лишь
пары глаголов. Первый глагол употребляется, когда что-то делается для себя.
А что – не так уж и важно. Зарабатывание ли это денег, трата их, приём пищи
и многое-многое другое. Этот глагол – “Хомячить”.

                9-69
   Во всех остальных случаях, вариантов нет, глагол второй  – “)(ерачить”.
Пусть все представят мир наш, заведённый как пружина. Что делает тот,
миленький? “)(ерачит”! И человечки в нём, коль не “хомячат”, то “)(ерачат”.
И дождь со снегом, что угодно, тем же словом, не иначе!”
   “Понятное дело, словечко “)(ерачить” выплыло из подсознания на гребне
волны произошедших накануне неприятных событий, – рассуждал по-
взрослому проснувшийся раньше всех “Х”, анализируя странный сон и
попутно пытаясь вспомнить, куда же он в этой кошмарной суматохе
умудрился за)(ерачить свои трусики. – Но вот откуда тогда взялся Президент
Мира? Неужели, действительно из будущего?”
   И эта мысль, как ни странно, не показалась маленькому “Х” какой-то
абсурдной или нелепой. Напротив. Именно там интуитивно он ощущал своё
постоянное присутствие. А здесь – так, постольку поскольку. И нежась в
своих приятных воспоминаниях, он представлял всё новые и новые картинки
возможного продолжения увиденного им накануне сна. Или вспоминал
события из будущего, что является, возможно, одним и тем же! И
старательно фиксировал их на бумаге, достав любимый розовый карандаш.
   И каждое новое событие в той будущей жизни было радостнее и счастливее
предыдущего! А когда прозвучал горн, приглашающий пионеров дружно
просыпаться и направляться строем в туалет, будущий Президент Мира
подписал под одним из рисунков: “Моя страна”. Потом подумал и поставил
подпись под другим: “Страна, которую создам я”. И, наконец, под третьим:
“Моя собственная идеальная страна”.
   После чего одел трусики и побежал со всеми в существующую реальность.
С омерзительными запахами! Зато освещённую теперь поднимающимся
солнцем! Не тем, что показалось на небосклоне. Известному лишь этому
пока ничем не примечательному мальчугану...
   Так вот, возвращаясь к существовавшей в то время у “Х” ситуации с
девчонками. Именно из-за неё он и оказался тогда на волоске от гибели после
получения диплома. Из-за неё он решил разобраться не только с тем, что
происходит в нём самом, но и во всех просторах Мироздания. Из-за неё он и
станет впоследствии Президентом. Как тогда решил.
   “Не кажется ли автору, что тот злонамеренно сгущает краски? – задастся
вопросом читатель. – Ведь парень “Х”– красивый, умный и успешный, какие
могут быть вообще проблемы? Тем более с другою половинкой. А принимая
во внимание, что с каждым днём на первый план более и более выходит
материальная сторона взаимоотношений между полами, то создаётся
впечатление, что автор просто насмехается”... Но не будем спешить с
выводами.
   Свиданье, вы условились о встрече,
И, оппаньки – подруга околела!
С ума сбежала, просто приболела!
Забыла, где иль с кем, в какое время,

                9-70
   Узнала, что намедни, между делом –
С другим она парнишей залетела.
Семь пятниц у принцессы на неделе,
Дела другие, или расхотела,
  Хотела, может, только в суматохе –
Посеяла бумажку с телефоном.
Подружку повстречала по дороге,
Ля-ля, да тополя, и охи, стоны.
   Водитель вёл автобус неумело,
Возможно – с перегаром застарелым.
Ну ладно, добралась, а там – народа!
И милого, увы, не разглядела!
А может, разыгралась непогода!
Фортуна, очевидно, очумела!
   А с “Х” хотя и так, но всё ж – напротив.
Для важного судьба его призрела.
По собственным храня его законам.
Которые, увы, нам не знакомы.
   А началось всё, как и полагается, с рождения. И подкинула судьбинушка
будущему физику братца-близнеца. Неспроста. Только потом наш герой
начал догадываться, почему. И встречал на выходе из роддома всё это
семейство счастливый папуля. И не он один. Прямо у дверей стояла
неизвестная женщина. Увидев маму с двумя младенцами, она воскликнула:
“Как, они ещё не умерли!” И выхватила из-за пазухи нож. Хорошо, что папа
в своё время хорошо боксировал и не посмотрел, что перед ним женщина. Но
разбираться было тогда недосуг. Хотя следовало бы...
   Это теперь секретному физику более менее понятны корни той далёкой
истории. Очевидно, кто-то неведомым образом был осведомлён о его
рождении, и старался тому всеми силами помешать. Но по каким-то
причинам не смог этого сделать. А тут и ещё одно всплыло воспоминание,
рассказанное отцом.
   Будучи малышом, “Х” почему-то долгое время отказывался говорить. Даже
не пытался. Лишь губоньки растягивал в улыбке. Год-полтора его водили по
врачам, до посинения лазившим ему то в ротик, то в ушки, пытаясь там чего-
то разглядеть. И наперебой талдычили: “Cкажи “Агу”, а лучше, если –
“Мама”. А он всё только улыбался и молчал.
   И вот однажды в тишине, как гром средь неба ясного, чистейшим голосом
и твёрдым, как скала, заметил "кто-то" из его кроватки: “Я спасу мир!” Чем
вызвал волну удивлённых возгласов и вопросов, мол, от чего он спасёт-то,
забывая о том, что в кроватке ребёнок. Потому и остались вопросы тогда без
ответа.
   Был и ещё один необъяснимый случай в его жизни. Пошёл как-то “Х“ к
крутому ясновидящему, надеясь на то, что тот поможет пролить ему свет на

                9-71
одну из сокрытых от него тогда тайн. Мы говорили уже – у нашего
секретного физика все паранормальные способности проявлялись лишь
единожды!
   А ясновидящий был не лыком шит! Особо не утруждая себя, он просто
обирал приходящих к нему валом пациентов, наговаривая на них ужасающие
вещи и прописывая единообразное лечение – уриной. Попросту мочой. А
когда очередь дошла до “Х”, ясновидящий не удосужился даже оторвать свой
взгляд от лежащих на столе красочных журналов. Зато спокойным и
уверенным голосом заключил: “Порча, случай тяжёлый!”   
   Но к тому времени физик научился ощущать идущие через себя потоки
энергии и проводимую кем бы то ни было диагностику. Поэтому и заметил
вслух: “Извините, уважаемый, а на основании чего Вы сделали подобное
заключение, не производя диагностирования?” Удивлённый этому
ясновидящий отложил в сторону журналы и задумался.
   И вдруг “Х” захлестнуло тугой всепроникающей волной мощнейшей
диагностики! Каждая клеточка внутри его головы завибрировала и стала
понемногу покалывать. Ему показалось, что вся его жизнь сейчас была
разложена на полу этого кабинета, её нетрудно было охватить при желании
единственным взглядом.
   Дальнейшие события развивались по непредвиденному сценарию. Хотя,
казалось – чем можно удивить человека, к которому приходят каждый день
люди, не имеющие шансов на выживание? Возможно, стены кабинета видели
и летальные исходы!
   А, тут приняв синюшне-бледный вид, как будто у него, с петлёй, затянутой
на шее, вдруг выбили опору из-под ног, убравши табуретку, он затрясся. И в
судорогах пытался выдавить хотя бы слово. Наконец, в какой-то миг его
прорвало и, как заевшая пластинка, он заладил: “Пожалуйста, уйдите, я
прошу, пожалуйста, не приходите больше”. Удивленному и
разволновавшемуся не меньше ясновидящего “Х” ничего не оставалось, как
последовать его жалостным мольбам и ретироваться.
   Но не для того сюда пожаловал, чтобы уйти не солоно хлебавши. И потому
остался в коридоре, дожидаясь, когда от ясновидящего выйдёт следующая по
очереди женщина. Однако та пулей вылетела из кабинета, едва туда попав,
объяснив, что провидец лежит в данное время на кушетке, еле живой,
повторяя единственное слово: “Заслали”.
   “И кто же и куда меня заслал?” – ещё раз спросил себя “Х”, ёжась на
прохладном полу пирамиды, затем поправил на себе чудо-шлем и в
очередной раз включил установку.

                ГЛАВА 10   
   Сур, 32 185 112 год от рождения Умиши. Научная конференция.
   На этот раз конференцию осчастливили своим присутствием ни много, ни
мало – целых восемь учёных, что в условиях не изобилующего населением

                10-72
считалось поистине небывалым явлением. Непринуждённо
развалившись в удобных, адаптирующихся под конкретную фигуру креслах
и полузакрыв для лучшего погружения в себя глаза, все они, как один,
обдумывали нюансы и всевозможные детали предполагаемого разговора.
   И вид откинутых в лежачее положение спинок их кресел позволил бы
сделать любому стороннему наблюдателю вывод, что собрание это по всей
видимости для того, чтобы в очередной раз доказать всему миру поросшую
мхом истину. Что по закону чудака – земного Архимеда, учёный муж ты или
нет, но опосля обильного обеда, часок-другой соснуть – благое дело. А
посему и не судьба здесь оказаться никаким сторонним наблюдателям, дабы
не отвлекать служителей науки на всякий недостойнейший их внимания
дешёвый бред.
   Все восемь кресел-кроватей располагались равномерно по кругу, чтобы из
любой точки обзора можно было бы видеть находящийся в центре
голографический экран, на котором и предполагалось демонстрировать
материалы этой конференции. И пока основной докладчик не удосужился
переместить туда свой достопочтеннейший лик, на нём красовались лишь
отголоски потугов беднейшей компьютерной фантазии.
   И вряд ли её материализация в образе безносого грушевидного лица
молочного цвета с восемью задорно подмигивающими глазками и милыми
губошлёпками на всё лицо, пускающими воздушные поцелуи каждому из
присутствующих в зале могла быть оценена ими по заслугам.
   Зато сами они, поднявшись на фонтанах своей неиссякаемой фантазии,
загодя примерили на себя немыслимые и не существовавшие доныне
одеяния, чтобы с высоты птичьего полёта ознаменовать эту конференцию не
только бы цветением изобилующих оттенков мыслей и идей, но и
распустившимся на этой благодатной почве благоухающим своим величием
поистине Райским цветком. Между прочим, их красное солнце называлось
“Ра”. Может отсюда и пошло это выражение, кто знает.
   Вернёмся к вопросам, вынесенным на обсуждение на этой конференции.
Вернее, единственному. Впрочем, и не вопросу, если выразиться точнее!
Просто один из учёных разослал своим коллегам приглашение проследовать
за ним в Прекрасный Новый Выдуманный Мир, где всё чудесно, лучше не
бывает, из-за того, что хуже, несравненно, чем сейчас!
   Интрига? Да! Вот все и собрались!
А как, спроси, распутывать интриги –
Ответят на любом конце Земли. 
И здесь, у всех – пространство всё забито,
Везде фужеры, рюмки, бутыли…
   На этот раз смешные бутылёшки,
Переродились в монстров, да каких!
Их и поднять-то было невозможно,
Не то, чтобы в себя пытаться перелить!

                10-73
   А посему прекрасно было видно, что продолжительность работы
конференции заранее не оговаривалась.
   А чтобы учёные мужи не отвлекались на привычное сканирование
зарождающихся друг у друга мыслеформ, отнимающее изрядное количество
сил и внимания, зал был спроектирован по всем правилам существующей
акустики. Это позволяло даже при шёпоте быть прекрасно услышанным
всеми. И, кстати, несмотря на желание у многих обменяться заранее мыслями
по существующему вопросу, никто на это не отважился, предоставляя автору
проекта законное право быть услышанным первым.
   А вот и он, его улыбка впрочем,
Возникшая откуда ни возьмись,
Из недр бутона этого ж цветочка,
Теперь уже разросшегося ввысь.
   И тут же – освещение притихло,
А с ним и народившийся цветок!
Зато улыбка ярче заискрилась,
Как солнце, что взошло под потолок.
   ЯВЬ – Друзья мои, хочу я вам сказать,
Хотя заметно это по усмешке,
Что тускло в вас всё, незаметно, серо!
И проблеска идеи не сыскать!
Зато себя поздравить можно смело!
А главное – неспешно наливать!   
   Я вспомнил, с чем поздравить-то!
Пришёл к вам кризис жанра!
И шанс вам данный вы тем самым упустили.
Вносили изменения, и то, и сё, вы ж разные.
Возможно, на лицо, в остальном, увы!
Два сапога, как говорится, пара!
А потому – заслуженная кара,
Коль стали жизнь менять вы под копирку!
   Скажите, а пытался кто-нибудь из вас такое-эдакое существенное себе
отключить, что невозможно было б при желании вернуть на место? И кто же?
Поднимите руки! О, да, как я предполагал! Взметнулся, издырявив небо,
огромный лес из поднятых ручонок! Жаль, только тех, кто просит
выступленья! А может, у кого-то есть идеи поновее? Обидно, и таких, к
большому сожалению, нема!
   ЗОЛОТОУСТЫЙ – Твои уста Явь, словно ключ в замочке!
Осталось только сделать оборот!
Но перепутал сторону ты, точно!
   Мы – зрители и смотрим лишь в оконце!
И ждём, когда придёт к нам светлый день!
А он придёт за восходящим солнцем!

                10-74
   Коль ты зажёгся – значит, будь светилом!
А мы – сырые, не дадим огня!
Зато подсохнуть нам тепла б хватило!
   КОПУША – Да, понимание моё – не бесконечно!
Для лирики мы, что ли собрались здесь в круг?
…Простите вы меня, пожалуйста, сердечно,
Что я заговорил, не зная, почему,
Нанизывая слово на словечко,
Как будто я и есть Золотоустый!
   Не перепутайте меня с ним, пожалуйста, когда надумаете его основательно
пожурить!
   Так всё же, для чего мы здесь? Чтоб с умным и деловым видом опустошать,
присосавшись, извините, заговорился, хотел сказать пофилософствовать?
Или всё-таки для презентации предлагаемого, но пока ещё не озвученного
проекта? Но если так – надо двигаться дальше, а не обвинять нас в
одинаковости, иначе никакого смысла не было бы собираться нам такой
большой оравой и тратить попусту драгоценнейшее время! Один из нас бы
всё необходимое придумал, с собою между делом обсудил и, сам
прекрасненько сваял и сотворил!
   И в ком из нас такое изобилие незаменимых качеств и достоинств?
Наверно, Явь в тебе? Молчишь! Понятно, нечего сказать! Уставились все
дружно на Умишу... Он тоже в рот как будто жидкости набрал! Уж на него-то
это точно не похоже! Да, налицо прекраснейший пример, когда молчанье –
знак отсутствия согласия! Похоже, мы преждевременно здесь собрались, при
таком тоне мы вряд ли что решим. Остаётся только вспомнить, что у нас в
руках.
   ЯВЬ – Внимание! Вот ты, Золотоустый,
Не ты, а тот – похожий на Копушу!
Так что же ты, витиевато изъясняясь,
До слуха нам всем донести старался?
   Что рюмочка в натруженных руках,
Важнее облаков тяжёлых обсуждений,
Хоть польза в них видна и велика,
Не вызывает споров и сомнений,
В отличие от рюмочки в руках?
Да это ясно и без всяких там словечек!
   Ну, ладушки, действительно, простите! С плеча, погорячился, и не то не так
сказал. Со всеми, да, случается такое! А мы – конечно же, разные! Иначе
быть не может! Вот только жизнь у нас всё равно одинаковая – никудышная!
Но давайте вернёмся к тому, с чего начали это обсуждение! Иначе
действительно запамятуем, по какому поводу здесь собрались!
   МОСК – А может, Явь, сначала проработаем вопросы, которые не терпят
отлагательств?

                10-75
   Ведь время, как песок стекает незаметно.
А с ним и остающимся нам шанс...
Не забывайте только – мы за всех в ответе!
Успеть бы в этот раз!
   КОПУША – Да ладно, Явь, не слушай Моска!
   Он может и по делу выступает,
Но пыл его неплохо б охладить.
Иначе в нём то дело воспылает,
И не родившись, попросту сгорит.
   И я со всей ответственностью обещаю, и думаю, поддержат остальные, что
за оставшиеся миллионы лет по его вопросу мы ещё не единожды
схлестнёмся, ну в смысле соберёмся обсудить! Договорились? Замечательно!
А теперь даю я слово Явю, пожалуйте, любезнейше прошу!
   ЯВЬ – Спасибо! Раз согласились вы собраться тут по моей просьбе, доверив
столь почётную трибуну, значит наука, что бы ни говорили, только на
мне, к сожалению и держится. Шучу! А может, и нет. Так вот, вы все под
впечатлением успехов “А” туда-сюда включали-отключали всё то, что только
можно и нельзя. Прошу прощения, оговорился. У “А” был и горький опыт, и
вы, наученные им, наверняка не включали более того, что изначально было
отключено.
   К тому же, вы достаточно хорошо осведомлены, что делали в этом плане
ваши друзья и знакомые. Поэтому, скажите, у кого-нибудь от подобных
ухудшений заложенных в него возможностей потускнела ли красками жизнь?
Иль хуже, может быть, угасла? А есть ли тот, кто из-за этих экспериментов
несёт теперь непосильную ношу невыносимо горьких страданий, сомнений и
разочарований? Молчите! Отсюда следует, что прав я, как всегда! И жизнь у
всех на самом деле стала интересней! Вот только почему, какие мнения
имеются на этот счёт?
   КОПУША – Не слишком ли торопитесь с выводами, коллеги? Но если вы
действительно полагаете, что жизнь после подобных издевательств над собой
переместилась в особые райские кущи, что является, мягко говоря, спорным,
то видно всё-таки из-за того, что в ней стало гораздо меньше
определённости.
   ПИВАГОРЬ – Нет, Копуша, изложенная тобой причина хоть и является
достаточно весомой, но до основной она, увы, не дотягивает! Всё на самом
деле проще и примитивней! Ведь когда ты владеешь всем, что только
возжелаешь, то невольно загружаешь любой подвернувшейся под руку
работой и без того навьюченный под завязочку многострадальный организм!
Пусть даже работа эта и бесполезная! И нетушки уже ни сил, ни желаний
замечать те прекрасные и чудные мгновения, которыми балует тебя
окружающий мир!
   Вот и моя многострадальная головка,
Трещала ранее и день, и ночь по швам,

                10-76
Переполняясь болью чьей-то, стоном,
Вбирая шум весь окружающий и гам.
   И мысли не мои – во мне витали роем,
И ощущения – меня бросали в дрожь,
А я выслушивал их жадно и с запоем,
Себе втыкая от страданий в сердце нож.
   И в какой-то момент всё это настолько мне опротивело, что я повернул этот
нож против самих же виновников моего негативного состояния, отрубив им у
себя саму возможность просачиваться в пространство моей черепной
коробки.
   И шум исчез, взамен лишь – тишина,
Безмолвие, я ничего не слышал,
Какой-то жуткий леденящий страх.
Как будто я отключен или... выпал!
   А пустота гналась за мной, как поезд!
Я потерял опору и поплыл!
Ища почти безумным взором,
За что б вцепиться из последних сил.
   И в этом состоянии, и как бы невзначай,
Cкользнул мой взгляд по маечке,
Висящей на кровати!
Той самой, розоватой,
Что раньше и в упор не замечал!
   И понял я – из-за чего она мила,
Она и есть – и проводник, и дверца,
В мир розового бесконечного тепла,
Куда и просится, стучась,
Не ведая покоя наше сердце. 
   Смотрю теперь часами, растворяясь,
В том пятнышке чудесном на кровати!
И млею, в этой тёпленькой плескаясь,
Малиновой особой благодати!
   УМИША – Да, Пивагорь, тебя я понимаю,
И розовое тоже, как и ты,
Любви нежнейшее я молоко лакаю.
   Не скрою – под влияньем ”А”,
Как ты, позволил и себя,
Немножко я поправить.
   Отсюда вывод, ясный, словно Ра,
Что главная причина перемен –
Излишняя избыточность программ,
И всяких нужных и не очень схем,
Которые, дав силу в наши руки,

                10-77
За это нас и вяжут по рукам!
   ЯВЬ – Ты молодец, Умиша и герой!
   И в знак во всём согласия с тобой,
Я постарался, сколько только мог,
Настроиться на ласку и восторг,
Забыв, что ласка в отношении тебя,
Сродни бензину, только для огня.
   И имечко твоё, на самом деле,
Тебя определяет в полной мере,
Скорее – даже всё наоборот!
Хоть разницы по сути никакой!
   Ума, достоинств – у тебя не счесть,
И истина уста облюбовала.
Но так сказать – наверно будет мало.
Скорее Истина – ты сам и есть!
   ...Опять ушёл в хвалебные пучины!
Казалось бы, разок нырну на глубину,
Чтоб лестное там выловить словечко!
Одно, ну два! На это есть причины!
Нырнул! И не заметил, как пошёл ко дну!
   А тут уже совсем не до забавы!
Хотя тебе, чего не скажешь о других,
Вреда от этой речи будет мало!
Ведь волны лести, что слетают с губ моих,
Теряются в потоках от цунами,
Идущем из твоих отверстых кладовых.
   Отвлёкся, ладно. А теперь – вопрос такой!
Одно прошу лишь – продереть глазные щели,
Кому навеял я, не зная, что лелею,
Своею речью сладкой, карамельный сон!
   Так кто из вас попробует помыслить,
И дать хотя б прикидочный ответ –
А сколько отключить нам генов "лишних",
Чтоб стало жить вкусней и аппетитней,
Чем в вашем из ванили ароматном сне?
---
   По стенам промелькнула чернота,
Клубами пыша, словно в саже вата,
Гнетуще наступая, как беда,
В безмолвии сползая тихо на пол!
   И шок сковал, а кто уже проснулся,
Как будто в сон ушёл, как и другие!
И в полусне в тех в полумыслях дулись,

                10-78
А где искать, им даже и не снилось.
   И в этом зале – появись бы муха,
То оглушила б рёвом но, увы.
Зачем волненья за сохранность слуха,
Ведь здесь Суряне были лишь одни.
   И вдруг как взрыв, всё тот же Явя голос,
Что мухи той сильнее оглушил.
И дело не в акустике хорошей,
А в том, что тот учёный заявил!
   ЯВЬ – А слабо отключать произвольное количество генов, хоть все без
исключения, причём по совершенно случайному закону? Не у себя, а
создавая для этого всё новых и новых соответствующих существ! С
отключенными генами! Я бы за это взялся!
   Зал опять погрузился в молчание, с однообразными теми же
покачиваниями головами и цоканьями языками, непонятно что
выражающими, но имеющими у каждого возможно, собственный смысл.
Однако пауза на этот раз была на удивление короткой – сдержать столь
бурный фонтан эмоций было сродни пару в перегретом чайнике со свистком!
   КОПУША – Как можно вообще приступать к какому-то действию, когда на
этот счёт не существует даже мало-мальски сформированного учения? А без
учения – любые размышления опасны. Потому что неизвестно, куда они,
махая ручкой, завлекая, в конце концов, нас смогут завести!
   А вывод прост! Давайте дружно, возьмём-ка в руки, ну в смысле подождём
ещё некоторое время, ладно! Пока всё окончательно не устаканится! Почему-
то не у всех стаканы в руках! И вообще, зачем это нам, а? Сколько мы по-
старому прожили! И столько же ещё без этих заморочек проживём!
   ЯВЬ – О! Если б только, как сказал Копуша, жили!
А то ведь просто, словно жизнь – игрульки,
Хотелки раздували и раздули,
И прозябали, только вхолостую!
И дальше нам придётся прозябать!
   И в том же самом, неприглядном духе!
А то, возможно, несравненно хуже!
А этого как раз нам всем не нужно!
   А потому, давайте на мгновенье,
Перенесёмся в мир, который я создам.
В котором всё чудесно, совершенно,
Из-за того, что хуже, чем всегда!
   Так вот, представим, что получится у нас,
Не знаю – что, но явно классное такое!
И переймём всё лучшее на раз!
И возражать, по-моему, не стоит!
   Ведь заживём мы, окунувшись в этот класс!

                10-79
Забывши, как влачили мы порою,
Существованье, что и жалким не назвать!
   ХОРОШ – А вдруг с гнильцой ты выродил сценарий?
Написан он отнюдь не до конца!
Начало светло, даже есть литавры,
А дальше – всё, обрыв и пустота.
   А пустота не может быть пустою.
В неё стремится что-то заползти.
Однако может статься и такое,
Что волосы восстанут на груди!
   Существ несуществующих размножим?
А с ними то, чего на счастье нет?
Предчувствие беды меня тревожит!
Повременить – и я даю совет!
   Беда к тому ж приходит не одна!
Она, как смерч, затягивает всё!
И силы копит, множится, растёт!
Чтоб выплеснуть то гадкое на нас!
   А сколь его за годы вечной жизни,
Накопят те шальные существа?
Не знаете, я вижу по глазам.
Испуг в которых виден, и не хилый!
   Да и моё сердечко в шоке сжалось,
Готовое скакать уже назад,
Тех ужасов коснувшись лишь едва!
   ЯВЬ / перебивая Хороша / –
   Ну, Хорош, я в восторге, вот те раз!
Рисуешь ты поистине отменно!
Сухою кистью, а картина – класс!
Какие краски! Чудо, загляденье!
И будущее – в профиль и анфас!
А риск, не скрою – почва есть сомненьям!
   Но, как известно, от плохого застрахован лишь тот, кто приклеился к
любимому дивану и плывёт на нём по течению жизни, размахивая руками,
чтобы отогнать ветер прорывающихся к нему перемен. В том числе и в
лучшую сторону! А относительно долгой жизни тех, чьё развитие пойдёт не
по  проложенной нами колее – согласен, да! И опасения твои я принимаю!
   Но, вспомни – на каждый разбушевавшийся на ветру листок существует
давно уготованный ему листопад! Восстанови-ка, Хорош в памяти события,
произошедшие с нашим многоуважаемым “А”! Когда он, увлёкшись, по
ошибке запустил в работу имеющийся у нас механизм принудительного
старения! Не ведая, что открыл безотказнейшее средство самоизлечения от
чуждых проявлений вырвавшейся из-под нашего контроля вечности! Поклон,

                10-80
тебе, многострадальный “А”! За путь нам данный для Великого Творения!
   ПИВАГОРЬ – О, благодарность Явю от меня,
Творцу, вложившему в творенья,
По капле из размноженного я!
   Прости, куда те капельки твои,
Впоследствии придут, чтоб развлекаться?
Ко мне? Конечно! Всех скорей зови!
Ведь там напитков – море, а не капли!
Заставлены и полки, и шкафы!
И в коридоре – боком лишь пройти!
Но жить-то где им? Я, увы, не знаю!
   Хотя, постой, ещё есть и кровать!
Большущая, ну прямо на двоих!
А скрючусь я, иль к стеночке прижмусь,
Там трое могут втиснуться и спать!
Отлично, Явь, годится, выпускай!
Лишь только я немного приберусь.
   А вдруг плохое, Хорош прав, случится?
Что остаётся делать нам тогда,
Когда придёт нежданная беда?
Начнут они познание напитков!
   А их там – хоть залейся, хоть упейся!
Любых тончайших вкусовых оттенков!
И пенкой, нежной, плюшевой и... верной,
Ну, как такое всё в себя не влить?
   И превратят хорошее в плохое.
И, ясно... выплеснут! Вопрос – куда?
И вдруг случайно маечка моя,
То счастье облюбованное мною,
Им как-то попадётся на глаза!
   О, ужас, не желаю я, увольте!
Я отзываю сказанное "ЗА"!
А ежели к тому же, я не скрою …
   ЯВЬ / прерывая его на полуслове / – Не волнуйся, дружище, я и не такие
ещё варианты рассматривал! И потому позволил себе перестраховаться! Для
чего собираюсь поставить эксперимент не у нас, а на пригодной для жизни
планете в нашей звёздной системе! Которую я облюбовал для подобных
творческих изысков! Даже летал туда неоднократно!
   А жить там – лучшего не надо!
Словами я не в силах передать!
Хоть разом нам махнуть туда, не глядя!
Но мне лишь счастье первым испытать!
   Правда, пекло там неимоверное! Ничего, от перца жжение бывает и

                10-81
сильнее, а всё равно через некоторое время начинает нравиться. И к этому
привыкну.
   Так вот, помните, куда отправился наш учитель, многоуважаемый “А”,
умирать? И именно там, на планете с красивым названием Адом, что возле
нашего малюсенького солнца, мы и развернёмся на полную катушку!
   Её заселим сколь возможно плотно,
Да что стесняться – ввысь, и в глубину!
Родится что удачным и не очень!
   И пусть сия волшебная планета,
Не так уж далека, как нам хотелось,
Но не в твоей уж, Пивагорь, постельке!
И маечка, где обитает сердце,
И дальше, очевидно, что согреет,
Твоё лишь нежно-розовое тельце!
   Излишки же напитков чудных с газом,
Придётся снова с горестью спускать,
В разверзнутое жерло унитаза!
   И холод – друг, что в космосе витает,
Покой пусть наш отныне согревает,
Мы дальше будем нежиться в кроватках!
Жаль, иногда не всё бывает гладко!
   ХОРОШ – А есть ли на примете планетёнка,
Что где-то на задворках Мирозданья?
Тем самым к холодрыге от авося,
Добавилось бы вкупе расстоянье!
   ПИВАГОРЬ – Конечно! Вспомните, когда-то я,
В своих фантазиях улётных,
Летал почти что, как и Явь!
С отличием одним опрелённым.
   Не измывался над собой тогда,
А чудо жизни создавал иное!
Лепя, как скульптор, то живое,
Кому необходима лишь вода!
И воздуха чуточек с солнцем!
   Чтоб радовать собою нас,
Даруя полноценный отдых!
За то, что проникает свет в оконце!
Чего я ни настряпал в те года!
   О, сколько похвалы, я помню точно,
Звучало в адрес вашего слуги,
За каждый новый бледненький росточек,
Что ищет путь из Матушки земли,
За нить хватая солнечный клубочек!

                10-82
   Чтоб платьице зелёное связать!
Гулять в нём, упиваясь ветерочком!
Даруя радость жаждущим глазам!   
   И вы в ответ дарили поцелуи,
Цветочкам ярким, вызревшим плодам,
Свои к ним нежно примыкая губы,
Не ведая, что кто-то есть и там –
   В том мире, где подобные творенья,
Порой не радуют своею красотой.
Давая море горечи, сомнений.
Тот мир – творца растительности той.
Ну, то бишь – сами знаете, о ком я!   
   И чтоб не стало более мне гадко,
Я сотворил напиток свой тогда,
Мою впитавший горечь без остатка,
Из тяжкой – делая воздушно-сладкой,
Неся моё спасение, друзья!
   Хоть в нём желал с реальностью расстаться.
Теперь могу я в этом вам признаться!
А вам и недосуг за наслажденьем,
На бедного творца его взглянуть!
   Помните, с каким удивлением смотрели вы тогда на изобретённые мною
причудливые фруктовые пирамидки, перевёрнутые своей головкой книзу!
Даже не задумываясь, почему назвал я этот фрукт виноградом, удивляясь
лишь немому вопросу – ради какой величайшей цели он обязан был своему
неожиданному появлению на свет! Ведь ценности в нём пищевой, и здесь я с
вами солидарен, ни капельки и даже ни полкапли! Хоть соку в нём имелось и
с избытком!
   Но всё равно искренне радовались! Как казалось вам, достигнутым мною
тогда вершинам творческого успеха! Даже не догадываясь, что задумывал я в
итоге получить совершенно иное!
   Да, поначалу всё шло, как по маслу! Я с лёгкостью, играючи реализовал
задумку, чтобы в сочном содержимом его плодов, насыщенном чистейшей
глюкозой присутствовали также необходимые ферменты брожения! Которые
превращали бы его впоследствии в желанный напиток!
   Но вот потом – преграда, как стена!
И об неё хоть бейся, или плачь,
Хоть просиди штанины в ожиданьи,
В надежде, рассосётся, мол, сама.
   Я нужного, увы, не получил!
Того, чтоб сахар весь перебродил,
В самих же ягодках при вызреваньи!
...Обидно, даже время не спасает!

                10-83
   Простите, я отвлёкся, пусть и малость,
От темы, что от творческих исканий,
Родилось у меня семян не меньше,
Чем пыли на тропинках Мироздания!
И я подумал – может их рассеять,
Туда-сюда по матушке-Вселенной?
   Что мы и сделали, создав межзвёздный элеватор-звездолёт и отправив на
нём половину из оставшихся семян на одну из удалённых от нас планет!
   А та планета – просто загляденье!
Плывёт себе, загадочно мерцая,
В тумане голубом из атмосферы,
В которой, кстати, есть и кислород!
И солнце золотистое сияет!
Да, и вода – ну прямо, огород!
   И хоть планета та от нас не близко,
Лететь прилично – годиков так сорок,
Но мы решились! Хоть и с долей риска!
Там как-никак условия для роста,
Такие, что Адому и не снились!
   ЯВЬ – Да, этим я как раз и занимался!
Исследовал тот шарик бирюзовый.
Челночных понаделал автоматов.
Снующих между небом и землёю.
   Ну, то есть звездолётом на орбите,
И сушей, что пригодна для посева.
Сажающих, любовно поливая,
И каждое из семечек лелея!
И что творится там сейчас – не знаю,
Но думаю, что праздник и веселье! 
   С каким бы превеликим удовольствием я развернулся именно там!
Поначалу даже я так и хотел. Но, произведя детальные расчёты, убедился,
что ошибался. И дело не в огромном расстоянии до описанной той планеты.
Просто наше, близкое пятнышко, Адом – совсем без пятен, белых,
неизвестных. А вот там – полная неопределённость! Того и гляди – случится
какая-нибудь подлянка! 
   Напомню, в той системе звёздной,
Жила-была обычная планета.
Крутилась как волчок она в заботах,
Но в том-то всё и дело, что беспечно.
Надеясь на несчётное количество годочков.
   И вдруг, бабах! Негаданно-нежданно,
Как молния иль выстрел скоротечно!
В щебёнку разнесло её, на мелкие кусочки!

                10-84
Причина оказалась тривиальной.
У всех планет, и это вам не в новость,
Ядро, коль есть – сплошной гидрида железа.*
   * Гидрид железа – химическое соединение железа с водородом FeH или
дейтерием FeD. А в тех слоях, где ядро жидкое – водород дополнительно ещё
и в расплаве. Равновесие неустойчивое. Значит – есть процессы дегазации. **
   При дегазации-то вышел перебор.
“Бабах”! Так шандарахнуло там сильно!
Что астероидов потоки до сих пор,
Как ливни с неба часты и обильны.
Особенно на тех засеянных полях.
   И мог бы рисковать я, хоть какими,
От плоти и кровиночки моей,
Родимыми частичками своими?
Естественно, что, нет – один ответ!
   И загодя тогда я перед тем,
Как Пивагоревы туда послать творенья,
Удостоверился, что данная планета,
Пусть чуточку, но всё-таки умнее!
   Она ведь тоже тужится и пухнет,
И водорода в ней – бери и отбавляй!
А дальше – поднатужиться и бухнуть?
Чтоб повторить знакомый нам сценарий?
   Ну, нетушки, она, я говорил – хитрее!
А как иначе, если пучит – аж, беда!
Вот и мозги работают отменно!
Неважно, что песок в них только, да вода!
Зато их много! И они нетленны!
   И выход найден – надо незаметно,
Тот газ тихонько в атмосферу подпускать.
И участь незавидная сестрёнки,
Её тогда решила миновать!
   Удивительно, но такой способ выполнил заодно не менее грандиозную
задачу – частично компенсировал утечку водорода в космос, что замедлило
процессы изменения уровня мирового океана.
   Да, Пивагорь, хвала тебе и честь,
Идею зародил у нас в умах!
В каких-то (кто их видел?) закромах,
Хранятся (кто считал их?) – и не счесть,
Запасы тех полученных семян!
   И понял мой намёк – так действуй!
Исправь сложившийся изъян –
Адом скорее заселяй,

                10-85
Своим зелёненьким семейством.
   МОСК – А всё равно, хотим мы или нет,
Промчатся быстро миллионы лет.
И на краснеющей на небе сковородке,
Запустится по полной подогрев!
   И мы – ну, да, играть решимся в прятки,
Попрячемся в щелях, надеясь на авось!
Забыв, что у светила-то игра совсем иная!
Ну, что-то наподобие весёлого мангала!
   А главное – с весельем и улыбкой!
Настигнет нас, шампурчики-лучи вонзая.
С любовью запасенные, с избытком.
И радуйся. В любви его столь шибкой.
   И мы, зажегшись и горя от этой страсти,
В блаженстве собственных же растворимся стонов!
Скворча от удовольствия, играя!
Забавно извиваясь под лучами солнца!
Румянились чтоб спинки и бочки!
Но если только не удастся с носом,
Оставить в прошлом милое светило. 
   Представляете, суёт оно туда-сюда свой любопытный носик, а кроме носа
этого никого и не видно.
   ЯВЬ – Тем более! Нам нужно, даже очень,
Чтоб получилось существо, как эталон!
Чтоб напоследок, пусть и ненадолго,
Нам это счастье нужное дало. 
   МОСК – Согласен, Явь, тебя я понимаю,
Но катастрофу это, жаль, не отменяет!
И годы, пусть и некоего буйства,
Проскочат, не оставив послевкусья.
   Эмоций не запомнит головёшка.
Не по одёжке, явно тянешь ножки.
Не лучше ль разобраться со светилом?
Отбросить всё, суммировать все силы!
Нет, воду в ступе потолочь – святое!
И перелить с порожнего в пустое!
   КОПУША – Опять заладил, Моск! Да прекрати!
Эмоции любые – есть враги,
Учёного, а значит, и ученья.
Ты знаешь это, явно, без сомненья!
   ХОРОШ – А погубит ли чудовищная катастрофа и тех?
   ЯВЬ – Кого, прости, не уловил?
   ХОРОШ – Ну этих, кого настряпаем на Адоме? Ты ни разу не обмолвился и

                10-86
словом, а их-то как ты думаешь спасать?
   ЯВЬ – Да, перед ней не в силах устоять никто! Но я же – Явь! А значит –
реалист! И занимаюсь на любой момент одним лишь направлением работы!
Давайте сначала то, что в наших планах, а там посмотрим, что из этого
выходит. На то она, коллеги и наука, что собирает факты, как в копилку, чтоб
новые из них родить идеи, которые откроют горизонты для накопления
новейших фактов. И так до бесконечности.
   Я одного никак не понимаю! К чему сейчас все разговоры о спасении,
когда совсем не ясно – а кого, и нужно ли вообще кого-то там спасать? И что
ты, с Моском сговорился что ли? Порой мне кажется – легко вас перепутать.
Смени-ка, Хорош, имя. Подойдёт тебе – Спаситель!
   ХОРОШ – Я-то серьёзно, а ты как всегда изгаляешься перед публикой в
неподражаемом своём амплуа! Но шутками и прибаутками проблему не
решить, можно лишь отгородиться от неё на время, делая вид, что якобы не
замечаешь! Но тогда и на самом деле не заметишь, как она разрастётся. Да
так, что и взглядом её не охватишь! Не говоря о том, чтобы справиться,
Ладно, тебя не переделать, придётся самому её решать!
   ЯВЬ – О, друг бесценный мой, какая радость,
Спаси меня, неважно чем, ты б смог!
Любой помощник мне, которых мало,
Важнее драгоценного металла.
Спаситель Золотой, я весь у Ваших ног!
   ХОРОШ – Ради общего нашего дела я искренне умею прощать! Кого по
другому поводу прощать бы не следовало!
   УМИША – А вот я никак не научусь выдержке и хладнокровию, сколь ни
пытаюсь, когда меня называют уменьшительно-ласкательно.
   КРЫШЕНЬ – Друзья, хватит вам дуться друг на друга и пререкаться!
Неужели вы запамятовали, что все мы – воплощение единого Вселенского
Плана! А им мы объединены изначально! За работу!

                ГЛАВА 11
   Тяжёлый труд – карабкаться и рваться!
Когда зубов нет, ног и даже рук!
И весь багровый, тужась, он старался,
Лелея планы через облачность взглянуть.
  Она ж – как вата, разве что сплошная,
Лишала шанс прорваться сквозь неё.
Но он в бою, хотя уже не капли!
Гранатовые струи хлещут из него!
  Зато он – диск огромнейшего солнца!
И мощь какая! Можно ль обуздать?
И продолжая жечь себе оконце,
Редут он жаждал обороны разметать.

                11-87
   Но тучи, между прочим, не сдавались,
Удерживая выбранный рубеж.
И всё бурлили и сопротивлялись,
Растаскивая жар по площади небес.
   И всё пылало. Даже под ногами!
Казалось – должен плавиться песок.
И испаренья, словно бы их звали,
Тянулись вверх, к создателю сего.
   И тут вдруг солнце проломило небо.
И эта дымка – обратилась в кровь.
И струи хлынув, устремились в небыль,
К себе влекомые светилом вновь и вновь.
   Но кажется, ему всё это мало,
И щупальца он к Явю устремил.
Как липкие противные создания,
Они коснулись сзади головы.
Но, передумав, или для забавы,
По позвоночнику как будто потекли...
   Явь принялся прощупывать затылок,
Затем, окончив, перешёл на спину,
Но тщетно – ни следов, и ни намёков.
Кого-то или может быть, чего-то.
Лишь капли проступающего пота.
   “Ну и парная, не Адом, а баня! – вырвалось у учёного. –
И влажность, что привиделось такое!
И где ты, банщик? Марш за простынями!
... Забыл, за Пивагорем, как же без него!
   И пусть друзей захватит закадычных!
Ну, литров... семь, нет – десять, для приличья!
А там посмотрим, повторим по новой!
Прекрасно посидим! Годочков миллион!
И что же в том плохого?
Вот только где б водицы наскрести?
   Кругом, назло слежавшийся песок,
Который из-за бурных испарений,
Скрывающих собою горизонт,
Единственным казался проявленьем,
Унылого пейзажа на планете!
   Такой до неприличия противный!
Как грязь – сербурмалиновый и пыльный!
Конца ему, похоже, что не видно!
   Не сочетается он что-то с чистотой,
Отмытого до блеска,

                11-88
Нежнейшего и мягкого, как шёлк,
Молочно-розоватенького тельца!
   Хотя, гляди-ка, лужицы сверкают,
Как ртуть переливаются... и тают!
Неужто – впрямь вода? Хоть я и Явь –
Пока не время явью стать мечтам!
Оптический эффект! Дешёвый, как всегда!
   Вот так вот и засохну... в океане,
На крохотном песчаном островочке!
В навязчивой, сплошной и грязной бане,
Без всякого просвета днём и ночью.
Где в сладостных глоточках лишь витаю.
Хлебнуть бы! – Нет желанья в одиночку.
   И друг вот, неживой, блистает,
И майку, проступая мочит...
Ох, веничком его я отхлестаю!
Берёзовым, кручёным, это точно!
   Они, белёсые творенья Пивагоря,
С серёжками-висюльками смешными,
Появятся здесь вскоре, я надеюсь!
Пусть и не быстро, как того хотелось!
   Хотя, поднимутся ль ещё росточки,
Из распылённых семечек растений,
Пока что остаётся под вопросом!
Одно лишь мне доподлинно известно –
Придётся попотеть, уж это точно!
Попробуй, разгрузи-ка и смонтируй,
Всех финтифлюшек этих изобилье!
Вдобавок ко всему и в одиночку!”
    Так почему же из всех подходящих по климатическим условиям планет
выбор Явя пал именно на Адом? Очевидно – не столько из-за заслуженного
почтения к гению, в честь кого она получила своё название, сколько из-за
наличия набора, необходимого для жизни – солнечного света, воздуха и
влаги.
   С солнцем и водой – всё понятно. А вот с воздухом, состоящим на 22
процента из кислорода, что выше, чем на вашей голубой планете, возникнут,
подозреваю, вопросы. Ведь вам c колыбели внушается притянутая за уши
теория о сказочном рождении земного кислорода.
   Да, она пропитана идеями гуманизма, прививает необходимую любовь к
естественной среде обитания и растительному миру в частности. Как будто
нельзя их любить по какой-то иной причине. Мол, кислород на планете – не
что иное, как продукт жизнедеятельности зелёных и сине-зелёных
организмов, поселившихся ради этого ценного для нас компонента по

                11-89
соседству с нами.
   Доходчиво, с примерами и внятно,
Глупец лишь может выразить сомненье,
Но зелень здесь витала только в планах!
А кислорода больше... непонятно!
   Мне лучше на глаза вам не попасться!
Утопите в потоках возражений:
“Растения у нас, сколь ни копаться,
Мозгов вообще в помине не имеют!
   Хоть плёткой выбивай их, монтировкой,
Не выдавишь их даже колесом!
Одна там вместо них сплошная пробка,
На палочке лишь ноль большой и всё!
   И что с них взять, когда они тупее,
Чем старая дырявая калоша!
Вот и о нас по глупости радеют!
Взваливши на себя заботы ношу!   
   Так вот, они, без устали и стона,
Вдыхают никому не нужный газ!
Ну, кроме, может, собственной персоны!
А выдыхают, словно на заказ,
Так всем необходимый кислород!
   И данные, мол, есть на этот счёт!
Что каждый вдох наш, точно, происходит,
От барских их дарованных щедрот!”
   И мы не позволили бы себе оспаривать очевидный факт, что
действительно, в течение дня кислорода вырабатывается больше, чем
потребляется, пусть и на доли процента! Но согласиться, что растения, равно
как и сама природа, специально подстроились под вас, тем более из-за вас
поглупели – увы! Не слишком ли много вы на себя берёте? 
   Реальная природа – это отлаженный на протяжении миллиардов лет
умнейший и целостный организм! А вспомните, например, лесные пожары!
Сколько отбирают они кислорода? А опавшая осенью листва и растения,
отжившие свой век, перегнивая? Не задумывались? А столько, сколько
лишнего выделялось этими растениями за свою жизнь! Ни больше и ни
меньше!
   А откуда же тогда берётся этот пресловутый кислород, удивлённо спросите
вы, сталкиваясь с тем, как много на вашей планете потребителей, не
восполняющих оного? И концентрация которого с течением времени почему-
то не уменьшается!
   Спасибо, дорогие читатели, что наконец-то вы разыскали у себя мозги,
которые имеют странную особенность улетучивания у ваших славных
академиков. Из-за чего те с пеною у рта продолжают отстаивать теорию

                11-90
биологического происхождения кислорода! Потому что для этой пены им не
требуется логика, равно как и ум, а только воздух, который они ещё
способны потреблять.   
   Ведь тем же растениям и сине-зелёным водорослям кислород для дыхания
необходим не меньше, чем нам! И при его недостатке они не только бы не
могли существовать, но и просто появиться на свет! И пусть существуют в
природе организмы, которым он для жизнедеятельности не требуется, зато
они его и не производят!
   Да им по барабану кислород!
В наличии в природе он иль нет!
Так кто же нам тогда его даёт?
Ведь много в Мироздании планет,
Где кислорода – словно этой грязи,
А на других – его как кто-то слямзил!
А истину ищите вы в воде!               
Той самой, что присутствует везде!               
   Молекула воды состоит из двух атомов водорода и одного кислорода,
скреплённых между собой довольно-таки слабыми связями. И под
воздействием целого ряда внешних излучений, электрических разрядов, да и
просто естественным путём эти связи порою разрываются.
   Однотипные атомы могут группироваться друг с другом, образуя молекулы
водорода, кислорода или озона, а могут и оставаться в виде отдельных ионов.
В зависимости от того, в каких слоях атмосферы произошёл разрыв этих
связей. И через некоторое время всё естественным образом вернулось бы
назад, не попади эти молекулы в верхние слои атмосферы.
   Там притяжение ионов и молекул водорода к планете значительно слабее
притяжения ионов и молекул кислорода и озона, из-за чего водороду труднее
удерживаться Землёй и он частично улетучивается в космическое
пространство. А кислород и озон тяжелее воздуха, поэтому они опускаются в
нижние слои атмосферы.
   И подобным же образом устроены лёгкие любой планеты, где вода
находится в достаточных количествах. Кстати, и на Адоме, с прилётом Явя
появится впоследствии богатейшая растительность. Ведь распылил он при
заходе на посадку не только семена берёзы, о которых мы уже упоминали!
   Вернёмся к кораблю Явя. Как правило, на Суре их строили в виде бублика,
разделённого на два обособленных друг от друга отсека. Внешний
использовался для экипажа, внутренний – для хранения ксенона,
являющегося топливом и воды. Двигательная же установка, построенная по
принципу ускорения заряженных ионов, вместе с источниками взлётно-
посадочной тяги располагалась в сердцевинке.
   Это и понятно. Ведь достойной альтернативы ионному двигателю даже
прозорливым местным учёным найти оказалось не под силу. Ни ядерные, ни
термоядерные не обеспечивали того уровня надёжности, которая требовалась

                11-91
в изобилующем непредсказуемостью его Величестве Космосе.
   Но главное не в этом. На Суре не было ядерной индустрии. А посему
подобные материалы создавались путём синтезирования с помощью “Чистой
Энергии”. И если добавить сюда всё необходимое для хранения,
использования и утилизации – получится невыполнимая задача.
   Правда, особый вид материи для взлёта и посадки всё же создавался. Но
отнюдь не ядерный. На планете существовали серийные установки по
аккумулированию антиматерии, а именно позитронов, которые генерятся
естественным путём во время грозы.
   На этих же грозоразрядниках, установленных в местах обилия пылевых
бурь, попутно получалась и вся электроэнергия на Суре, для чего путём
стимулирования высокоэнергетическим излучением вызывались
многократные разряды молний, заряжающие подключенную к ним цепочку
конденсаторов (10 000 мкФ, 5 МВ). Как всё просто.
   В отличие от Земли хранение антиматерии на Суре, в связи с её
микроскопическим количеством не являлось проблемой. И осуществлялось
путём выдачи команды для Чистой Энергии на их изоляцию от тары, где она
содержалась.
   За год система нарабатывала считанные миллиграммы подобного продукта,
хотя в тротиловом эквиваленте – больше сотни тонн, что обеспечивало
несколько взлётов и посадок небольшого космического корабля. А принцип
был ещё примитивней – энергией, выделяющейся при аннигиляции,
осуществлялся нагрев до сверхвысоких температур рабочего тела – того же
ксенона, который истекал затем со скоростями 200-300 километров в
секунду, обеспечивая минимальный расход топлива на эти цели.
   Но был и недостаток – двигатель работал только с оператором-
биоэнергетиком, снимающим энергетическую защиту с антиматерии, из-за
чего у него было только два режима работы – включен и выключен. Поэтому
для космоса, где чрезмерная тяга недопустима, подобный принцип не
использовался. Иначе организмы бы просто не выдерживали тех гигантских
ускорений.
   А Явь решился на иное.
И Чудо-Юдо спроектировал такое,
Что вызвало на Суре только смех.
   Представьте вы себе авианосец,
В длину – как “Бронетёмкин ваш Поносец”,
Опишем верхний у него отсек.
Без самолётов – полное раздолье.
Насверлишь лунок – поле, как для гольфа.
Хотя пробоин там полно и так.
   А коль воткнёшь ты в эти лунки колья
(Зависит от фантазии привольной),
То смело можно лазить по шестам.

                11-92
Короче – развлекайся, на здоровье.
   Вы описали, словно бы с натуры,
Корабль Явя – правда ведь, смешно?
Но право каждого – иметь свои причуды.
И непонятно только, для чего,
   Соорудил он эту халабуду,
С такой площадкой – хоть играй в футбол,
Когда зарок дал в том, что он не будет,
Ступать туда ногою всё равно.
   Открою секрет – на всякий пожарный! Приспичит, например, вместо
соседней планеты побывать на окраинах мироздания – пожалуйста!
Понадобится там, столкнувшись c неведомой гладью океана, рассекать по
нему такими прекрасными формами! – И здесь не проблема. Потому что Явь
этот “Всякий Случай” боготворил. А как иначе? Если загодя о нём не
позаботиться, он проявит себя тогда обязательно!
   Судьба – не что иное, как сестрички.
Где старшая и главная – Злодейка.
Пасёт и караулит свою жертву,
Расправится чтоб с ней единолично.
А дальше всё, пиши – уже пропало.
Всегда работу выполнит исправно.
Коль ей оставлена для этого слабинка.
   А Явь лишал её возможности нагадить,
И та, надувшись, удалялась восвояси,
Открыв сестре – Кудеснице на радость,
Просторы для желанных всем фантазий.
   “Того и гляди, появится в скорости посередь этого острова солёное, не
существовавшее ранее озеро!” – отметил про себя Явь, украдкой взглянув на
свою бледно-лиловую майку. Где незримый художник, накладывая смачные
тёмноватые мазки, не заметил, увлекшись, как те промочили её насквозь,
стекая далее на жадно впитывающий их песок.
   “Интересно, – продолжал он, –
   А здесь всегда жарында хороводит?
Была бы здесь погода, словно мода,
Тогда б она дарила иногда,
Подобное блаженному комфорту.
   А может, мне вернуться на корабль?   
К сокровищам того, что Пивагорем,
Красиво величалось просто Фондом!
И ждать оледенения года!
   Куда спешить! Копуша ведь заметил,
Последствия убрать минутной спешки,
Потребуется минут, наверно, пять!

                11-93
Чтоб маечку от пота отстирать!
   Однако придётся всё-таки заняться монтажом привезённого оборудования.
Неважно, хочется того или нет. Потому что не моё это кредо – следовать по
жизни, хоть и временно, спиною наперёд! И сколь бы ни был я сладким – от
солнца не растаю, и уж тем более, от пота ни за что не растворюсь! Да и
существуют ли на свете трудности, перед которыми я могу спасовать?
   Всего-то нужно – малость. Разбросать по острову однотипные пластиковые
колонны-контейнеры, да и закрепить их на местности! И пусть они в мой
рост высотой, но не на себе же придётся их ворочать! Для этого я притащил
сюда автопогрузчик моей последней разработки! И в нём как нельзя, кстати –
кондиционер! Вырабатывающий, как по заказу – аромат свежесломанных
берёзовых веников!
   Так что начну я с главного – попарюсь! И между делом, да, немножко
развлекусь – колонны, что привёз сюда, c забавой раскидаю. И мне останется
лишь лёгкими, но прочными шлангами подключить эти контейнеры к
общему блоку, вырабатывающему питательную жидкость! И вспоминая
затем добрыми словами Пивагоря, оторваться по полной!”
   И Явь, не откладывая задуманного, принялся за работу. Удивляясь между
делом существующему здесь феномену неслыханного ускорения времени!
Из-за которого дни и ночи в непривычном бешеном ритме мелькали друг за
другом, не давая ни малейшего шанса реализовывать планируемое за день и
высыпаться ночью! А впрочем, ничего удивительного! О времени всегда
невольно забываешь, погружаясь в любимую работу. В итоге шесть дней
пролетели в мгновение ока.
   А когда к последней колонне был подключен питающий шланг, и
автоматика показала, что система работает лучше некуда, он неспешным и
самодовольным взглядом окинул содеянное, воскликнув: “Хорошо! А раз
хорошо, значит, седьмой день можно посвятить загрузке не менее важной
колонны, остававшейся пока в стороне. Это себя!
   Под зонтиком, расслабившись в тенёчке,
С приятной мягкой трубочкой в губах.
По капельке из безразмерной бочки,
Тянуть бы радость, что дала судьба.
   Но ужас, вместо бочечки на судне –
Бочоночек, и явно в нём – не море.
Поэтому и в праздники, и в будни,
Я тем, кто наплодится там, снаружи,
Лишь воду дам хлебать на водопое.
   Но что за праздник без чудесного питья?
Тогда пусть просто, расслабляясь, отдыхают.
Хотя бы день в неделю, как и я!”
---
   Так что же было в тех загадочных колоннах? Да ничего достойного для

                11-94
взора, пожалуй, кроме небольшой холодильной камеры в каждой из них с
заранее приготовленной и помещенной туда единственной яйцеклеткой! В
одной половине колонн были женские яйцеклетки, в другой – мужские.
   А дальше? Всё пойдёт само собой, когда Явь разыщет в себе силы надавить
на зеленую кнопку, главную на пульте управления. Если не запамятует перед
этим серьёзно промочить горло! Предоставив возможность ненасытной
судьбе-злодейке надышатся сиих чудодейственных паров. Дабы хмель её
немного отрезвил! И останется Явю главное – попасть пальцем в эту кнопку,
для чего она и сделана была огромной!
   Автоматика вспомнит о возложенных на неё обязанностях и подаст
команду на введение в яйцеклетки вещества, вызывающего деление на
близняшек. И всё помчится, как по маслу!
   Одна из них останется до следующего раза! Зато другая – испытает на себе
предоставленную ей свободу! Расти – пожалуйста! Желаешь развиваться –
тоже без проблем! А ежели зажжётся свечка в самостоятельное отправиться
путешествие по жизни – и в этом не будет отказано!
   Правда, кое о какой своей незавидной участи она, к счастью никогда не
узнает! Что развиваться ей дозволено только по запрограммированному
извне особому пути! Причём каждый раз – новому, незнакомому!
Выбираемому, к тому же, по неоправданному ничем, дурацкому случайному
закону!
   Зато предложено ей будет комфортное и беззаботное существование в
утробе её кибернетической мамы! Из нежной и приятной не стесняющей
резины! Где датчики без сна и передышки следят за тем, чтоб лучше было,
чем желалось. Заранее причины устраняя беспокойства. Возможность им
давая развиваться, и дальше, до вполне сформировавшихся взрослых особей.
Пока умная и прозорливая автоматика сама не определится с тем, когда их
выпускать!
   Была и ещё пара колонн, где выращивались контрольные образцы разного
пола, которые располагались в непосредственной близости от корабля, чтобы
транспортировать оттуда детёнышей в специальный ангар-хранилище,
занимающий большую часть внутреннего пространства корабля.
   А там есть газ, где разморившись в глюках,
Они уснули бы, не ведая хлопот,
И ждали бы в свои кабинки стука –
Пора, мол – ваш блистательный черёд!
Где можно их создавшую науку,
Отправить вдаль, куда-то там вперёд!
   Всё просто, но главное блюдо – каким же образом происходило
отключение генов, к тому же по случайному закону, осталось пока в стороне!
Пришлось умолчать о блоке, общем для всех колонн, снабжающем их
волшебным питательным эликсиром!
   Потому что многие наверняка и сами догадались, как легко и просто

                11-95
превратиться им теперь в настоящих творцов! И закрывшись у себя на кухне,
они в спешном порядке монтируют аналогичную установку! Возможно, кто-
то из них преследует и далеко идущие, конкретные цели, будь то научного,
политического, гастрономического либо интимного плана! Оставив их
великое творчество за кадром, искренне за них порадуемся! А для остальных
я разъясню!
   Этот эликсир подпитывал те организмы не только необходимыми
калориями. Он снабжал их и замыслом вездесущего творца, являющегося для
них обязательным и непреклонным ориентиром! При этом Явь не входил в
противоречие ни с какими этическими и моральными нормами, потому что
отдавал команды, пусть и нелепые, но собственным, хоть и изменённым
клеткам!
   Ещё на Суре Явь коснулся ладонями бачка, где будет храниться та
кормящая среда, направив туда максимальный поток энергии! Которая
поступала к нему чистой но, затем брала под козырёк! Чтобы выполнить
возложенную на неё миссию – отключать по совершенно случайному закону
всё то, что можно было только отключить!
   О, да, у вас уже кружится голова!
От призрачной борьбы заумного с простым!
А к вам всё прибывают новые слова!
От коих в трансе... но зато, отныне,
Осознаёте – стали неземными!
   И на досуге вы клеите пространства, прислушиваясь к убаюкивающему
бульканью поступающей в вас “Чудесной Силы”, не замечая, как пустые
бутылки выстраиваются в очередь под вашими ногами! Или решаетесь
податься в то иное мудрёное пространство, по качающемуся мостику,
возведённому при помощи “Силы”, принятой внутрь в достаточном
количестве. Понимая – не с пустыми руками не зазорно и в гости, не имеет
значения куда!
   А если серьёзно, мостик при этом действительно образуется! И можно
сделать шаг. Понять бы только – как! На всё нужна вездесущая энергия! В
привычном для вас пространстве пользователей все виды энергии вам
знакомы, а какой она может быть в том, ином, пространстве Созидателей?
   Наверняка мыслительной! Но где такую накопать? Не знаете. А мозг ваш в
курсе. Он пасётся там от самого рождения. Понятно где – в Дыре! В
ближайшей, чёрненькой. Она, как пылесос, собирает обычную, а вам выдаёт
нужную, мыслительную. А вот Моск на этом погорел...
   Простите, я опять быстрее паровоза. Видать папуля мой был
железнодорожником! Межгалактическим! Так что сейчас самое время на
полных парах вернуться к началу проложенного Явем пути!

                ГЛАВА 12
   А секретный физик, окунувшись c головой в невероятные воспоминания о

                12-96
плодоносящем бульончике а-ля Явь-супермама, почуял и в себе
сопричастность к происходившим тогда животрепещущим событиям.
   Представил и котёл, в котором Супермама.
Варился где бульон, питающий, тот самый.
И капли, издавая писк, в нём лопались местами.
За коим – шурк, и пяток оголтелое мельканье.
И крыльев, временами, взмах. И тишина.
Но с регулярностью всё повторялось снова.
Хоть и немного с каждым разом по-иному.
   И “Х” подумал: “Он вполне, быть может,
Из капельки подобной произрос.
И мамочка, в своём бурлящем ложе,
Как и других, его кормила тоже.
И дань отдать ей – это не вопрос”.         
   И физик протянул руки к тому воображаемому котлу, вкладывая в них
пылающее сердце, подбирая слова, трогающие за душу сильнее –
мамочка или мамуля.
  Но жидкость, фыркнув, вдруг заволновалась,
Отпрянув от протянутых ладоней,
В пульсирующий съёжившись комочек,
Метаться как шальная сразу стала –
Как будто ей всё чуждо, незнакомо!
Но вскоре, пообмякнув и оттаяв,
Как прежде запузырилась по полной.
   “Час от часу не легче! – вскрикнул “Х”,
В растерянности руки опустив. –
И странно! Что же, я – выходит, и не я?
В том смысле, не оттуда, как другие!
   А кто тогда? Бульон, насупил гладь…
Всем видом говоря, что он – не мать!
Ну, ладно! Не откроешь правду-матку –
Такую покажу я мать,
Что лучше бы тебе ей-богу не видать!”
   Вопросов тьма, а вот ответ один –
Безмолвие без края и начала.
Немое лишь в загадку клокотанье,
Пузыриков с поверхности воды.
   Где ключик к пониманию искать?
А может, рановато это знать?
Вернусь-ка лучше на Адом я снова!
Там всё понятно, просто и знакомо!
   А на Адоме тем временем наступала очередная ночь. Всё так же лениво,
как и прежде, основное солнце погружалось в тающую на горизонте

                12-97
океанскую гладь, окуная растительность в океан кровавого, переходящего в
полумрак мерцания, всё также два других прочёркивали дуги на быстро
темнеющем небосклоне. И на этот раз, хоть и случается подобное не часто, в
том же самом направлении, что и первое.
   И проводив взглядами сию троицу огнедышащих драконов, обитатели
причудливого мира за непробиваемым стеклом иллюминатора, как один,
наслаждались пришедшему им на смену бодрящему ветерочку. Чего не
приходилось ждать на звёздолёте! Где власть вершила обделённая душой
начинка, с какой-то железякой вместо мозга, решившая держать температуру
до градуса зачем-то постоянной.
    Да, были здесь, на судне и растенья.
Как чудо, где свершилось воплощенье,
Сплетенья форм, расцветок и сюжетов,
Витавших ранее в фантазиях у Явя,
Что холились как малые дитяти,
Внося какое-то порой разнообразье,
В пустую монотонность здешней жизни.
   Но и они, как будто сговорившись,
Поникнув разом, убирали лепесточки,
Готовясь дрыхнуть, как и всё живое,
Забыв, что кто-то от отчаянья тут воет,
Кому не в радость тот размеренный закон.
   “И мне пора в Морфея мир слинять,
Где есть всегда весёлый собеседник –
Блуждающий и ищущий меня,
Рассказчик мармеладных сновидений.
   Который днём на соке из фантазий,
Растит клубничку, запахом маня,
Чтоб ночью передать, а тут и я!
И мы сольёмся до полнейшего экстаза!”
   – Стараясь успокоить себя, вздохнул Явь, доставая из нагрудного кармана
любимый блокнотик с вложенным в него изрядно обмусоленным огрызком
карандаша.
   Компьютеров у них, наверно, словно грязи!
А грязь – и та нафарширована мозгами!
Чтоб тряпку находить, когда приспичит.
И душ приняв в ней, сбросив, что налипло,
Опять работать – по углам, как раньше,
Сиять там чистотою розоватой.
   А тут учёный, с карандашиком, блокнотом...
Но это – жизнь, и удивлять – её забота!
   А тот блокнотик был обычным дневником, куда многие имеют склонность
записывать происходящие за день значимые события. Но Явь, не в пример

                12-98
многим, характеризовал каждый из прожитых дней одним единственным
словом. На этот раз, равно как и в предыдущие дни, там появилась запись –
Такое-то число. Скучно.
   Сколь ни вари в своём соку бульон,
Наваристым он выглядеть не будет!
Так что же ожидать тогда в кастрюле,
Пусть и с названьем громким – звездолёт!
   Правда, существовала ещё одна связующая нить с окружающим миром. Это
иллюминаторы, расположенные по периметру корабля. Но и они, по сути,
являлись жалкими оконцами в некий странноватый кинотеатр,
образовавшийся в результате эксперимента! Где бурным нескончаемым
потоком шёл изо дня в день один и тот же сериал.
   И можно при желании проникнуть,
Сквозь те проёмы в иллюзорный мир,
Представив себя в гуще тех событий,
Но где реальность? Лишь кино, увы!
   И режиссёр, заметим, не невежа,
Масштабность съемок – просто поражает.
Актёров многоликих – да, немало.
Но действия, увы, одни и те же.
   Мы с Явем от его побед ликуем!
От каждой твари петь ему хотелось!
Но быстро, как оскомина, приелось,
И стал процесс донельзя предсказуем.
   Не будь провидцем – можно догадаться,
Что крылья, если чудом появились,
Не по причине, чтоб на них молились,
А с тучами чтоб пробовать тягаться!
   А ласты – это точно вряд ли, чтобы,
В земле купаться, отменив законы,
Из грязи, шустро рассекая волны,
Давая повод любоваться в оба.
   И значит, изберут они для царства,
Большую лужу или, скажем, море,
Дав море скуки Явю или горя,
Где только сон – хорошее лекарство.
   “Даа! – протянул Явь, не замечая, что большую часть времени его почему-
то тянет на разговоры с собственным я. –
   Мне кажется, всё лучше, чем бывает,
Но что-то я поник и потерялся!
Судьбинушка, наверное, устала,
На блюдечке желанное давая.
Спасибо ей, безмерно благодарен,

                12-99
Но чую – не в своей тарелке обитаю!
   Всегда здесь ощущение витает,
Что фильмов не один идёт, а два!
И режиссёров – столько же в них стало!
И зрителей прибавилось! Кошмар!
   И можно биться смело об заклад,
Что существуют два кинотеатра,
С трансляцией на обе стороны экрана,
Которым стал теперь иллюминатор!
   С подобной чушью я доныне не встречался!
Сказалась, видно, общая усталость!
Оно понятно – я не батарейка.
Растаять, что ли в неге сновидений?"
   И Явь стал испытывать непроизвольный интерес к подушке, ласкаясь,
прижимаясь к ней то одной, то другой щекой, то тем, что есть между ними,
не замечая, как слюнки от охватывающего его удовольствия проникали в
самое сердце подушки. За что она и открыла известную лишь ей потайную
дверь в туманную дымку мерцающих грёз и сновидений.
   Из призрачных неясных очертаний,
Формировалось что-то там такое,
Знакомое до боли и родное –
Они – конечно же, его колонны,
Из-за которых он здесь оставался.
   Они теперь, как будто бы живые,
В потугах страшных и крича от боли,
Округу разрывали этим стоном,
Скорее нет – рвалась их оболочка,
Чтоб чрево проломилось и открылось.
   И вот свершилось – что-то проявилось.
Так трудно разглядеть, но он смотрел –
Не то ручонки, ножки или спины,
А то иные части чьих-то тел.
   Но тут вдруг Явь во сне перевернулся!
Колонны, да, они – источник жизни,
Но только не случайным организмам,
А всем привычным и знакомым буквам!
   И эти буквы собирались в слово!
И он дрожал, так вид его страшон!
И от него бросало Явя в холод,
Хоть понимал он – это только сон!             
   А слово из кровавых букв, что плохо,
Вело себя подчёркнуто жестоко,
Кичась своей самодовольно силой,

                12-100
И властью упиваясь над всем миром.
И догадаться можно, не читая,
Оно во всём, всегда, везде – “Хозяин”.
   А дальше – развивалось всё быстрее.
Из слова отпочковывались тоже,
Пушистые, забавные словечки,
Хоть мелкие порою, но их много –
И сразу направлялись в путь-дорогу,
Ко всем живым созданиям на свете.
   А те – читать, конечно, не умели. 
Зато когда их согревали лаской,
Теряли сразу всякую опаску,
От вожделенья бесконечно млели,
Замки все отворяя, двери.
А живность – она может быть Троянской.
   Как впрочем, и случилось в этот раз.
А буквы дело подленькое знали.
От них-то отцепиться не судьба.
   И Явю показалось, будто буквы,
У организмов неспроста тех вились,
И без предупреждения и стука,
К тому, что очень важно, подключились.
   И далее качали, как насосом,
Родителю, такому точно слову.
И самому, что ни на есть большому!
   По еле зримым трубочкам-каналам,
Которые в тела их жертв вставляли.
А главное их слово всё жирело!
Росло и крепло и, сильней наглело. 
   Но тут, по всей видимости, наступило утро. Явь, как всегда, проснулся от
разноцветных бликов, мелькающих у него перед закрытыми глазами. И
сожалея, что ему не удалось досмотреть это ужасающее действо до конца, он
последовал сложившемуся у него принципу – коли, проснулся, надобно
вставать. И открыл глаза.
   Но лучики, создававшие у него мельтешение перед глазами оказались
далеко не солнечными. Да и ночь ещё, кажется, не закончилась. Это на фоне
безоблачного звёздного неба ярко вспыхивали разноцветные огоньки.
   Но и на метеорную феерию это не было похоже, так как вспышки, следуя
одна за другой, каждый раз приносили и новую картину. Как будто следуя
проекту чудака-художника по фейерверкам, они широкими мазками
малевали на небе фонтаны переливчатых дорожек, непредсказуемо
сплетающихся в грозди и соцветья. Потом, загаснув, через время перешли на
мозаичные узоры. А дальше – больше! С каждым мигом необычней! И всё

                12-101
по-новому! И ярче, фантастичней!
   И всецело погрузившись в эту неведомую им ранее радость, он заворожено
наблюдал за происходящим. Поглощённый этим занятием, он не обратил
внимания, что прямо над головой появилось ощущение плотного
непроходимого щита, вернее отрезанности сверху от чего-то, без чего,
наверняка, нельзя.
   Но сколь огромным ни был бы иллюминатор в его комнате, через него
виднелся лишь фрагмент этого захватывающего представления,
поднимающегося с каждым мгновеньем всё выше и выше. В другие – обзор
был и того меньше, потому что вспышки изначально начинались именно
напротив его каюты. И в какой-то момент картинка, воспарив к зениту, и
вовсе перестала быть доступной для обзора.
   “Ну что же за ребячество!
Взялось поиздеваться?
Не ведаешь, так знай, ядрёна вошь!
Не скроешься, не спрячешься!
Найду и заарканю!
И буду наслаждаться, сколько хошь! 
   А впрочем – почему бы и нет!” – воскликнул Явь, припоминая, что в
верхней части корабля, откуда по идее должен открыться прекрасный обзор,
им были установлены три видеокамеры, ведущих запись в автономном
режиме.
   С гордостью за себя нарочито размашисто, целой ладонью он включил на
мониторе просмотр изображения с центральной камеры, но, увы. Кроме
охватившего его беспокойства, нарастающего с каждой минутой – ничего.
Вместо ожидаемой картинки там красовалась сухая и тоскливая строчка,
исходящая из диагностирующей системы: “Камера неисправна, запись не
производится, система управления камерой – не функционирует”.
   Трясущейся рукой он лихорадочно добрался до сектора с изображением
следующей камеры – всё повторилось до мелочей. Результат от активации
третьей камеры оказался тем более предсказуем!
   “Оказывается, купание не всегда бывает полезным. Особенно для корабля.
Если тот окунулся в метеоритный поток. Что и случилось при подлёте сюда.
– мелькнула у него многозначительная мысль и, уже вслух он добавил. –
   И глазки, бедные, у корабля ослабли.
Менять. И это как о палубу два пальца.
Щас выскочу на верхнюю площадку,
Вжик – вентиль Пивагорева бачка,
И в сладеньком фонтане из-под крана,
Купаясь, буду зрить фонтаны в небесах”.
   “Себе я в зеркале скажу лишь “У-у”!
Зачем я люк на палубу задраил!
И с ним теперь я вечность провожусь!

                12-102
А красота, увы, так мимолётна!
   Жаль, мой удел – унылое болото!
О, нет! Не верю! Выход я найду!
Конечно! Это главный вход!
И там не замурованы ворота!
  А время – благодатней не бывает!
Набеги совершает свежий ветерок.
Но ласково, коснётся – убегает.
Без устали – то там, то тут витает,
Играя в прятки, пользуясь, что ночь.
   Там в серебре купаются росинки.
Сигналя ветру, чтоб им, бедненьким помочь.
И прокатить с травинки на травинку!
Не зря они похожи на слезинки...
Наполнив негой влажности комок.
   И вот мечту росиночки лелеют,
Светило жгучее доколе не взошло,
Любому враз отдаться поскорее,
Поить собой букашечку иль зверя,
Разрушив жажду – солнечное зло.
   А может, грезят, в радости ликуя,
Таких, как и они вдруг встретить на пути.
И растворить друг дружку в поцелуе...
Поведав о соитии, смакуя...
Но слов на это вряд ли им найти!
   И у меня росинки, коль потею.
И ветер нудный в вентиляции ревёт.
И джунгли грязи, в коих с тряпкой рею.
И запах луга – где благоговею,
От свечки, ароматы что даёт.
   Жаль здесь я в добровольном заточеньи.
А там – души на крылышках полёт.
Тогда какое мне принять решенье?
На фильм, коль не включили освещенье?
Но камера куда-то подевалась...
На верхней полке! Как туда забралась?”
   Вскочив на табуретку, он попытался дотянуться до неё, но безуспешно.
Мысли, как угорелые, заметались из стороны в сторону. Под руку попалась
другая табуретка, позволившая ему подняться до желанной высоты. Но, увы.
   Чем выше молниеносный взлёт – тем больнее падение. В спешке он не
заметил, что одна из ножек его импровизированного сооружения не имела
опоры. Чего не скажешь о голове, которая опору себе нашла. Быстро и
надёжно. И ею послужил тот самый металлический стеллаж. И стук глухой

                12-103
сменился тишиной. Насколько? Кто же знает.
   А, очнувшись, он c удивлением отметил, что незнакомое ощущение щита
над головой постепенно улетучивалось, пока не исчезло вовсе, сменившись
знакомым жаром вокруг лица, вернее сантиметров на 10 -15 от него. Этот
жар вызывался потоком энергии, поступающей в организм, несравненно
большим, чем получал его он сознательно.
   Явь знал, что такое возможно лишь в случае включения самим организмом
резервных механизмов быстрого возобновления запасов “Чистой Энергии”,
потраченных на противодействие достаточно мощным неблагоприятным
факторам. Он тут же бросил взгляд в иллюминатор. Интуиция его не подвела
– свечения там не было и в помине!
   Не понимая, что происходит, он подбежал к монитору, включая подряд все
камеры наблюдения, расположенные на верхней площадке корабля. На всех
панорамным фронтом двигались подсвеченные рассветом облака, похожие на
рваные ватные тампоны, смоченные марганцовкой, временами
вспыхивающие и искрящиеся. Видно, местами через них прорывались лучи
восходящего бело-голубого светила.
   Ничего не понимая, Явь принялся откручивать изображение назад –
никакая из камер и не думала выходить из строя. Так какая из реальностей
была действительно реальной?
   Секунды тянулись часами, мысли путались и терялись, не давая
возможности Явю сосредоточиться и осознать происходящее. Тем временем
жар вокруг лица, а, следовательно, и поток чистой энергии, вызывающий его,
ощущался всё слабее и слабее.
   “Так, в принципе и должно быть, ведь прошло минуты три, не меньше”, –
подумал Явь, удивляясь, что мысли у него в голове стали тряпочными и
вялыми, вытесняясь чем-то настойчивым и властным, готовым изгнать их в
любое мгновение. Или заменить на другие. А щит, на который раньше он не
обратил внимания, по новой стал материализоваться над головой.
   Включив диагностику, Явь констатировал, что поток энергии, вызвавший у
него жар вокруг головы и питавший его организм по резервным каналам из-
за угрозы выживанию, уменьшался. Что являлось вполне естественным. Но
от поступления её по основным каналам он был отрезан начисто. Тем самым
щитом. Что и позволило его мысли подменять неизвестно кем и зачем. Кто
только за этим замыслом стоял? На этот раз диагностика дала
неутешительный ответ – виновник происходящего блокировался от
считывания информации.
   Собрав в кулак последние капельки, вроде бы ещё собственной воли и
преодолевая сопротивление извне, Явь остатками поступающей ему по
резервному каналу энергии сжег тот злополучный щит. И чужая воля,
покидая его, добралась до ушей, материализовавшись напоследок в виде
слов: “Твоя взяла … пока”, заложив тем самым семена осознания, что период
спокойствия в его жизни закончился безвозвратно.

                13-104

                ГЛАВА 13
  “Резкое ослабление защитного поля от несанкционированной
телепортации. Уровень – ниже критического! – молнией прочеркнул слух
Явя автоинформатор, неожиданно добавив. – Все системы корабля работают
исправно”.
   “Оно и видно, глядя на тебя!” –
В негодовании отметил Явь,
Все данные пуская на экран.
Но взгляда одного ему хватило,   
Понять – в опасности корабль, 
Защита – растеряла силы!
   Набрав на экране в колонке "мощность генератора защитного поля" цифру
200% вместо ста, Явь с видом победителя коснулся сектора "ввод". На что
датчики, измеряющие реальное поле послушно ответили ростом
соответствующих показаний. Учёный на мгновение забылся, почивая на
заслуженных лаврах, как вдруг всё тот же автоинформатор безжалостно
сбросил его с Олимпа, повторив сказанное ранее. 
   И действительно – датчики на этот раз неумолимо, но верно теряли свои
показания.
   “Час от часу не легче! – Явь вскипел,
Теряя обладание собой,
С подобной перегрузкой ломовой,
Минуту протяну так или две –
Отправив генератор на покой,
А далее – с чужим на корабле?
   И сколько их, не просто посторонних,
Зашедших на пустые посиделки?
О, ужас, надо что-то делать!
Но в крепость проникают чёрным ходом!
И где проделан лаз – мне неизвестно!
А слать сигнал на Сур – вообще-то поздно!”
   “Пятнадцать лишь процентов поля!” –
Напомнила по новой Балаболка.
   “Конец!” – с каким-то жутким гудом,
У Явя в голове вдруг пронеслось –
Повсюду, продираясь сквозь покой,
Возникли крылья, как из ниоткуда,
Тяжёлые и черные паскуды,
Пытаясь завалить его гурьбой.
   Секунда – и его прижали к полу! 
Один не воин, если столько полчищ!
Грудную клетку придавили роем,

                13-105
Хотели видно испытать на прочность!
Ни вдох, ни выдох делать не давали!
А кости разом все уже трещали!
   “Стоп, хватит! – заявил он своему паникующему воображению! – У меня
ещё есть несколько секунд!” И принялся на энергетическом уровне мысленно
создавать вокруг корабля абсолютную защиту от несанкционированной
телепортации. Это требовало гигантских расходов “Чудесной Силы”, с
минимум месячным периодом её полного восстановления. Но об этом Явь
сейчас не думал. Он просто старался выжить.
   И как же тут ему не похвалиться,
Хоть времени угробил он и Силы,
Себя вернув на высоту Олимпа,       
Он любовался столь неодолимой,
Сплошной стеной надёжнейшей защиты.
Включив обзор уже, как ясновидец.
   “Отключена защита – ноль у поля “ –
Промямлил говорун весьма спокойно.
“Щас, разбежался! Вот оно, родное! –
Пустому возразил он болтуну –
И чёрное, как надо, и сплошное!
Мощнее, чем хотелось... Почему?
   Неужто... ужас, я взгляну на поле,
Что создавал не я, а сам корабль –
На месте тоже, что же происходит?
А ну-ка – время откручу назад!
   Оно всё там же, где всегда и было,
Жаль, раньше я его не посмотрел,
Доверившись железке тупорылой!
И сам такой. Таков и мой удел.
   Два раза на одни и те же грабли!
То камеры отключены, то датчик!
Иль сам в отключке от падения вчерась!
Зато двойной защитой я охвачен!
   А толку? Мне б одной хватило!
Итог – расплата! Велика Цена!
Остался без “Чудесной Силы”!
Она, я чую, будет мне нужна!
   “И спасся я, – продолжил он сужденья,
Из-за воссозданною мной за годы,
Уверенности – ничего плохого,
Не будет просто по определенью.
   Эта уверенность создала программу защиты, работающую автономно. И
когда потребовалась её помощь, она вмешалась, создав благоприятную

                13-106
ситуацию, дарующую мне спасение. Оптимальным путём. Благо тогда её
топливо – “Чудесная Сила” у меня была. 
   Это она устроила мне падение с табуретки, чтобы удар включил защитные
силы организма, запустившие механизм получения “Чистой Энергии” по
резервным каналам, которые не были выключены извне. Тем загадочным
существом. Наверняка кем-то из созданных здесь мною.
   И это существо отключило стандартные каналы получения энергии тем
щитом, которому я не придал поначалу значения. С целью подмены
зрительной информации, дабы заставить меня видеть не существующее. То,
что требовалось этому существу. Возможно, чтобы я вышел из корабля.
Зачем – не стоит и гадать, но надеяться на хорошие намерения незнакомца
было бы опрометчиво!”
   “Возможно ль это? – Явь продолжил рассуждать, –
Его же папа я! А может, брат!
А если это... я?
У сущности моей, вернее, сторона!
   Нет, фигушки, я просто лишь комплект!
Стандартных элементов и не боле.
Из них сложиться может здесь такое...
Не расхлебаешь и за сотни лет!
Зачем меня равнять на те особы!
Метлой их ссаной гнать со всех планет!”
   Но ведь они – творение моё!
От плоти – плоть, кровинушка от крови!
И кем бы то ни выросло зверьё,
Бросать в беде детей я не способен!
   Раз под моей звездой у них рожденье,
Она всегда их всех благословляет,
И Крышень бы сказал – то Воплощенье,
Случайности, которой не бывает.
(Случайность – это лишь Сценарий,
Тот Путь, куда ведёт Закономерность).
   А вдруг всё с ними кончится раздором?
А мне ведь все доверились на Суре!
Без Чуда, на пол литра, Пивагоря,
В головке не развеять море хмури!
   Опять я не в тую и не туда!
Восполнить Чудо-Силу бы, но как?
Процесс, однако, не ускорить, жаль,
Как пить дать, нужен месяц! Лучше – два!
Но вряд ли мне позволят переждать.
   Не знаю, сколько там припасено,
У гадов моих гадостей ещё.

                13-107
Одна отрада только – на корабль,
Проникнуть без меня им не судьба.
   А ежели залечь в анабиоз?   
И там спокойно тихо переждать.
Большая часть объёма корабля –
Отсеки для храненья образцов.
   Всё в планах – бесподобно, а на деле,
На что-то из технических устройств,
Гадёныш подобрал ключ управленья,
И выйдет – я усну, и всё – готов!
   Короче – не годится, как же быть?
Опять, без Пивагорева нам пива,
Задачу не решить, как стать счастливым!
Постой, а это выход! Если пить,
Лекарство от него – без недолива!
   Ведь если месяц принимать его, в дозах выше допустимого, то возникает
состояние, когда организм блокирует энергетическое управление
происходящими у него процессами. Так как разум в этом состоянии способен
отдавать неадекватные указания. При этом закрывается возможность любого
управления, в том числе и внушения. Правда освобождается из-под контроля
и начинает буйствовать внутренняя сущность индивидуума, но мне кажется,
что с её-то повадками я худо-бедно разберусь и вряд ли здесь можно
предвидеть какие-либо неожиданности.
   Спасибо, друг, что ты меня уважил!
В бачке не мерил, литров сто осталось,
И месяц протянуть с лихвой удастся!
   Не зря я догадался изготовить,
Из нержавейки классный трубопровод,
К моей кровати, прямо к изголовью,
На всякий случай. И вот нате – повод!”
   И что-то типа соски в рот засунув,
Одетой на тот Пивагорепровод,
Кряхтя от удовольствия, зачмокал,
Укрылся и калачиком свернулся,
Под нежным одеялом здесь до срока.
   А нам – сочувствовать осталось Явю!
Что многого он, глупенький не знает!
Главнейшего – важнее не бывает!
Что под кальмарчика, скорее – воблу,
Любого б обратил он, просто в путь,
В соратника и друга, без вопросов!
Не откажи хоть капельку прильнуть,
К своей Волшебной расчудесной Соске!

                13-108
  Тем временем биолокаторы, установленные на спутнике, констатировали,
что популяция живых организмов, как в океане, так и на суше росла. И
степень их выживаемости была достаточно высокой. Задуманный им план
работал!
   Хотя корректировать его всё же приходилось. Однажды со спутника было
замечено, что новые существа при покидании своих колонн зачастую
подъедались каким-то коварным хищником. Подкарауливать их при всём
своём желании тот не мог. Ведь момент выхода из колонн был абсолютно
случайным, с интервалом от минуты до столетий равновероятно. Но хищник
на этом не заморачивался, научившись попросту заглядывать в
информационное пространство. Пришлось Явю поставить блокировку на
получение информации о процессах, происходящих в колоннах. И всё
нормализовалось.
   Вот и сейчас, с утречка, надавив зубами на плотную резинку своей соски,
Явь в задумчивости наполнил рот очередной порцией тягучей, слегка
клейкой жидкости. Вставать не хотелось. Но этого и требовалось, так как под
подушкой у него предусмотрительно находился дубликат пульта управления
кораблём. И пока его организм защищал от трансляции в него каких-либо
посторонних зрительных образов, он решил первым делом разобраться с
теми интригующими вспышками, с которых всё и началось.
   Итак – спутник в этом случае ему не поможет. Была густая облачность,
следовательно, ни в видимом, ни инфракрасном диапазонах разглядеть
ничего не получится. Остаётся надеяться на видеокамеры, которые были
установлены таким образом, чтобы любой объект вокруг корабля можно
было фиксировать минимум с двух камер одновременно.
   И каково было его удивление, когда он обнаружил, что две камеры,
захватывающие трап, засняли только тёмный фон, хотя и оказались
исправными. Интуиция подсказывала – это не случайно, и именно там, на
трапе кроется долгожданная разгадка. Но что могло случиться с камерами? И
главное – кто знал об их существовании?
   Явно кто-то воспользовался информационным пространством! Но вряд ли
незнакомец ведал об устройстве тех камер. Не было ни у кого за пределами
корабля соответствующих знаний. Но этого и не требовалось. Достаточно
было задать вопрос: “Что нужно предпринять, чтобы его не видели с корабля,
когда он будет находиться на трапе?” И получить ответ. И в соответствии с
ним делать своё чёрное дело.
    Но существовали и ещё камеры, с которых был виден трап. Но не на
корабле, а на двух колоннах поблизости, выдающих существ
непосредственно в ангар-хранилище. А почему о них не было известно
злоумышленнику? Да потому, что те видеокамеры записывают информацию
в автономном режиме. И посмотреть изображение с них, воспользовавшись
пультом управления корабля – не представлялось возможным. Хотя...
   “Нашёл, ураа! – воскликнул Явь,

                13-109
И выпустил аж соску изо рта. –
Предусмотрел я не случайно связь,
Колонн тех с кораблём в момент рождений!
Считаю-ка архив с них наблюдений!
   Когда колонна будет выгружаться?
Тогда-то? Классно! Всё узнАю я!
А где моё резиновое счастье?
Иди к папуле, чмокалка моя!”
И Явь опять весёлым снам предался!
   Продолжил ли он дальнейшее расслабление или оказалось достаточным
того, что выпил ранее, мы не узнаем, но его размеренное
времяпрепровождение снова прервал автоинформатор: “Начинается отсчёт
времени до начала жизни новой партии существ. Осталась одна минута.
Каналы связи колонн с кораблём активированы”. На что самодовольный Явь
включил копирование архивов соответствующих видеокамер.
   Увеличив изображение не работающих с того момента видеокамер, он
обнаружил, что они всего-то замазаны грязью. Потому и показывали тёмный
фон! Как всё просто! А он чуть голову не сломал, разбирая варианты
вмешательства в их работу! Так кто же это сделал?
   Ответ был получен быстро. Перед  взором учёного предстало существо,
ничем с первого взгляда не отличающееся от того многообразия, которое
здесь царило. С неуклюжими толстыми, короткими лапами, очевидно, для
прямохождения и слаборазвитыми, как у некоторых динозавров  ручками.
Возможно, в эту картину гармонично вписывалось и вытянутое, клыкастое
рыло, но грива – увы.
   Ветрам подвластно, веясь, словно пламя,
С такою точно цветовою гаммой,
Она производила впечатленье,   
Что всё на том создании горело!
Охвачено безжалостным огнём,
Но почему-то оставалось цело!
   Напоминая львиную, эта грива указывала на родство существа с
млекопитающими, что при детальном рассмотрении подтвердилось – спереди
просматривались небольшие молочные железы самца.
   Картина жуткая, а к ней ещё добавить,
Торчащий сверху длинный тёмный клык,
С отверстием, откуда выползали,
Да кто их знает, может, вытекали,
Волосики, как нервы, или червячки!
Желанья встречи с ним не возникало!
   И действовало это животное вполне осмысленно. Присев на ступеньки
рядом с выходом из отсека, оно обделало их непонятной мерзопакостной
слизью. После чего, притаившись, выжидало. Только сейчас до Явя стало

                13-110
доходить, что первый же его шаг по ступенькам стал бы для него последним.
Поскользнувшись, он кубарем бы свалился вниз, что и входило, возможно, в
планы охотника. Но защита на энергетическом уровне учёного использовала
энергию этого желания, лишь немного передвинув время. Вот и загремел он
тогда с лестницы мгновениями раньше.
   А волосики так и остались лежать в высохшей на ступеньках слизи. “Вот
бы посмотреть их и изучить! – продолжал рассуждать учёный. – Нет ничего
проще! Сейчас подниму трап в шлюзовой отсек, задраю входной люк, а этих
тварей отправлю на предметный столик электронного микроскопа”. Сказано
– сделано! Явь спустился в шлюзовой отсек, включив тумблер “Подъём
трапа”.
   И с самодовольным видом стал наблюдать, как вместо поднятия трапа
почему-то открывается люк в основное помещение корабля! “Что за ерунда
тут происходит? – с нескрываемым волнением спросил себя Явь. – Я же не
это включал!"
   “Нарушена герметичность корабля! – как гром среди ясного неба зазвучал
автоинформатор. – Подтвердите команду, иначе она будет заблокирована”.
Не успел Явь сообразить, как люк вновь закрылся, а с ним погасла и
лампочка “Подъём трапа“. “Ух! – с облегчением вздохнул Явь. – Но
почему автоматика  перепутала команды? А ведь система диагностики
показывала полную исправность оборудования! Да, электронику легко сбить
с правильного пути!  А если поднять трап вручную? Такая возможность тоже
ведь предусмотрена!”
   И Явь, удивляясь своей сообразительности, принялся крутить рукоять
ручного привода трапа. Но, не успев сделать и пяти оборотов, он
почувствовал запах гари. А ещё через столько же шестерёнка, закреплённая
на ручке, стала разгораться. Сначала – тёмно-красным, затем – ярче и
светлее, и вот уже – почти что ярко-жёлтым! Кое-как Явь умудрился
отдёрнуть руку, но ожог всё равно красовался на ладони. Тем временем
огромная капля расплавленного металла привела механизм привода трапа в
негодность.
   Самодовольство с лица учёного как рукой сняло. Возможно, он затеял с
собой очередной бесконечный монолог, могли появиться и слёзы отчаянья.
Но оставим это за кадром. “Что же делать, что делать? – повторял Явь. –
Неужто мой разум оказался столь бессильным, что придётся отступить перед
возникшей преградой? Должен же быть выход, обязательно!
   Может попробовать плазмотроном вырезать люк между шлюзовым и
основным отсеками корабля, а потом заварить? Но тогда произойдёт
разгерметизация – не годится! А может послать робота-манипулятора,
предназначенного для ремонта обшивки корабля, чтобы тот заварил люк в
шлюзовой отсек, для пущей герметизации?
   А вдруг и этот робот взбеленится?
Не выход! Может, как и раньше спать?

                13-112
Пока запасы не восполню Силы,
Недельки три осталось прозябать!
   Забудусь, и как будто нет проблемы,
Потягивая Сказочный напиток,
Не зря ведь существует выраженье,
Что утро вечеров все мудренее!”
   Поначалу, он хотел отключить электропитание всех механизмов,
нарушение работы которых дало бы возможность проникновения извне на
корабль. Но после анализа ситуации заключил, что опасность ему не грозит.
Так как появись у недоброжелателей возможность самими управлять
механизмами, они бы давно уже проникли на корабль. Следовательно, каким-
то образом они просто переделывали его собственные действия!
   И закутавшись в одеяло с головой, Явь почувствовал себя наконец-то в
полнейшей безопасности. И пригревшись, заснул, решив просыпаться лишь
для справления естественных надобностей, главная из которых – принимать
и далее прописанное себе Пивагорево лекарство.

                ГЛАВА 14
   И секретному физику не мешало бы тоже сейчас поспешить к себе в отель и
выкрутить в нём кондиционер по самое не балуйся. И не попадая при этом с
зуба на зуб, натянуть всё, что имеется из одежды и забраться под тяжеленные
оковы сложенного в несколько раз для согрева покрывала.
   И не главное, что мёрзнуть – естественнее как-то и привычней. Просто
тёплое одеяло – это в первую очередь ощущение некой непробиваемой
защиты, палочка-выручалочка от любых неожиданностей и проблем. А ночь
– это треть от всего жизненного периода. И посему от неё зависит многое.
   Иногда, правда, случается, что ночь, ломая привычные устои, оставляет
надолго отпечаток от своих тяжелых, не всегда отмытых до сияющего
сверкания сапог. Зато расплачивается за это в дальнейшем всегда стократно.
В привычных для неё прекрасных традициях.
   Одной из первых сказок, прочитанных “Х” в детстве, была “Руслан и
Людмила”.
   Не сказка – настоящее признанье!
Изысканное в ней повествованье!
   И есть глава, где доблестный Руслан
Встречается, реализуя план,
С когда-то кинутою здесь на произвол
Отрубленною кем-то чьей-то головой.
Без помощи и пищи – как жестоко!
Одной в краю неведомом, далёком.
Навеки. Да к тому же без телёс.
И с ссохшимися от безводных слёз,
Без искры от отчаянья глазами!

                14-112
С мозгами, что хватают вместо лёгких
Приземистый и запылённый воздух.
И даже этот воздух выдувают.
   Как страшно, ужасающе и мрачно!
По телу “Х” забегали мурашки!
Скорей бы только помощь подоспела!
Тогда б нашла она, коль захотела,
Оставшиеся члены великана,
Что спрятались под толщею бархана.
Судьбинушку те злую проклиная,
Страдая, плачут, жалобно стеная,
Остатками стекающих дождей.
И ждут, когда за тридевять земель,
Придёт сюда какой-то добрый странник,
С глотком водицы им живой, желанной.
   О, чудо, наконец-таки свершилось!
И цокот многообещающих копыт!
И будь в мозгах тех сердце – то забилось,
В волненьи радостном, он, значит – не забыт!
Но вместо ласковой спасителя руки,
Десница замахала булавой!
От мук и ужаса наружу рвётся крик,
А может выдох просто или вой.
Но пыл Руслану ветерок не охладил,
А раззадорил, мол, давай, дави.
И радость, словно беззащитного свалил,
Когда так тянет сладостно... добить!
   Что делать, раз такая справедливость!
Круши, коль сильный, остальное трын-трава!
А губы всё стонали и молили,
Пока не выдрала их с мясом булава!
Вот идеал, к которому стремиться!
Не зря его так автор прославляет.
А с книгой мальчик – хрупкий, беззащитный.
Единственное – чем он обладает,
Оружием – свой разум заглушить,
Отгородиться рёвом и страданьем,
Вернее рвом с горючими слезами,
Сжигающими кладези души!
   А вдруг и впрямь герои все такие?
Закралось подозрение у “Х”.
И как назло, кичась дурацкой силой,
Руслан во сны ему стал приходить.

                14-113
Но на герое “Х” вдруг обнаружил,
Такую ж безысходности печаль.
И ниточки, что тянутся натужно,
Слегка заметно в призрачную даль.
А там, средь кучерявых бакенбардов,
Самодовольный и знакомый лик.
Хихиканье и руки, что Руслана,
За эти нити, дёргая, пасли.
   И никуда от Пу...ина не скрыться!
Лицо везде холёное лоснится,
Любимого народного садиста!
И лезет в каждый сон – лишь удавиться.
Не помогала “Х” и валерьянка.
Спасение – забраться в шифоньер.
Но, старое найдя там одеяло,
Накрылся с головой – ох, пропотел!
Зато, как раньше – наступил покой!
Защитой “Х” – стал застарелый слой!
Не смог прорваться Пу...ин через вату!
Иль расхотел, "трепач" чудаковатый...
   Но отпечаток его вероломного вторжения всё равно сохранился у мальчика.
В виде выключившегося цветового воображения.
   Зато и положительные моменты налицо. На своём первом сознательном
опыте “Х” сделал далеко идущие выводы, что не то лицо – золото, которое
золотом разукрашивают. И чтобы не ослепнуть от того блеска – не стоит им
без меры любоваться.
   Остаётся только объективно заметить – писал Пушкин действительно
много. Правда, держась на адреналине от русской рулетки, питаясь страхом и
эмоциями убиенных им на дуэлях людей. “А значит, не существует особых
препятствий, чтобы запрячь неуловимого Пегаса, дабы выделывать на нём
ещё не такие кренделя!” – решил для себя “Х”. И взялся за перо. Потому что
ему, в отличие от Пушкина, жизнь побоялась давать холёного скакуна! По
причине наличия и без того слишком прыткого нрава. Зато наставила
преград, преодоление которых было возможно только с его неугомонной
прытью, на полном скаку.
   Но сам страдая, “Х” всегда хотел,
Чтоб не было страданий у кого-то!
Не только у животных и людей –
Со шкуркой расправляясь помидора,
Да что там! Просто режа сельдерей,
Молил прощенья за ущерб здоровью,
Забрать стараясь, мысленно с ним слившись,
Невольно причинённую им боль.

                14-114
Взамен желая с ними поделиться,
Блаженством, что от них он прибрёл.
   И с этими мыслями “Х” не поехал в свой комфортабельный отель. Не
потому, что снимать шлем было неохота. Просто он вспомнил о любимом
камуфляжном ватнике, напоминающем спасительное одеяло из детства. В
котором можно было уйти от любых, казалось бы, неразрешимых проблем. И
ничего, что ароматы от него порой не отличались свежестью. “Х” на этом не
заморачивался. Своя рубаха, как говорится – ближе к телу. Главное – сон в
нём был всегда сном счастливого ребёнка.
   А выспишься – мир рядится всегда,
В нежнейшие пастельные цвета,
И каждого – желание обнять,
Помочь, чем только можно и нельзя,
   И кажется тогда – глаза любого –
Заполненные счастьем всем озёра,
Где капли лишь для перелива нужно,
Чтоб выплеснулось счастье то наружу!   
   А потому и Явь, после укрепляющего сна – спасибо Пивагорю,
насладившись созерцанием “Чистой Энергии”, без проблем поступающей к
нему вследствие восстановления запасов “Чудесной Силы”, решил
понаблюдать и за происходящим в дикой природе Адома.
   Он прильнул к иллюминатору, стараясь заметить что-нибудь необычное,
привлекательное или появившееся недавно. Его расплющенное о стекло лицо
почему-то никого не пугало, жизненные будни, как всегда, струились в своём
естественном и размеренном ритме.
   Лишь гигантская птица с четырьмя перепончатыми крыльями, перейдя на
пикирование, попыталась вонзить свои заточенные когти в прикрытую
цветастой маечкой грудь любознательного учёного. Но, увы. Законы
материаловедения ей были не знакомы. И уставившись непонимающим
взглядом в непробиваемый иллюминатор, доставивший ей нестерпимую боль
от удара, она, издавая пронзительные крики, отправилась восвояси.
   Туда-сюда сновали неугомонные бабочки, соревнуясь в яркости и
необычности окраски, надеясь понравиться привлекательному для них
цветочку. За что тот распахнул бы перед красавицами дверцы в свой
ароматный и гостеприимный дом, а заодно и попотчевал мечтой всей жизни
– сладостным нектаром. И ложе предоставил лучшей. Из пестиков
нежнейших и тычинок.
   А что цветочки? Им ведь тоже быть не хочется в сторонке! А то, что для их
обозначения использовали слово мужского рода – это по незнанию! Суть у
них – всё равно женская. Не зря им вверена ярчайшая палитра, чтоб
пользовались ею, словно девы, у коих завелась помада или тушь. И не было
границ для совершенства! И расцветали те цветочки всё цветастей. Чего,
однако, Сур был начисто лишён.

                14-115
   Одна там живность, всех зовут – Суряне.
И в бане их раздеть – не отличишь!
Нет смысла перед ними выставляться!
  “Сюда б Сурян! На эти все просторы!
Природа – чудо, есть, где развернуться!
Тогда б никто не пожелал вернуться”. –
Подумал Явь, блаженствуя от счастья. –
   Здесь не всегда бывает как по маслу?
Адреналин – на пользу. Это в плюс!
Бывают неприятности – и пусть!
Вернее, в лету пусть скорее канут!”
   Круг наблюдений учёного расширился тем временем до ближайшей
лесополосы, метрах в трёхстах от корабля. Где его взор выискал щуплого, с
золотыми пятнышками на боках совсем ещё юного оленёнка, выбравшегося
на опушку. Хромая и переваливаясь с ноги на ногу, тот брёл, ведомый куда-
то родовыми инстинктами, интуитивно надеясь на возможную помощь. А что
ему ещё оставалось делать, когда на бедре зияла свежая рваная рана, откуда
пульсирующими алыми струйками истекала кровь, перекрашивая в яркий
цвет раздвигающие тут и там листву бледно-молочные грибы.
   И это нежнейшее создание плакало, добавляя к струйкам крови непомерно
большие, искрящиеся на солнце слезинки, на пару с каплями пота
аналогичного размера. Ведь каждый шаг давался животному с таким
напряжением, что следующий сделать было проблематично.
   Явь поймал себя на мысли, что не помочь бедному животному в подобной
ситуации – не в его правилах. Останется лишь доставить его на корабль – а
здесь найдутся все необходимые для лечения инструменты.
   И  окунувшись с головой в волны своего благородного побуждения,
учёный не обратил внимания на звоночек, исходящий от интуиции. И не
прислушался к ощущениям. А зря. Нечто липкое и холодное тем временем
коснулось левой части его затылка. Затем заёрзало, мотаясь по поверхности
головы, выбирая место, где легче прикрепиться. Но, увы. Не найдя себе
достойного приюта, незваная присоска отвалилась.
   А события развивались всё стремительней. В поле зрения Явя неожиданно
проявилась антилопа, пробегавшая недалече. Но и она в унисон учёному не
пожелала дистанцироваться от происходящего. Немного понурив голову в
знак сочувствия, показывая всем своим видом, что нет для неё ничего более
важного, она направилась к оленёнку. Проведя по его глазам своей
мордочкой, чтобы хоть как-то поддержать животное в эту минуту, или
просто, чтобы стереть застилающие глаза капли, она принялась старательно
зализывать его рану.
   Вряд ли такая помощь оказалась бы действенной, но оленёнок от участия в
его судьбе постороннего словно воскрес. Появился настрой, что нужно,
обязательно, бороться, чтобы жить. А с ним и новые силы. Потухшие было

                14-116
глаза разгорелись у него с новой силой, и он направился обратно в лес. А
вместе с ним и антилопа. Возможно, более счастливая, чем он. Оттого, что
протянутая ею лапа помощи оказалась как нельзя кстати. Мгновение, другое
– и они оба затерялись в зелёных зарослях.
   “Да, если бы жизнь состояла только из радостей, то никогда не смогли бы
проявиться лучшие стороны, присущие  высокоорганизованной материи.
Жалко, что меня опередили в моих побуждениях! Хотя... помоги я одному –
возникнет желание помочь остальным. А нужно ли, когда природа решила
организоваться в подобные пищевые цепочки? Ответ очевиден. А вот
полюбоваться по новой той трогательной сценой не было бы излишним!” –
воскликнул Явь, направившись к пульту управления.
   Устроившись поудобнее в кресле, он принялся отматывать кадр за кадром,
предвкушая повторение тех незабываемых впечатлений. Вскоре показалась
та самая антилопа, скрывающаяся в лесу. А где-то рядом должен быть и
оленёнок. Но где? А не было его! Вернее был, но далеко не тот, кого
хотелось бы увидеть. Вместе с антилопой в лес уходило знакомое загадочное
чудовище, подкарауливавшее Явя на трапе.
   “Да, был я всегда противником компьютерных игр, думал – нет ничего в
том интересного, да видно ошибся. Нужно было играть. Все эти миллионы
лет. Тогда б судьба не навязала мне это навёрстывать. Как говорится, наша
жизнь – игра!” – подумал Явь, осознавая, что события начинают принимать
уже далеко не предсказуемый поворот.
   И каковым было его удивление, когда оказалось, что существо всё это
время спокойно стояло поодаль, вроде бы ничего не предпринимая. Разве что
– ухмылялось. Самодовольно и уверенно. Хотя на своей морде мимических
мышц не имело! А бедная антилопа из-за всех сил старалась, как могла
помочь в несуществующих проблемах тому хитрющему перевёртышу!
Вернее – пустому месту рядом с ним!
   “Только зачем ему это было нужно? Просто так ведь ничего не происходит!
Жил бы себе в удовольствие, не тужил! Питался, размножался! Так нет! Ему
чего-то явно не хватает. Того, что нужно в том, что замышляет!”  – молнией
пронеслось у Явя в голове, окончательно ослепив его на пути к истине. Из-за
чего воображение обрушило на него целый шквал фантастических догадок и
предположений, приведя в ещё более запутанный лабиринт. Оставалось в
поисках выхода лишь пошарить по информационному пространству.
   Да, предположение, что существо подменяло на некоторое время своё
реальное изображение на вымышленное, зачем-то нужное ему –
подтвердилось. Но это не было внушением! И любой в тот момент видел бы
аналогичную картинку, в том числе и Явь, который после первого контакта с
этим неизвестным, но гораздым на выдумки актёром сформировал себе
иммунитет на внушаемость. Но это, как показали события – не помогло. Кто-
то шествовал пусть не на шаг, всего на полступни, но явно впереди него. 
   И как ни пытался Явь получить ответы на поставленные в

                14-117
информационном пространстве вопросы – бесполезно. Любая его
диагностика профессионально блокировалась. Пришлось вызывать в своём
сознании историю энергетического обмена между всеми действующими
лицами.
   Удалось выяснить, что эта тварь досконально диагностировала психику
животного, подбирая ключи для доверительного проникновения через
имеющуюся у каждого защиту, чтобы на волне всё того же доверия навсегда
подключиться к внутренним ресурсам организма. После чего создавало
фантомы. Один – маскирующий себя, а другой – вызывающий желание у
животного добровольно поделиться с ним своей жизненной силой.
   И это в какой-то момент произошло. Как только антилопа, не ведая
подвоха, приоткрыла дверку в своё беззащитное сердце, проникшись
доверием к хитроумному агрессору, тот и нанёс свой коварный беспощадный
удар. В виде фиксирования навсегда образованного естественным образом
из-за сострадания канала перетекания к нему жизненной силы животного.
   Тут вспомнились Явю и его собственные ощущения, когда он в
необъяснимом искреннем порыве горел желанием прийти на помощь
несуществующему оленёнку. На этом же принципе построен отъём
жизненной силы и у вас на планете, где вызываются нужные потоки энергии
через то же культивирование сострадания и дальнейшее фиксирование их на
уровне магических или религиозных связей. Аналогичная попытка была
предпринята и в отношении Явя. Она почти что увенчалась успехом, когда
что-то липкое и мерзкое пыталось присосаться к его затылку. Но кое-что
помешало довести этот чудовищный план до конца.
   На одном дыхании Явь просмотрел энергетические субстанции десятков,
если не сотен организмов, обитающих поблизости от корабля, и на многих
заметил подобные каналы оттока жизненной силы к этому существу. И
вспомнил сон, приснившийся незадолго до описываемых событий.
   И трубочки в том были сне, и слово.
Навязчивое, режущее слух.
Назвал его учёный по-другому,
Жалея, что затянут был в игру.
   И явно, что игра не будет вечной!
С Противником – развязка предстоит!
Наградой каждый будет обеспечен –
В финале уготованы цветы:
Понятно даже – одному в букетах,
Другому лишь – на холмике земли!

                ГЛАВА 15
   О как же Явю не хватало друга,
Из сгустка бесконечных устремлений,
Энергии прыжков, а не потуги,

                15-118
И зёрнами ускоренных решений.
   “А жизнь, – так говорил тот КРЫШЕНЬ, –
Не для того, чтоб затаиться и стоять,
Ища в ней смысл, иль глазеть без смысла,
Пусть и болтаясь чуть вперёд-назад.
А для того, чтоб выступить до цели,
Быстрее, чем та цель определится. 
Смелей! Всё это – Замысел Вселенной,
А с целью... и в пути соединишься.
   Какой? Не важно! На распутье шанс –
Лишь, если твёрдо ускоряешь шаг.
Судьба давно всё выбрала за нас!
И как бы мы ни вздумали шагать –
Мы двинем в направлении туда,
Куда соблаговолил перст её казать.
А встал – беда! Прозявил, опоздал.
Навеки, безвозвратно, навсегда!”
   Зато КОПУША – словно в Зазеркалье,
Всё точно повторил, до всех деталей,
А получилось, как всегда, наоборот.
И Явю он в напутствии изрёк,
Когда тот отправлялся на Адом:
   “Не скрою, друг, тобой я восхищён!
Ты ждал, что мироздание, вращаясь,
Когда-нибудь тем местом подойдёт,
Куда ты в путь-дорогу собирался.
И правильно! Настал момент такой!
И цель на горизонте показалась.
Осталось не забыть один закон –
Что план лишь нетерпенье разрушает,
Пусть тот и обмозгован на все сто.
Всегда так, коль проблему повстречаешь.
   Ведь для того и ставится помеха –
Учить нас, на неё натыкав носом!
Нас, глупых, выставляя на потеху.
Иначе как сказать – сюда нельзя!
Излюбленный у жизни это способ!
А вдуматься – зачем нас об колено?
Живые мы – ценней, чем бриллиант.
А потому – не стоит бить в набат,
Иль в безнадёге головой о стену!
   Хотя ударить – нужно, не вникая!
По тормозам! Другого не дано!

                15-119
И выжидать! Проблему осмысляя.
Её излазив подноготное нутро.
Пока она от этого не взвоет,
Такое издевательство терпя.
И путь, тот верный – нам сама откроет.
А мало одного – даст... пятьдесят!”
---
   Жизнь – парадокс, и действует, как лучше!
Чтоб результат усилить в сотню крат.
Сценарий соответствующий пишет...
И потому медлительный Копуша,
Всегда оказывался в этой жизни прав,
Как впрочем, и ракета-парень Крышень.
   А Явю что? Идти своим путём!
Каким? Когда витает Чуждый план.
Какой ему придумать ход конём?
Пойти, как и “Противник”, на обман?
   По другому борту корабля леса не было. Зато в сезон дождей местная
речушка, выходя из берегов, подтапливала тамошние пойменные луга,
нанося наилок, богатый органикой и минеральными солями, который после
спадания воды превращался в ковёр из разнотравья, питая здешнюю
растительность.
   Вот и тогда на одном из таких лугов слегка ощипанная бурёнка неспешно
ощипывала головки клевера и кисточки мышиного горошка. Для полноты
удовольствия которой недоставало разве что бычка. И тот, словно по
мановению палочки появился! Молодой и энергичный. В расцвете сил и
желаний. И трудно сказать, кто к кому устремился. Мгновение – и они рядом.
   Объяснения в любви в их случае были излишни. И пусть не первой
свежести была корова, зато опыта в подобных делах – хоть отбавляй. Но,
накушавшись удовольствия до последних капель, они, будто чужие,
ощутили, что стали почему-то друг другу не нужны. И разбредясь в
противоположные концы луга, принялись по новой срывать сочные побеги.
   Но тут негаданно-нежданно, словно из-под земли показалась ещё одна
представительница коровьего племени. Совсем юная, ещё тёлочка,
равномерного нежно-пастельного окраса, с пушистой и ухоженной
мордочкой, как у молочного барашка, только белой. Без единого пятнышка.
Лишь рожки и носик были как смоль.
   Заметив бычка, она инстинктивно попыталась двинуться в его
направлении, но с каждым шагом вперёд – тут же пятилась на два шага
назад. По всей видимости, у неё не было подобных встреч, но именно этого
ей сейчас хотелось как никогда. Большие карие глаза, сами того не осознавая,
словно приклеились к глазам суженого. И лишь реснички беспомощно
хлопали и хлопали, не давая бычку оторваться от их притягательной силы.

                15-120
   Представить разве мог он это совершенство?
Гармонию, фактуру, цвет и силуэт!
С такою шёрсткой! К ней касание – блаженство!
А взгляд – да что там бык! Не выразит поэт!
При всём при том – невинное созданье!
Да, вот она любовь! Одна на мирозданье!
   Трудно сказать, что творилось тогда в его бычиной головке, но всем своим
поведением он словно говорил: 
   “Во всех я буду видеть лишь тебя!
Возьми меня! Дарю всего себя!
Бери, смелей, что только пожелаешь!”
   А тёлочка продолжала заворожено хлопать глазами, пока не почувствовала,
что они уже соединились. И бык, забыв о том, что недавно у него что-то
происходило на физическом уровне, пусть и с другой, находил всё новые и
новые силы, стараясь, как мог показывать, что не только тело, но и душа
принадлежат теперь его новой избраннице. Ещё секунда, и тягучая горячая
подпись закрепила бы, возможно, навеки их союз, как вдруг нешироким
кольцом в десятке метров от них воздух заискрился сеткой тонких световых
дорожек.
   Это заработал лазерный метеоритный дезинтегратор*, расположенный на
верхней палубе корабля. И не попасться в эту сеть было невозможно,
несмотря на то, что лучики шли чуть ли не с метровым интервалом друг от
друга. Всё перемешалось и обездвижилось. Отовсюду разносились неистовые
крики. От оплавленных камней шли испарения и клубы дыма. Лишь тёлочка,
а вскорости за нею, бык, затерявшись, растворились в этой дымке, словно их
никогда не существовало.
   * Метеоритный дезинтегратор – устройство для распыления мелких
метеоритов, не более десятка сантиметров размерами, на молекулы.
Используется при прохождении космического корабля через зону
метеоритного потока.**
   А рядом, в секторе огня, корчась от боли в траве, виднелось лежащее на
спине знакомое огнегривое существо. Из его обугленного отверстия в
области живота торчали соцветия борщевика, на которые он после ранения
повалился, что делало его муки вдвойне невыносимыми.
   Этот же борщевик нарушил планы и Явя. Казалось бы, рассчитал он всё до
мельчайших деталей. И даже искренне наслаждался, заманивая Противника
искусно созданной иллюзией быка, окунувшись в непередаваемые по
яркости ощущения как с первой, натуральной коровой, так и со второй,
являвшейся уже иллюзией Противника. Который подобным образом
настраивал попадающуюся ему на пути живность на образование ими
каналов добровольной передачи нужной энергии существу.
   Так вот, первый этап плана Явя прошёл без сучка, без задоринки. И рана у
жертвы получилась нужного размера. В которую оставалось только

                15-121
выстрелить портативным телепортатором. Этот прибор по результатом
моделирования должен был намертво застрять в обугленном отверстии, что
позволило бы потом безо всяких проблем перетащить жертву на корабль. Но,
увы. Нежданные сучки и задоринки, а именно попавшие в рану стебли
окончательно разрушили задуманное.
   “Что же делать? – лихорадочно рассуждал Явь. – В полученное ранение
телепортатор уже не войдёт. Может – попробовать закинуть его рядышком,
выставив максимально возможный радиус сферы захвата, чтобы всю эту
сферу вместе с Противником перенести затем на корабль? Хоть плачь! Не
выйдет! Тот радиус – не более полутора метров. И полностью организм туда
не поместится. 
   А если заставить его подняться и перейти на другое место, свободное от
такой растительности? Прекрасная мысль, если бы не одно но – его ранение
несовместимо с жизнью. Может, подкинуть ему немного “Чистой энергии”?
Чтобы дать, хоть кратковременно, какие-нибудь силы”. И учёный направил в
его направлении мощнейший поток энергии.
   Но не прошло и нескольких секунд, как порывы сильного ветра метнули в
направлении Противника клубы черного застилающего дыма от горящего
рядом кустарника. Продолжалось это недолго, но когда видимость снова
улучшилось, на траве почему-то никого не было.
   “А, фу-ты, нуты! – выругался Явь. –
Себя хоть правь, иль даже в угол ставь,
Всё вышло хуже, чем всегда – 
Система – “Ниппель”. А туда –
Стараний, сколько ты не вдуй,
Получишь всё равно в итоге нуль.
   Капкан – на зверя, прямо – красота,
На глупого бездумного скота,
Лишь удивляюсь, как в него попался!
Понять бы только – зверь куда девался?”   
   “Посторонний объект в ангаре-хранилище! – как всегда, неожиданно
оборвал рассуждения Явя автоинформатор. – Отсек изолирован,
перемещение биологических субстанций между ним и остальным кораблём
исключено до полного удаления объекта”.
   “Да, дров я выше крыши наломал!
Казалось бы – я этого хотел.
Расставил сети. Затаившись, ждал.
Но только сам наведался трофей”.
   – Негодовал учёный, осознавая всю глубину допущенных им промахов
вследствие недооценки противника. Ведь не кто иной, как он собственной
персоной подстроил ситуацию на энергетическом уровне, с целью
перемещения на корабль раненого зверя, снабдив его вдобавок изрядной
порцией Чистой Энергии. Чем тот не преминул воспользоваться. Только по

                15-122
своему сценарию. И далеко не в роли жертвы.
   – Ну вот, твои денёчки сочтены! – услышал Явь автоматический перевод в
понятные ему звуковые формы принимаемых им извне мысленных образов,
поступающих от Противника.
   – Устроился я у тебя вполне отменно.
Начну со жрачки – лучше рая не сыскать.
По паре твари – исключает пресыщенье,
А изобилье – ух, не слопать за века.
   И кстати – у тебя приличный водопой.
Где ты хранишь родившихся для моря.
На счастье мне, себе зато – на горе.
Я поглазел на них – уродцы, ой-ёй-ёй!
   Вот это – что? Не рыба, и не кит!
Напоминает вроде как медузу!
Хотя глаза – похожи на твои!
Но для неё они – кажись обуза!
   Сквозит из них одна лишь пустота.
И холодность, полузакрыты веки!
Отсутствие какого-то движенья!
И очевидна глупость – в никуда,
У той тобою созданной калеки,
Идут обрывки нервов и сплетений!
   Оно понятно – у неё нет мозга.
А у тебя? Признайся – стыдно быть должно.
За то, что туп, пусть и мозгов – с полвоза.
Хотя тебе то чувство точно не дано.
   Ты сил потратил море, а отдача?
Чего добился этим и зачем страдал?
Поставил видно ты не так задачу.
Хотя огромный у тебя потенциал.
   – Тебе ль судить? – парировал учёный. –
Задачу ставил я, и мне её решать.
Не буду брать я под свои знамёна,
Кого не попадя – не нужно мне мешать!
   – Ты точно глуп. –
Не видишь, кто здесь главный. –
Теперь Противник Явя перебил. –
И в подтвержденье, может для забавы,
Тебе в отсек я воду перекрыл...
   Учёный припустил скорей до ванной,
Подёргал первым делом умывальник,
Потом на кухню – к своему комбайну,
А результат, увы, был ожидаем.

                15-123
   Шипел лишь воздух, жутко и зловеще,
– Неужто жажду утолить мне нечем? –
Промолвил Явь, прильнув к трубопроводу,
Ища там пиво, что заменит воду,
Увы, ни капли, только вожделенье,
От аромата прежнего спасенья...
   – Что делать будешь? Объедать цветочки? –
Противник вдруг продолжил диалог. –
Дней сорок, да. Потом дойдёшь до точки.
А смысл в чём? И будет ли в том прок?
   К своим за этот срок ты не слетаешь.
Живым... прости, я это не со зла.
Потом Адом, конечно, пострадает.
Почикают твои всех на салат.
   А может нам – объединить усилья?
Мы будем вместе тварей здесь пасти.
С Адомом Сур, представь, такая сила –
От буйства звёзд сумеет нас спасти.
   Давай, дружок, поставь своих в известность.
И постарайся внятно объяснить.
Ты главный – о тебе скажу я лестно!
И только ты всех сможешь вразумить!
   – Ну, нет! – учёный возразил по новой. –
Ты хочешь жить ведь, так же, как и я.
Взорву я силовую установку,
Спасёт тебя тогда твоя семья?
   Зато мои вас выживут со света,
Эксперимент продлится до конца.
И скоро, я уверен, мы отметим,
Рождение творения венца.
   И Явь принялся размышлять над ситуацией, заблокировав считывание
своих мыслеформ извне: “Возможно, Противник согласится вернуться к
исходному состоянию, отправившись к своим сородичам. Но что это
изменит? Сколь бы ни было тяжким признание – эксперимент потерпел
неудачу. Шесть миллионов лет насмарку. И можно ли ещё что-то поправить?
Может – уничтожить Противника?
   Нет, я не в состоянии разрушить,
Свою частицу, пусть и в ней Измена!
Зато я знаю – Верный есть Союзник!
И нет его сильнее во Вселенной!
Он жизнь свою отдаст за справедливость!
И это наше Красное Светило!
   И Крышень, как всегда бы смог заметить,

                15-124
Что звёзды – и конец всего, начало,
Взрываются в положенное время,
Что Замысел Вселенский им назначил,
Которого – проводники мы все.
И слово, что себе позволит Солнце,
С жирнющей будет точкой на конце!
   И рот оно уже свой раскрывает,
Для пламенной о нас последней речи,
А может, улыбается, кто знает,
Ведь всё идёт по плану, что намечен!
   И пусть Противник победил, не спорю,
Но это здесь пока что, на Адоме.
И вот вопрос – чего он тем добьётся?
Когда потом с ним Солнце разберётся!
   Зато кораблик мой почти заполнен,
Тем, что так долго я ваял с любовью,
И есть планета, с климатом подобным!
Так что тогда мне делать остаётся?”
   На предложение Явя Противник согласился, заключив, что прекрасно
обойдётся и без Сурян. При этом он многозначительно заметил, словно
догадывался о планах учёного, что на остальных планетах, куда расселится
жизнь, даже без его присутствия ситуация будет аналогичной – все будут
работать на него. После чего был телепортирован восвояси.
   А Явь тем временем занялся проверкой систем корабля перед стартом. И
вскоре обратный отсчёт времени был запущен. Загорелась надпись на пульте
управления кораблём, и как всегда спокойный голос автоинформатора её
продублировал: “Осталось 600 секунд до старта”.
   Но не успел Явь промочить пересохшее от волнения горло обыкновенной
водой, воспринимаемой теперь таким же ценным напитком, как и сокровище
Пивагоря, корабельная болтушка опять зазвучала: “Осталось 60 секунд до
выгрузки новых организмов. Связь с колоннами активирована”.
   Что оставалось делать учёному – только проводить взглядом последних
существ, возможно, обречённых на ту же участь, что и их предшественники.
На подкорм паразита, возомнившего себя, к сожалению, по праву, Хозяином
на этой планете.
   Колпак с колонн приподнялся, и звон разбитого стекла, выпавшего из рук
Явя, вывел его из оцепенения – из них нетвёрдой походкой, делая свои
первые в жизни шаги, покачиваясь из стороны в сторону, вышли его точные
копии. По крайней мере – внешне. Вернее – половина из них. Другая
половина отличалась, по всей видимости, полом.
   Какими они будут в дальнейшем, захотят ли противостоять Противнику и
если да, то смогут ли, Явь не знал. Да и думать сейчас об этом не хотелось.
Он просто сосредоточился на своих глазах! Которые стали набухать, словно

                15-125
их что-то переполняло. Это были слёзы, с которыми он ранее не сталкивался.
А к ним добавилась и горечь, поступавшая из глубины души. Ещё мгновение,
и по щекам побежал бурный поток. Даже земляне, привычные к таким
состояниям организма, навряд ли могли испытывать столь тяжкие страдания,
что уж говорить у Сурянине.
   А учёный тем временем тёр глаза обеими руками, не замечая голоса
информатора: “Пять, четыре, три”. И смотрел на тех, которые, взявшись за
руки, провожали взглядом его корабль, медленно отрывающийся от земли. И
тоже плакали, интуитивно осознавая происходящее. И аналогичным образом
растирали глаза!
    “Простите меня, миленькие! – уже навзрыд, захлёбываясь от слёз,
выкрикивал Явь! – Я ничего не могу уже поделать!”
   Корабль Явя взлетал с неописуемым рёвом, но смотревших ему вослед
людей пугало, казалось, не это. Возможно, это был голос интуиции,
пытавшийся что-то сказать, или страх ставших внезапно сиротами – вряд ли
кто теперь узнает. И люди продолжали рыдать. А на месте взлетавшего
тяжёлого звездолёта из-под слоя продавленного им песка, проглядывали
остатки корабля, на котором отправился сюда учёный “А”.
   “Прости меня и ты, “А”, пожалуйста, я не знал, что ты здесь оказался!
простите меня все! За всё! – никак не мог успокоиться Явь, бегая между
иллюминатором и пультом управления, хотя камеры на нём показывали то
же самое. Прошло ещё несколько минут, и корабль Явя скрылся из вида.
Навсегда. И возможно, никто его больше уже не видел.
   А тем временем Хорош получил на свой компьютер подробный отчёт о
проделанном Явем эксперименте и о его планах по спасению контрольных
экземпляров существ. За исключением парочки, являющейся прототипами
Противника, которых учёный выкинул из ангара-хранилища перед взлётом –
пусть живут среди себе подобных.
   Не было среди спасённых и последней, по подобию Явя пары. Правда, в
компьютере у него сохранилась карта сканирования генов тех образцов,
благо производилось оно автоматически. И при желании можно будет... Но
не будем забегать вперёд. Также Явь оповестил Хороша, что в его жизни
начался отныне новый этап, самый главный. Соответственно и имя
изменилось. Теперь он – Новь.
   И у секретного физика глаза оказались на мокром месте, когда тот
представил себе все ужасы оставленных на произвол судьбы. Которым
ничего не остаётся делать, как бороться из последних сил, поражаясь
бессердечности их Отца-Создателя. Находясь в том состоянии, когда разум
силится, но, увы, не способен объяснить, почему и за что судьба к ним
оказалась так неблагосклонна. Причём именно в тот момент, когда обойтись
без помощи невозможно.
   И справедливо ставят в укор своему Творцу, что даже они – в равной
степени, как люди, так и звери, не решатся оставлять в беде своих чад. И

                15-126
считают, причём заслуженно, что любые извинения и объяснения здесь
неуместны. А значит, смысла нет пытаться понимать, перед каким тогда
выбором стоял Создатель. Который, давая ещё одну, новую жизнь, вынужден
был освободиться от груза старых ошибок.
   Жизнь, которая наполнится уже реальным смыслом. Которой уготовано
быть совершенной. Пусть и со своими проблемами. Но только пока. И
хорошо, что у секретного физика существует своё, секретное средство от
всех неразрешимых проблем – это его ватник. Который и в этот момент
пришёл ему на помощь. Позволив в себя выплакаться.

                ГЛАВА 16
   Дверь дома Моска с треском распахнулась, и в неё ввалился
раскрасневшийся от волнения Крышень. Пролетев по инерции чуть ли не
всю комнату, он чудом задержался у отворённого окна. От неожиданности
пальцы Моска инстинктивно распрямились, опрокинув на постиранную
рубашку находящийся в них стакан с розоватым напитком. Рот его
приоткрылся, но мыслительный процесс так и не выдал туда ничего
осмысленного. Видно сквозило от Крышеня чем-то неестественным.
   С тем, что Крышень старался, как мог опередить естественный ход
событий, все смирились. Давно. Хотя для большинства Сурян спешка не
могла быть мотивирована. Всё делалось спокойно, чинно, с расстановкой.
Потому что жизнь у них не ограничивалась ничем, кроме, пожалуй, самого
желания жить!
   И если учёный в силу своих научных амбиций посвящал кого-то в планы
поставить эксперимент, растягивающийся на многие и многие миллионы лет,
то мог рассчитывать разве что на возникновение самого факта интереса к
результатам подобного эксперимента, не более.
   А тут Крышень! Ворвался, как танк! На месте Моска любой бы
аналогичным образом отправил стакан в непредвиденное путешествие. И
хорошо, что содержимое в нём было приблизительно того же цвета, что и
рубаха, что гарантировало отсутствие сколь-нибудь заметных пятен после её
высыхания. Ведь в стакане всё равно кроме воды и красителя ничего быть не
могло по определению.
   Наконец Моска прорвало, и он выпалил экспромтом нахлынувшие
ощущения:
   “Случилось что-ли, Крышенёчек что-то?
Твоя Вселенная, я помню,
Резвилась в радости всегда с тобою,
Но по глазам читаю я иное!
   И боль в них вижу – будто гибнет друг,
И свет одновременно – луч надежды,
И чаща неприступная вокруг!
Но свет рассеет этот ад кромешный.

                16-127
   Сольём в один могучий свет лучи!
Плевать, что он в пути всегда слабеет,
Вперёд! Мы – свет! Поднимем мы мечи!
И помощь наша – вовремя поспеет!
   А если я налью тебе на милость...”
– Ты прав во всём, что я сейчас услышал.
Вселенная – Вселенной, но случилось! –
Остановил его тираду Крышень. –
   Кидай-ка клич, собирай всех, кто не прочь распрощаться с нашим Суром и
наперегонки, сломя голову, чешем на твой корабль! И дуем прямиком на
Землю! Не теряя драгоценнейших минут! И судя по твоему монологу,
чемодан у тебя давно нафарширован под завязку! И колёсики для него ты,
видно сотворил самопрыгающие, способные закинуть тебя с чемоданом,
кораблём впридачу в далёкие, нам нужные миры!
   МОСК – Что на тебя нашло – не пойму. Ты и раньше-то был, как сказать
помягче – странноватым, словно паяльник у тебя в одном месте не
выключен, но сейчас... Спустись с небес и успокойся! Наше солнце хоть и
расфурычилось со всей дури, но планов на самоподрыв, к нашему
превеликому счастью менять пока не собирается, так что в запасе у нас
огромнейшая куча времени!
   КРЫШЕНЬ – Так-то оно так, зато другое светило, как назло, ослабело.
Только что я получил с нашего следящего за Землёй аппарата, отправленного
для этого на малую из двух обращающихся вокруг неё лун, последние
фотографии и замеры температуры. Так вот сейчас она находится в
свободном неуёмном падении! Короче говоря, начинается очередное
глобальное оледенение.
   МОСК – Ну и что с того? Было их видимо-невидимо… и ничего!
   КРЫШЕНЬ – В том-то и дело, что нынешняя ситуация отличается
кардинально! Ты прекрасно наслышан, что существа, которым от стараний
Явя досталось по максимуму от нас, любимых (а он их воссоздал по
результатам генетического анализа той пары особей, что не успела к нему на
корабль во время отлёта с Адома), оказались в зоне его особого внимания и
контроля. Но вряд ли ты знаешь, что он предпринял, следуя голосу
прекрасных чувств по отношению к ним! Так вот, на тот самый, пожарный,
которому он всегда следовал, дополнительно к тем особям он соорудил на
Земле ещё четыре группы закладок этих существ.
   МОСК – Я что-то не понимаю. Видно действительно не в курсе. Напомни!
   КРЫШЕНЬ – Хорошо! Хотя времени на разъяснения у нас мало. Ну ладно.
В каждой такой группе было по семь пар людей во взрослом состоянии,
причём каждая пара помещалась в индивидуальный саркофаг, умело
припрятанный в каком-нибудь укромном месте, либо под землёй, но все
обязательно находились в различных точках планеты. Где эти люди имели
вечную возможность посапывать в две дырочки, покамест биолокаторам

                16-128
будет удаваться засекать хотя бы пару подобных индивидуумов
противоположного пола.
   Но если по любой причине этого сделать не удастся – будет подана
команда, по которой все снаряды-саркофаги одной группы переместятся на
поверхность и откроются. Откуда их обитатели, пробудившись, выйдут и
начнут по новой создавать свою популяцию.
   И таких дополнительных групп, как я говорил, было четыре. И каждая
могла появиться лишь через сотню миллионов лет после гибели предыдущей.
Видно по причине того, что цивилизации исчезают не сами по себе. И
требуется время, чтобы на Земле всё успокоилось и устаканилось.
   МОСК – Узнаю Явя! Хоть и просил он себя однажды называть по-новому.
Как был он тем Явем-перестраховщиком, которого мы все знали, так им и
остался. Только какое это имеет отношение к спешке? И похолоданию, о
котором ты говорил мне в начале разговора? Не понимаю!
   КРЫШЕНЬ – А что тут непонятного? В данный момент на Земле живут
представители последней резервной, четвёртой закладки! Значит, остальных,
к сожалению, не существует. К тому же из самой этой закладки почему-то
регистрируется единственное поселение людей, хотя саркофаги прятались на
достаточном удалении друг от друга. Что привело к той ситуации –
неизвестно. Но смысла вникать в причины, по-моему, не стоит – жизнь на
планете с хищниками и болезнями, несчастными случаями и катаклизмами,
как земного, так и космического масштаба действительно трудна и опасна! И
произойти может всё, что угодно.
   Да что там говорить. Помнишь, Явь рассказывал нам о придуманных им
саркофагах. Основу которых составляла система с его расчудесной розоватой
жидкостью, флюоресцирующей в голубизну, способной сохранять
жизнедеятельность помещённых в неё организмов бесконечно долго. Но
даже у него случаются проколы, из-за чего в одном из саркофагов не
заработала система телепортации, замуровав бедную самочку на глубине, в
самом центре материка, на пятьдесят пятой параллели.
   Представляю, какие трудности выпали на долю оставшегося без пары
самца. Ладно, не будем о грустном. Так имеем ли мы право допустить
исчезновение последних особей близкого нам вида, перечеркнув тем самым
проделанную Явем работу?
   МОСК – Можешь и не спрашивать! Насколько я понял, именно оледенение
им угрожает в данный момент, я прав?
   КРЫШЕНЬ – Конечно! Потому что как раз они и обитают в тех местах, где
о жаре лишь мечтают. На огромном полуострове, расположенном на
небольшом удалении от холодного полюса планеты. И пусть сейчас там всё
не так уж плохо, и пища есть и два-три месяца в году тепло, но это лишь
пока. Маховик ужасающего похолодания запущен! И с каждым днём
набирает свои коварные обороты. А с севера продвигается сметающий всё на
своём пути ледник.

                16-129
   К сожалению, люди об этих перипетиях природы не имеют возможности
догадываться, не имея специальных технических средств мониторинга за
климатом, и столкнувшись с ними воочию, не найдут необходимого времени
для спасения. Злосчастный ледник безжалостно отрежет их со всех сторон
непроходимыми ледяными торосами.
   И куда им останется навострить лыжи? Понятно, что на юг. В надежде
преодолеть там ледяную преграду! Но, пройдя через злополучные торосы,
они попадут из ледяного огня сразу в полымя, в бескрайние пространства
топей и болот, где смерть их всё равно заберёт. На радость комарью, зверью
и хищным птицам. А в глубь материка, с целью расселения по планете в
поисках благоприятных мест для обитания – вывести некому. Хотя
оптимальный маршрут всё-таки существует.
   Для этого надо пойти на восток и в самом узком месте преодолеть пока ещё
не замёрзший пролив, ведущий во внутреннее море. Это не более сорока
километров. А там будет множество устьев рек. Больших и малых.
Практически все они ведут на ближайшие сопки, с которых эти реки
начинают своё течение. Но это – тупиковые пути. И лишь пройдя чуть
больше сотни километров на юг, после преодоления того пролива, можно
попасть в устье единственной реки, ведущей в глубь материка.
   Но люди, как трагически это ни звучит, о том проходе и понятия не имеют
– а потому обречены. Стопроцентно. Да и мы бы оказались не в лучшем
положении, если б наш спутник не подсобил в вопросах картографирования.
   МОСК – Стоп, любезнейший, куда ты гнёшь? Всю сознательную жизнь я
готовил переселение с Сура его обитателей, чтобы смогли те без боязни
раскидывать телеса, пусть и под новым, но обязательно дружелюбным
солнцем! А теперь ты предлагаешь это забыть, переквалифицировавшись в
гида-проводника для людей?
   КРЫШЕНЬ – Прав, как никогда, дружище! Только переучиваться не
требуется, потому что в обоих случаях ставится одна и та же задача – найти,
не откладывая в долгий ящик новые земли для достойного проживания! Как
говорится – два в одном. Вернее, одной. Так сколько Сурян готовы были
отправиться на поиски земли обетованной?
   МОСК – Кроме меня и Ара – четверо. Из-за чего я и построил корабль на
шестерых.
   КРЫШЕНЬ – А как же я? Пешком что ль побреду?
Давай-ка угадаю.
Ты вымостил, чтоб я не потерялся,
Дорожку до планеты мне желанной,
Кирпичиком, сверкающим как злато.
Разумно, понимаю.
К разбору шапок в потепление приду...
   – А разве ты тоже надумал отправиться в путешествие? – перебил его Моск
– Раньше об этом ты даже не заикался! Но ничего, пусть мой корабль и не

                16-130
настолько велик по сравнению с твоим миром, но с удовольствием послужит
ему гостеприимным домом! А ты о какой-то там дорожке с жёлтым
кирпичом. Еще тросом попросил бы себя привязать к кораблю для экономии
места. Ладно, сейчас не до шуток. Главное – станет в этом доме семь
светильников, семь самых расчудеснейших чудес, известных во Вселенной.
А ведь, однако, семь – счастливое число!
   КРЫШЕНЬ – На ушко по секрету – ведь нам всем,
Без моего всевидящего ока,
Не обойтись на матушке Земле.
Шучу, хоть запретил ты ненароком.
   Вселенских воплощений мы звено!
Нас семь, как будто в радужной палитре!
А значит, нам всё лучшее дано!
Семь царств – а с цветом их определимся!
   МОСК – Не догоняю я, как ни стараюсь,
Твой на крылах мыслительный процесс!
По-твоему, нам стоит разбежаться,
Окажемся когда мы на Земле?
   КРЫШЕНЬ – Конечно, пусть не сразу, очевидно,
Нас семь – и каждый сможет передать,
Гармонию из собственного мира,
Своим народам, что возьмём тогда.
   МОСК – Ты рассуждаешь, словно всё решилось!
Согласие моё тебе ль приснилось? 
   КРЫШЕНЬ – Неужто, Моск, мы будем безучастны,
Позволив делу, начатому Явем,
В пучину долгих лет бесследно кануть,
И где-то затеряться безвозвратно?
   А стало бы оно тогда великим,
Без схожих с нами новых организмов,
Пусть и других там было в изобилье?
Конечно, нет, и это очевидно!
   На конференции, тебе признаюсь,
Я не согласен с Явем был во многом,
Предвидя нулевую вероятность,
Любого позитивного исхода.
   В угаре, жаль, от собственных полемик,
Он защищал от всяческих сомнений,
Представленное хрупкое творенье,
Сметая у любого возраженья!
   Он так старался, говорил с запоем,
Ещё немного – смог бы убедить,
Что кто-то, кто получится, откроет,

                16-131
Как правильно нам жить и не тужить.
   И пусть хвостатым будешь иль рогатым, 
Пустяк! Зато до одури счастливым!
Ну, вспомни, Моск, что думал ты тогда-то,
Влекла тебя такая перспектива?
   МОСК – А хвостик – “Брр”. Не лучше и рога!
Возможны ведь любые варианты!
Хотя себя счастливым представлял,
Лишь в образе такого ж, как и я!
   Ну ладно – быстро на ходули,
Отложим все пустые обсужденья,
Иначе – не успеем мы на судно!
Во славу и спасение людей,
Хоть строилось для жителей на Суре!
   КРЫШЕНЬ – Ну вот, а говорил, что не давал согласия! Спасибо! Мне тоже
сейчас кажется, что именно для людей ты создавал свой спасительный
корабль! И как ты помнишь, я осторожно ранее относился к идее покидания
Сура! И уж тем более не помышлял о помощи каким-то там случайным
существам! Но время, хоть и движется вперёд, но прыгает, шатается ещё! И
чтоб поспеть, куда оно идёт – следовать нужно его правилам. И не чураться
таких же в себе изменений. На что и пошёл я после последнего моего
разговора с Хорошем. 
   МОСК – А он что – до сих пор торчит на Адоме? И чем же он тебя так
задел?
   КРЫШЕНЬ – Да, Хорош ещё оттуда не возвращался! Не знаю, что там
сейчас происходит, но явно какая-то неявная борьба. Кроме беседы с ним я
никакой дополнительной информацией не обладаю, причём себя он от
диагностики заблокировал, якобы с целью безопасности. По всей видимости,
его миссия там только набирает обороты, не позволяя ему покинуть планету.
   Каждое слово, вытянутое из него, доставалось мне, без преувеличения, с
боем. Казалось, он боялся о чём-то важном проговориться. Из-за чего все мои
расспросы о ситуации на Адоме старательно переводил на тему Земли. Хотя
и в этом ясности было не более. Пришлось прибегать к серьёзным
логическим умозаключениям для вытягивания из него необходимой
информации. И некоторым тонкостям обхода продуманным им блокировок,
да простит мне он это, когда узнает.
   Так вот, что мне удалось выяснить. Он обеспокоен наличием у землян той
же самой абсолютной силы, что и у нас. Хотя Явь изначально поставил там
блокировку. Но слабую. Потому что без способности изменять мир в
критических ситуациях живые существа не имеют шансов на выживание,
равно как и на прогресс. И Хорошу почему-то кажется, что на Земле эта сила
всё равно рано или поздно вырвется из-под должного контроля, как
случилось в своё время на Адоме. Тогда-то её точно ничем не остановишь! И

                16-132
с его точки зрения было бы неплохо этому процессу помешать! Пока не
слишком ещё поздно!
   МОСК – И как же это сделать, если неизвестно – что? И почему эта сила
может проснуться?
   КРЫШЕНЬ – Всё просто. Может сломаться выключатель, сдерживающий
эту силу. Причины могут быть разные. Либо люди сами научатся нарушать
его работу, что тоже вполне допустимо. И мы, насколько я понял из его
туманных намёков, прилетев, смогли бы дать людям соответствующее
знание, которое бы позволило им контролировать ситуацию. А иначе – ему
самому придётся исправлять ситуацию, пожаловав в будущем на Землю.
   МОСК – Понятно, что ничего не ясно! А он что, получается, занят поиском
собственного противоядия на Адоме?
   КРЫШЕНЬ – Кажется, да! Он давно находится в контакте с тамошними
людьми, отрабатывая механизмы изъятия у них, якобы для их же блага,
присущих им абсолютных свойств. Не открывая им главного – зачем. Но в
отличие от паразитирующих на психологической среде живых существ
особей, он копит изъятое, чтобы затем творить самому от лица этих людей.
Хотя методики подобных действий он всё равно подглядывает у паразитов.
   Такой вот хитроумный у него механизм предохранения. Где он, по сути,
вычёркивает людей из первоначальных списков членства в нашем клубе,
выступая в роли всезнающего Посредника, которому якобы всё в этой жизни
виднее.
   МОСК – Прости, а паразиты забирают для чего? Может статься – для более
глобальных целей. Не исключаю, что и более рациональных. Мы не знаем.
Зато смело расставляем клейма. Только на том основании, что Хорош – наш,
а те, иные, не совсем. Которые, представлю – Хороша считают паразитом.
    КРЫШЕНЬ – И я склоняюсь к подобным умозаключениям. А посему с
самого начала намекал, что его затея почему-то мне не по душе.
Единственное, что успокаивает – он находится в самом пекле событий на
Адоме, а значит – ему всё-таки видней. И старается он искренне и честно!
Как ему кажется – для их же собственного блага! Правда, самих людей об
этом он не спрашивал!
   Поэтому и принял я решение отправиться на Землю, чтобы на месте
определиться с инициативами Хороша – насколько приемлемы они для
тамошнего населения. Хотя мне уже представляется, что до его прилёта мне
придётся всё-таки выбивать у него почву из-под ног в отношении столь
крайних мер. Однако забегать вперёд пока не стану.
   МОСК –  А не кажется ли тебе, что Хорош просто заработался? И настало
время ему прислушаться к универсальному рецепту Копуши, который гласит,
что утро вечера – мудренее, если поспать лет так дцать …
   КРЫШЕНЬ – Да, есть немножечко, но ему сейчас не до отдыха. Ведь если
он окажется всё же прав, а мы со своей задачей не справимся – тогда его план
окажется востребован. Вот и старается он скорее отточить его до

                16-133
мельчайших деталей. А в качестве его работы сомневаться не приходится.
Ведь на Суре не существует, кроме Хороша никого, кто способен ради
поставленных целей на полную самоотдачу и самопожертвование.
   И почему-то напоследок он заметил, что ему очень хотелось бы выпить с
нами на прощание рюмочку чего-то до неприличия особенного, что согрело
бы нас в окончательной разлуке. Как будто он знал, что встретиться нам
будет уже не судьба.
   МОСК – Самое интересное – я чувствую то же самое! А от Новоявя вестей
больше не поступало?
   КРЫШЕНЬ – Так странно. Налицо – исчезновенье!
Уплыл он безвозвратно, как мираж,
Навеяв нам всем почву для сомнений –
А был ли он, хотя и звался Явь!
   Лишь несколько сигналов автоматов,
Что сталось там с закладками людей.
И Явь-наш-Новь, хотя и не закладка,
Но канул также, хоть один бы след!
Запрос на информацию в пространство,
Растаял без ответа в пустоте!
   МОСК – А не случится ли с нами аналогичная история? Похоже, здесь дело
не чистое! 
   КРЫШЕНЬ – Лучше не будем об этом! Он один был, нас – семеро! И мы
склоним фортуну на свою сторону. Не грусти, оповести тех, кто летит, и в
добрый путь!
   Друзья обнялись и понимающе хлопнули друг друга по плечу.

                ГЛАВА 17
   “Ох, бублик я испёк – душа поёт,
Но есть – не стоит, хоть и вкус отличный.
А что – чего-то там недостаёт?
Каких-то специй может, специфичных?
   Скорее – нет, наш бублик – звездолёт,
И в монолит отлитая команда –
Особенные специи, где каждый,
Изюминку свою в нас привнесёт!
   – Затянул Моск, убирая трап за последним из поднявшихся на его корабль.
Дав волю своей лучезарной улыбке, он не заметил, как она расплылась на
всю ширину лица. И продолжал свою импровизированную арию. –
   Я – МОСК, и мне командный дух необходим,
Чтоб бублик оставался долго крепким!
Победы вкус со мной не отдадим!
   Наш АР любой усилит вкус – и тем любим.
И сочетается всегда прекрасно,

                17-134
С достойным вкусом, и причём – моим!
   КОПУША – идеал! Не специя, а Класс!
Все крайности сведёт он в середину,
И всё замедлит с пользою для нас!
   А КРЫШЕНЬ – это страсти огненной пожар!
Зажжёт любого на любое дело,
Хоть с ним иди по лезвию ножа!
   ГЕРМЕС – зачем он в бублике, никто не знал!
Всё под покровом находилось тайны.
Но тем-то и манила всех она!
   ЗОЛОТОУСТЫЙ – мёд, стекающий из уст,
Приятно затекающий и в уши.
А в остальном, он к сожаленью, пуст!
   Уютно радует, чарующе влечёт.
Наверно – хмель, иль ПИВАГОРЬ, не важно!
С ним трудности любые нипочём!
   Ох, сколько ж вы набрали барахла!
Того гляди, корабль забуксует!
Как будто за полётные года,
Всё это синтезировать вам трудно!
   Я понимаю – вам щас сон бы сладкий!
Тогда позвольте маленький совет,
Будильником отмерьте от посадки,
Хотя бы два десятка тысяч лет,
С разгрузкой автоматикой на свет –
Тогда и ледники сойдут на нет!
   И в мягком одеянии травинок,
Продолжите и дальше, видно, дрыхнуть,
Блаженство оказалось достижимым!
Тогда вопрос – зачем же мы летим-то?”
   ПИВАГОРЬ – Нет, Моск, ты всё-таки не прав!
Везу я лучшее, собравшись к людям.
И весь багаж – подарки, как без них?
Хотя и мы – подарочки не хуже!
А сорок лет – реально просто чих!
С купания в межзвёздной пыльной луже:
Успеешь разве что за эти годы?
А кто штаны годами тёр над судном?
Забыл? Могу тебе напомнить!
   МОСК – Зачем? И так все это знают!
Но если б строить кто помог,
Я был бы благодарен.
И это б сократило срок!

                17-135
Да что считать, коль на табло,
Другой совсем отсчёт!
Четыре, два и ноль!
Поехали, вперёд!
---
   Опять, читатели, пошли у вас вопросы!
А я не справочник, и скромная зарплата!
Но, что поделать, коль у вас полно матросов,
И корабельная тематика в почёте,
Вопросы будут – вы ни в чём не виноваты!
   Как мог этот Моск, наш чудак,
Пусть даже и с Аром на пару,
Без денег, заводов, вот так,
Построить корабль на шару?
   А проще самого простого! Цивилизация Сурян – не технократическая, как
на Земле, где реализовывать придуманное поручают машинам, из-за того, что
люди относятся к себе с недоверием. Она информационно-технократическая,
где машины – не нужней, чем пятая нога. Вернее, можно их, при желании и
создать, но сподручнее всё делать самому.
   Аналогично – Моск. Сначала он мечтал,
В игру свою играя,
А может, и играл, мечтая, суть одна.
Короче, развлекался.
   Мол, разглядит ли он, закрыв глаза,
С параметрами вот такими вот,
Взаправдашний космический корабль,
Что можно наваять в такой-то срок?
   И ждал он, тужась, а в глазах рябило,
А он и месяц пялился, и год.
И, наконец – привиделась картина,
Что это дело – точно не пойдёт!
   Но если б времени бы взять поболе,
Конструкцию – попроще бы малёк,
Тогда б, возможно – сделался героем,
И приходилось брать под козырёк!
   И выбрав подходящий вариант,
Моск приступил к другой уже игре!
Опять, как раньше, он, закрыв глаза,
Пытался в совершенной пустоте,
Конструкцию увидеть ту, свою,
Пока та не пригрезилась ему – 
Не знамо где и, словно как в тумане.
   Но он глазел, и различал детали,

                17-136
И днём и ночью, целыми веками,
И виды чётче и крупнее стали,
Лишь заноси в компьютер временами!
   А тут и Ар за игры с Моском взялся!
И разделившись по ролям, на пару,
Они качали, как им всем казалось,
Энергию, чтоб это всё создалось –
Объект материальный – как в их планах.
   А что рождается в игре двух взрослых?
Понятно – новое, что в мир затем придёт!
Вот и у них – из ничего, и просто,
Реально вырос новый звездолёт!
   Правда, на это всё расходовалась их “Чудесная Сила” и по мере её
убывания им ничего не оставалось, как продолжить свои странные по
земным понятиям игры, только уже во сне, ожидая поступления очередной
порции необходимой им “Силы”.
   И если б Моск каким-то чудом бы прознал, что на Земле потомки людей
будут строить космические корабли за считанные месяцы, пусть и большой
оравой, он искренне бы им позавидовал. Потому что ему потребовался не
один десяток тысяч лет на проектирование и постройку звездолёта, работая в
четыре руки, вернее две головы с Аром.
   А Явь вообще пыхтел над своим детищем миллионы лет! И представьте,
каково остаться Сурянину без “Чистой Энергии” или “Чудесной Силы”! Всё
равно, что без рук, ног и всего остального! И хорошо, что у них эти
субстанции всегда присутствуют!
---
   – Не важно, кто, по сути, и куда,
Кому всё это нужно, почему,
Всё шелуха, иль талая вода.
Уйдет, откуда и пришло – во тьму!
   – Нарушил затянувшуюся тишину Золотоустый, нарочито придавая своему
голосу заунывные оттенки. Видно такой способ приглашения друзей на
посиделки представлялся ему на текущий момент наиболее эффективным.
   – Ты прав, когда бы мы остались здесь.
Ушло бы всё в небытие. И мы.
Нас мало тут – мы свет ночных небес,
Иль звёзды, коли нравится нам лесть.
Зато уйдя – других спасём от тьмы!
   – Добавил Крышень, ёрзая на своём сидении перед пустым столом в
корабельной столовой. Но, заметив, что друзья-сотоварищи находятся в
подобной ситуации, немного успокоился.
   – Мы звёзды, как ты правильно сказал,
И мы летим отсюда за огнём.

                17-137
Зажжемся – принесём его сюда.
И ночью воцарится свет, как днём!
   – Поправил его Моск, продолжая всё также улыбаться.
   – Не знаю, бублик наш корабль иль каравай,
Но знаю точно – всех важнее Моск.
И пусть по праву скажет – “Наливай”!
    – Выкрикнул Пивагорь, пытаясь, добавить командиру недостающее сияние
над головой. Не забывая при этом и о своей линии.
   – А сейчас на ковре-самолёте прилетит наша Скатерть-Самобранка Ар! –
воскликнул Моск, выставляя напоказ свою проницательность. – А вот и он!
Как нельзя кстати! Помогите ему разнести посуду!
   – О чём сегодня начал речь Золотоустый?
Перебивать не надо, ясно – ни о чём.
Но интонация и тон.
Ему, возможно, нету равных в том.
   По речи видно – у него такое чувство,
Как будто мы в ловушку попадём.
Причина – что-то мы не знаем.
Не изучили досконально, поспешив.
А значит, точно дров мы наломаем,
Ошибку за ошибкой совершив.
   – Произнёс молчавший до этого Копуша, словно его осенило, хоть и с
опозданием, после фразы Золотоустого, о которой все давно забыли.
   КРЫШЕНЬ – Прости, Копуша, но ошибок не бывает!
Всё дело в точке зрения на суть!
Любой твой шаг – и есть тот лучший путь!
Пусть и судьба тебя там обломает!
   Не важно, как шагать – важней достигнуть цели.
А выйдет – ты в согласии с Вселенной.
И все шаги твои – воистину прекрасны.
Ошибок нет в них, точно, без сомненья.
   – Ну, ты, Крышень и загнул! Попробую сказать то же, но проще – об
исправлении ошибок следует говорить, когда они уже в прошедшем времени!
– прервал его Гермес. – А на текущий момент ошибочка уже наметилась. Но
говорю об этом, потому что вижу, как она исправляется. Ар своё дело знает и
наливает!
   – А Пивагорю первую доверим!
Ведь это же его произведенье! –
Скомандовал по праву ясно Моск,
Стирая пыль с бокала пятернёй! –
Он что-то подозрительно молчит!
Неужто, втихаря себе налил?
Пока мы спорим, он вовсю смакует!

                17-138
    – А я готов всю жизнь теперь молчать.
Зачем слова, коль есть моё творенье.
И это всё рекомендую вам! –
Прорезался виновник угощенья.
   Беседа на какое-то время перешла в соревнование вздохов восклицания
“ох” и “ах”! Куда даже внёс свою лепту Золотоустый:
   – Скажите, чем определяется успех? Не угадали –
Бачками, что на кухне штабелями.
   Когда корабль летит со скоростью, близкой к скорости света, то со стороны
может показаться, что время на нём полностью остановилось или теплится,
но еле-еле. Им со стороны, наверное, виднее. И вроде бы беседа только
началась, а половина расстояния уже минула.
   Наступило очередное космическое утро, означавшее лишь то, что теперь
все, кому изрядно надоела эта бесконечная эпопея по отлёживанию боков,
могли вставать, не выискивая для себя правдоподобных оправданий.
   И такими утренними пташками в тот день оказались Моск и Ар. И хотя за
ними прочно приклеилось прозвище неразлучной парочки, для совместного
времяпрепровождения у них тогда душа не лежала. Из-за чего они, словно
сговорившись, разбежались по разным отсекам заниматься своими делами.
   Ар любимым местом для себя избрал кухню и в подобные моменты, когда
никто не отвлекал своими советами, он предавался творению очередных
кулинарных изысков, синтезирую продукты напрямую из своего
воображения, благо оно в последнее время изобиловало оригинальными
идеями и находками.
   А Моск решил заняться текущим ремонтом барахлящих блоков
автоматики, частота отказов которых в последнее время существенно
возросла. Видно сказывались допущенные неточности на этапе
проектирования и недостатки опыта по эксплуатации таких систем. И
воспользовавшись царившей на корабле тишиной, он настроился на
энергетическое исправление замеченных нарушений, благо другие члены
экипажа ещё не проснулись. 
   Вдруг у него прямо над ухом раздался голос Ара, выкинувший его из
контакта с тонким энергетическим миром: “Почему так холодно, Моск? Мне
кажется, я себя не узнАю, увидев в зеркале – там будет толстая ледышка!
Неужели нарушилась система терморегуляции?”
  – Когда ты, Ар, безжалостно порвал,
Всё естество волшебной тишины,
Вторгаясь в мир, в котором я витал,
Где я, увы, не просто отдыхал –
В детали я вдыхал вторую жизнь,
Сдержался чудом я, чтоб не создать,
Деталей нам всем нужных из тебя!
Но чую что-то – всё пошло не так!

                17-139
  Испариной холодной покрываюсь,
Мне кажется – я тоже замерзаю!
Приборы лишь, решив поиздеваться,
Показывают тот же самый градус,
Есть повод, отчего разволноваться,
А холод – словно брызгает из глаз! –
Промямлил еле Моск в оцепенении,
Борясь с потоком ледяных течений.
   Пытаясь сосредоточиться, чтобы побороть охватившее его дрожание и, не
попадая при этом с зуба на зуб, отчего его речь превратилась в трудно
различимый набор звуков, Ар ничего не ответил, кроме повторения уже
сказанного ранее слова “холодно”.
   Собирая силы, Моск направился в спальню, вернувшись с одеялом,
простынями и кучей хламья, попавшегося под руку. Накинув всё это на
скованного испугом товарища, он прижал его к себе, растирая окоченевшие
члены, пытаясь успокоить, насколько возможно: “Ну вот, чаёк я поставил,
сейчас принесу, осталось автоматику подогрева кровати
перепрограммировать на пару лишних градусов. И можешь туда
запрыгивать”.
   – Не стоит, право, я уже в порядке! –
Подал свой голос вдруг оживший Ар. –
Своей заботой, словно тем деталям,
Побыть в строю вдохнул и мне ты шанс!
   А почувствовал я переохлаждение в тот самый момент когда,
запрограммировав параметры шоколадного напитка, приступил к
наполнению его необходимым содержанием, потратив на это изрядный
объём энергии. Но завтрак приготовить всё-таки успел! А шоколад, горячий,
пальчики проглотишь! И потому – скорей на кухню!
   – Я понял! – вдруг ударил себя по лбу Моск. – Энергия! Именно с ней
связано наше необычное состояние! Вернее, с её недостатком! Мне тоже
пришлось потратить её, хоть и в меньших количествах на исправление
работы одного из ответственных узлов корабля! И как это я сразу не
догадался посмотреть на себя со стороны, верней на тонкий мир,
окружающий меня! Поправимо! Секундочку! Ой! А … где … же … она? –
Неожиданно потухшим и дрожащим голосом продолжал он, заметно
помрачнев и произнося при этом вместо слитной фразы отдельные, хотя и
связанные слова. – Её … нет! Лишь … жалкая … струйка!
   – Да, Моск, в сравнении со мной,
Ты выглядишь пока ещё неплохо!
И у меня – отсутствие потока,
Но я к тому же – выжат, как лимон!
Когда смотрел – а всё ль со мной в порядке!
То слопались последние остатки,

                17-140
И вот теперь – энергии ни капли.
   – А ну-ка, Ар, наверх мне всех свистать!
На пульте кнопка, красная – “Тревога”!
Пока все будут продирать глаза,
В надежде тщетной что-нибудь понять,
И в поисках трусов, да и футболок,
Я просмотрю историю вопроса,
Откручивая времечко назад.
Энергии найду ещё немного!
   – Нет, Моск, у тебя не лучшая идея! Мне проще по каютам пробежаться,
над каждым посидеть, обнять и разбудить, чем предлагаешь ты – включать
сирену, от пронзительного визга которой народ не на шутку переполошится,
ухлопав на это остатки теперь уже на вес золота энергии. Наверняка и с ними
случилось то же самое, не стоит питать иллюзий на сей счёт! Чудес ведь не
бывает!
   Через несколько минут все послушно сидели за столом, но никто не
решался начать этот трудный, но важный разговор. Напряжение нарастало,
все с нетерпением ждали, поглядывая на командира корабля. На что тот
пытался открывать рот, но слов подходящих почему-то не находил.
Выстукивая по столу барабанную дробь, он хоть как-то пытался сбросить
охватившее его волнение и успокоиться.
   И, наконец, виновато потупив глаза, он произнёс: “Да, ошибок не делает
тот, кто ничего не делает. И то, что случилось, наглядно доказывает, что за
всё необходимо расплачиваться! Вспомните “А”! Он заплатил за ключ,
открывающий необходимую нам дверцу слишком высокую цену! Мог бы он
избежать тогда той роковой ошибки? Да, без сомнения, но желанная дверь
была бы и поныне на замке!”
   – Получается, нам поручена ещё большая по значимости миссия, раз
выпало такое испытание? – попытался своим вопросом немного разрядить
обстановку Крышень. – А как награда – положительный исход?
   – Исход уж был, когда корабль взлетал,
Назад бы нам заход не помешал!
   – Язвительно перефразировал Золотоустый.
   – А там бы мы, обдумав всё и взвесив,
Потерю времени сумели наверстать.
Тогда бы и победа стала к месту,
А так – ни то, ни сё, ни взять её, ни дать.
   – Полил внесённое Золотоустым семя недоверия Копуша, после чего,
подумав, добавил. – А время потерять – не жизнь!
   – Копуша, мы все живы и здоровы, не нужно раньше времени сгущать
краски! – вмешался Моск. – Ты же сам учил не опускаться до поспешных
выводов!
   – Не о том вы сейчас толкуете, друзья! – подключился к разговору Гермес,

                17-141
делая особое смысловое ударение на слове “друзья”. – Сначала необходимо
преодолеть текущие трудности, и только потом вспоминать о существовании
стратегических. А наиглавнейшая теперь задача, с этим согласится каждый –
не умереть с голоду. А лететь, что вперёд, что назад – одинаково. И не имеет
на текущий момент никакого значения!
   От такого откровения Гермес у всех вдруг словно открылись глаза! Разве
мог кто ранее задумываться над тем, что еды на звездолёте не имелось!
Верней, на кухне она была. Но синтезированная, по мере необходимости. Что
хорошо получалось у Ара. Пока имелась энергия. Немного, правда, еды
прихватил с собой Пивагорь, объясняя необходимостью иметь под рукой
эталоны. Но это – на один зубок.
   – Спасибо, Гермес, что ты ловко расшатал у нас почву под ногами. Жаль
одного – мой опыт вам больше не пригодится, – заметил Ар, отличавшийся
до этого особой молчаливостью. – Но если у тебя в запасе есть для меня
другая работа – я переучусь, я способный.
   – Остались мы ещё и без напитков!
– Добавил масла в полыхающий костёр,
Не выдержав дискуссий, Пивагорь. –
И пусть воды – в огромном изобилье,
Но вы её не в силах потреблять!
Ведь это – не привычное вам пиво!
Да спорим – всё пойдёт у вас назад!
   Никто из вас, поверьте мне, без хмеля,
Не сможет продержаться и недели!
Определимся все – куда лететь нам,
А я – вы поняли, за возвращенье!
   – Развеялся наш выход словно сон,
– Ему Копуша вторил в унисон, – 
Мы эту не обдумали проблему,
А путь продолжим – их, как снежный ком.
А времени на каждую всё меньше.
Какие шансы? Опровергнет лишь невежда.
А впрочем, согласится – ноль.
Тогда зачем нам поступать так неразумно?
Молчите... Моск, скажи, давай!
А лучше – разворачивай корабль!
   – Я должен Пивагоря поддержать!
– Золотоустый твёрдо заключил, –
Кому, как не ему с Копушей знать,
Что на двоих дела не сообразить!
   – Зачем считать сторонников ряды,
Когда кругом один открытый космос!
Он главный, – вставил Крышень, – а не мы!

                17-142
На чью он станет сторону –
Тому и суждено!
Не проще ли спросить его о том?
   – Пора, наверное, прекратить дебаты, отнимающие остатки имеющейся у
нас энергии, и заняться практическими делами, – поставил окончательную
точку Гермес. – А начать нужно с отчёта для Сурян о произошедшем, чтобы
они, попав в аналогичную ситуацию, имели бы наработанные решения.
   – Гермес, ты прав, как никогда! Всё просто, ясно, лаконично, – уже
повеселевшим голосом согласился Моск. – Сегодня же отчёт уйдёт в эфир!

                ГЛАВА 18
   А что на Суре было в это время? –
Такой же точно день, как и всегда.
Машины, самолёты и бордели ...
Зачем им мерзость и какой-то хлам!
Сидели как обычно, по домам.
   А может, возлежали на постелях.
Витая в планах дерзких и мечтах.
И возжелавши, брали, что хотели –
Привычный здесь порядок бытия.
   И в нём, что в планах – то всегда на деле.
И без мучений всяких и сомнений,
Спокойно жизнь, размеренно текла.
Могло ли что-то их покой по)(ерить?
Понятно – нет, как им тогда казалось.
Но надвигалась с неба к ним гроза.
   Имеющаяся у Сурян способность заглядывать в начертанное будущее на
этот раз обманчиво и коварно усыпляла бдительность, улыбкой Иуды
создавая иллюзию полной безмятежности. На сотню, может, и двести
процентов. А известно, что двухсот процентные ожидания имеют
особенность обязательно не оправдываться. Законы здесь, как правило,
бессильны. Потому что бразды правления в том случае переходят к судьбе.
   И случай тот как раз и проявился.
Их почва закачалась и поплыла.
Опора разом из-под ног ушла,
И жизнь похожей стала на мираж.
   Их планов что-то, громадьё, спалило,
Золу оставив, головёшки, прах!
И дело не в горящих там кострах.
Наверное, взорвалось их светило!
Но, нет, все знали день его кончины,
Иное что-то стало в тех мирах!
   Случилось то, что хуже и страшнее.

                18-143
Печальнее – без шанса исправленья –
От Моска к ним пришло уведомленье!
Теперь придётся оставаться здесь!
На роль готовясь примитивной жертвы!
Чудовищу, что выказало спесь,
И дуется от этого безмерно,
Чтоб выплеснуть накопленную месть!
   Последним ты погибнешь, или первым,
Хоть ты из кожи пред светилом лезь,
Оно той жертвы даже не заметит,
Его амбиций счесть – не перечесть.
   Сгорая в этом жертвенном горниле,
Став сажей бесполезной и углём,
Забудешь о былой когда-то силе,
Куска лишь камня роль примерив в нём.
   Как унизительно, нелепо и противно,
Беспомощность свою увидеть в том –
По жизни самому огнём быть и светилом,
А кончить от светила, ставшего огнём. 
   Остаться здесь – страшнейшая ошибка!
В полёт, простившись с Суром навсегда!
Чтоб растерять в дороге всё, что было?
Что накопил за долгие года?
Всю силу и умения, и опыт?
Слепцом послушным став в руках судьбы!
Беспомощным и жалким остолопом,
Что будет всеми в скорости забыт!   
   Чтоб годы взяли над тобою власть?
Проделать путь для скромненькой могилы?
И голод, распоясавшийся всласть,
Толкнёт на то, что не было доныне!
   Но всем понятно, коль желудок пуст,
Лишь мыслью будет голова забита,
Узнать скорей товарища на вкус,
Виновного лишь в том, что он упитан!
   И пусть прошёл ты трудности пути,
Но участь та же, как Дамоклов меч –
Ты можешь стать в итоге этих встреч,
Питанием для жителей Земли!
   Короче – так и сяк, все сели в лужу!
И перелёт – отнюдь не поиск рая!
Зачем решать, что лучше или хуже?
Из двух, понятно, зол – не выбирают!

                18-144
   Хорош, узнав о случившимся на корабле, сразу же вышел на мысленный
контакт с Сурянами. Открывшись для проведения связи, он, возможно,
рисковал, но в тот момент ему было не до конспирации. Как волны перед
настоящей бурей, его мысли утратили былые яркость и цвет. Следуя одна за
другой, клокоча и бурля, они накатывались, словно лавина, наполняя
пространство взвесью взболомученных эмоций и осадком отчаяния. Не
встречая неприятия на своём пути, эти волны не откатывались, как раньше,
восвояси, а усиливали и без того немалую глубину страданий Сурян.
   Но выедающие боль и горечь,
В их участи пока что не венец!
Они вещатели – всего лишь горны,
Что счастью их приблизился конец!
   А бурный поток мыслей, навеваемых пространству Хорошем, вырисовывал
всё новые и новые обстоятельства его пребывания на Адоме, ту
невыносимую обстановку кошмара, охватившего планету в липкие и цепкие
объятия, опутывающего всепроникающей незримой сетью и расставляющего
повсюду хитроумные ловушки и не дающего никакого шанса на спасение.
   "И стоит лишь кому-то зазеваться, –
Продолжил Хорош, повышая голос, –
Так сразу – оп! Исчез он, потерялся!
   Вернее есть, но он уже – не он!
А только оболочка от него.
И с каждым часом ужас тот страшнее,
Умнее, изощрённее и злее!
   На счастье Явь, лицом к лицу столкнувшись,
С чудовищным своим же порожденьем,
Не медля ни минуты, ни секунды,
Сбежал оттуда, видя пораженье!
   Иначе б всё равно попал в капкан,
С мутацией в троянского коня,
Для верящих ему всегда Сурян!
   И высшая хвала ему и слава!
Поклон ему от сердца до земли!
Что он продолжил дело, что здесь начал!
И там, где помешать бы не смогли!
   У созданных людей – откуда знанье?
И в этом несмышленом состоянии,
Играясь, будто малые дитяти,
Способны, ох, такое накосячить!
Вовек не расхлебать, как ни пытайся!
   Ведь кто-нибудь, почувствовав в себе,
Властителя всего и вся на свете,
(А будет и соблазн, уж мне поверьте),

                18-145
Захочет обитателей Земли,
Прибрать к рукам, не блещущим своим.
И сделает, страшней всего, раз может,
По образу-подобию Адома!
Хоть Землю называй потом – АдОм!
   И остаётся лишь одна надежда,
Что Моску, да с такой его командой,
Поля удастся всё-таки засеять,
Где их головки детские взрастают,
Такими семенами повзросленья,
Что их плоды и нашим станут рАвны! 
   Но тут сюрприз негаданно-нежданно!
И миссия, кажись, на грани срыва!
Возможно – шанс ещё есть в арсенале,
Коль я возьмусь ту ситуацию поправить!
   А значит, вслед придётся мне лететь!
Отсутствие еды – не та проблема,
Запасы коль создать на сорок лет.
С энергией – задача посложнее!
   Положим, ей запасся, но смотреть,
Как иссякает, приближая смерть,
Мучительнее будет и больней,
Чем просто сразу лечь и умереть!
Но выбор для себя я сделал!
   Казалось – для меня бы было лучше, 
В охапку руки-ноги – и на Землю!
Но тут, увы, ещё одна проблема!
Другие с ней в сравнении – игрушки!
   Оказывается, тем сущностям, что опутали всепроникающими щупальцами
всех обитателей Адома, своей планеты стало недостаточно. Вот и истекают
они завидущей слюнкой, разглядывая диск нашего Сура на фоне манящего
их звёздного неба. И уже хозяйничают здесь, между прочим! Правда, к
счастью, пока лишь в мечтах и грёзах. Как мне хочется в это верить!
   Азарт у них крепчает раз от разу,
Готовит изощрённый ум сюрпризы.
Оступишься – подхватишь их заразу.
И станешь исполнителем капризов,
Команд, и поручений, и приказов.
   Вот почему, вместо необходимого мне отлёта на Землю, приходится
торчать на этом несносном Адоме, старательно прикрывая лазейки, где мы
оказываемся в зоне их возможной досягаемости! Но они с лёгкостью находят
всё новые и новые бреши в нашей нестройной обороне. И на какое-то время
меня, возможно, хватит, на латание этих дыр, но насколько – я не знаю! Одно

                18-146
утешает – на мою сторону перейдёт в будущем Ра, которому не составит
труда разобраться с ними по справедливости. Хотя, легче от этого не
становится! Потому что нас к тому времени, в теперешнем нашем виде всё
равно не останется!
   Возвращаясь к тому латанию. Кукловоды на Адоме активировали местным
людям стремление к науке и самопознанию. Казалось бы – что может быть
прекрасней! Но в купе с искусственно разжигаемыми у них страстями
навязанный прогресс отнюдь не безобиден. Куда ему ещё вести людей, как
не к взаимному самоистреблению?
   И ради этого идёт лавинообразная индустриализация. Вовсю полыхает
междоусобица. И атому отводится далеко не последняя роль. И всё это,
повторюсь, идёт по неощущаемой ими указке.
   Способны ли они уничтожить меня? В два счёта. А Сур – тем более. Если
не станет меня. Так почему же я ещё жив? Такое впечатление, что их
кукловоды отводят мне особую роль. Как будто в чём-то я им как-то
помогаю”...
   На этой ноте Хорош неожиданно осёкся и замолчал. Видно в состоянии
столь сильного эмоционального возбуждения он слишком опрометчиво
отпустил свои мысли на вольные просторы, не указав им должного
направления. И спохватившись, тут же отключился из мысленного контакта с
Сурянами и более на связь не выходил.
   На что Умиша высказал сомненье:
"А главного всё ж Хорош не отметил –
Какой Сурянам выход применим?
Земляне, да, понятно – наша смена!
Но мы-то что? Припёка сбоку к ним?
И звать никак нас, если понял верно!
Но мы его нисколько не виним!
И пусть о нас и сказано невнятно,
С усами мы, и сами всё решим!
    И возвращаясь к Моску и его команде, приходится с огорчением
признавать, что главная наша во всём опора – наука расписалась в этом
случае в полнейшей беспомощности! Можно ли представить что-либо
трагикомичнее семи учёных, на голом месте угодивших в западню? Которым
ни они, ни мы помочь не в силе! И связь через информационное
пространство отказывается работать, хоть принимайся за гаданье на
кофейной гуще!
   Видно происходит экранирование неизвестной чёрной дырой, с чем ранее
никто не сталкивался! А на радиосигнал надеяться – последнее дело. Целых
пять лет прошло со времени сигнала SOS с их корабля, и столько же им
придётся ждать ответа.
   И пусть проявит к ним фортуна жалость –
Послание они не прочитают!

                18-147
В одном лишь месте скроешься от Глада –
За стенами анабиозных камер.
   А звездолёту – выжить не удастся!
Лететь-то он и сможет по программе,
Но кто ремонт и чем ему наладит?
Исход плачевный и всего – один,
Куда ни кинь, везде, короче, клин!"
   И затрещала цивилизация Сурян по имеющимся швам. Но не стоит
заглядывать далее в события, произошедшие там, чтобы оградить читателей
от выпавших на долю Сурян страданий. Ибо они оказались настолько
тяжелыми, что вынести их не удалось бы никому.
   Хорош окончательно заблокировался от возможных контактов с ними. И
тогда все, кроме Умиши, избрали страшное решение – больше не
просыпаться, потому что поиск ими истинной радости завёл их в
окончательный тупик. Выхода из которого не имелось. Не помог им и
инстинкт самосохранения, утихающий по причине неприменяемости.
   И Суряне (а они этим прекрасно владели) утихли уже навсегда, утянув за
собой в небытие некогда могущественную цивилизацию Сурян. Лишь
Умиша, ПОСЛЕДНИЙ С ПЛАНЕТЫ ПОСЛЕДНИХ, по-настоящему ещё
свободных, остался на Суре. И сразу же оповестил Моска о произошедшей
трагедии.
   А тем временем на корабле события разворачивались по следующему
сценарию. Пораскинув мозгами, что к чему, Моск вспомнил об игре в
поддавки. И объявил:
   “Неймётся кому-то вернуться,
Помочь в том он будет не прочь!
Для этого есть один тумблер.
   Кто хочет – пусть пальчик засунет,
И тормоз покажет всю мощь.
Без скрипа и всякого стука,
Он скорость задавит нам в ноль.
   И продолжаться будет тот процесс, какой-то пустячок – всего лишь
восемнадцать лет! И столько же – разгон по новой, и пару лет полёт уже
назад и те же, восемнадцать – торможенье при подлёте к Суру. Полста и
шесть годочков, милое число, и мы опять окажемся на Суре!”
   Но от признанья Моском пораженья,
Ряды сторонников его не поредели!
Скорей, наоборот! Все снова – за полёт!
Как изначально, прямиком к Земле!
Хотя формально – те же песни пели.
   Золотоустый прочитал экспромт,
О пользе уважения к себе,
Копуша обвинял всё то же время,

                18-148
А Пивагорь выказывал при всех,
Не интересность больше данной темы,
   А ларчик просто открывался –
Вперёд – короче путь, в три раза.
   И всем помог ещё художник-голод!
Рисующий, когда он на свободе,
Моря и горы лакомой еды.
Земной, конечно, а какой ей быть?
   А в животе одна урчала песнь,
Команду всю тянуло и звало!
Туда, где можно беспрестанно есть!
На Землю! Мёд там, пиво и вино.
   И облизать всех пальчики, влечёт,
Как будто те касались этой пищи.
А червячок под ложечкой сосёт –
Обжорством заморить его нелишне.
И кто поспорит – разве идиот,
Что это всё важнее катаклизмов!
   И вновь на корабле – одна команда.
Рвались все в бой, решимости полны,
И планы родились, какие надо.
   У Ара лишь, бедного, энергия окончательно сдулась, ручкой на прощанье
даже не махнув. А потому его удел – ворочаться на неудобных полках
анабиозной камеры вплоть до самой Земли. Моск займётся обслуживанием
корабля до конца полёта, а остальные члены экипажа, дежуря с ним по
одиночке, будут остающейся у них энергией производить необходимые для
этого действия.
   Были и другие предложения. Не проще ли, мол, каждому отдавать свою
энергию Моску перед сном? Налицо тогда экономия продуктов! Возможно,
это так, но сам процесс передачи энергии требовал её расходования, что в
данных условиях являлось недопустимым.
   Запасы воды, как и предполагалось, с лихвой покрывали её потребности. А
вот на долю еды выпал для всех приятный сюрприз! Спасибо Пивагорю, не
зря таскал он чемоданы, не оставляя в каюте места для полноценного
дыхания! Зато сейчас, бездонные Волшебные мешки один за другим
показывали рыщущим по ним голодным глазам те самые удивительные
закрома их Сурянской родины.
   Чего же только не было в мешках!
Зачем перечислять, чего в них нет?
Початки были там и семена,
И луковицы, шишки и коренья!
Всего до кучи – может выйдет центнер,
Хотя никто не догадался взвесить.

                18-149
   А дальше – тоже очевидно! Куда зовут голодные глаза? Всего мгновение, и
друзья, отталкивая друг дружку, по головам, не разбирая дороги, насколько
позволяли силы, накинулись на содержимое этих мешков. Пытаясь
выхватить из этой кучи наиболее привлекательные на вид продукты, они
раскидывали по всему полу разорванные пакетики, горстями запихивая в рот
доставшиеся с боем трофеи.
   Один лишь Пивагорь отошёл в сторонку, наблюдая весь этот хаос.
Прищуривая левый глаз, он почему-то хихикал. Не потому, что втихаря, под
подушкой, наворачивал, что заныкал. Этого не было. Он думал об ином. Что
наконец-то, сама собой открылась эра будущего земледелия. На Суре и
раньше выращивали растения, кому как нравилось, между делом, но
исключительно с декоративными целями. А теперь стало возможным
заняться и главным – пропитанием.
   Как приятно было осознавать, что именно он, Пивагорь явился
спасательным кругом для обломков чудом теплящейся своей цивилизации. А
ежели ему доверят всё готовить по уму – об этом он и мечтать раньше не
пытался!
   Так и пошло в дальнейшем. Правда от этой вкуснятинки, выращенной
Пивагорем, и его кулинарных изысков, а не от чистой воды, как им же ранее
предрекалось, выворачивало всех наизнанку. А что следовало ожидать, когда
их желудки не были знакомы с настоящей пищей! Но приспособляемость
живых организмов не имеет предела. Хоть и пришлось некоторое время
расходовать драгоценную энергию на лечение, никуда уж тут не денешься.
   И в подобных делах и заботах пролетело ещё одно десятилетие. Как всегда,
на вахте был бессменный Моск с помогающим ему Крышенем.
   В дверь каюты Крышеня мешковатой походкой, с трудом находя в себе
силы, еле слышно вошёл Моск. В его потухшем и безжизненном взгляде
говорило безмолвное отчаяние, отрешённость и потерянность. Губы, пытаясь
касаться друг друга или сворачиваться для произнесения чего-то важного, из-
за охватывающего их дрожания, не могли этого сделать, сколь ни пытались,
пока Крышень не обнял его своими широкими ладонями, закрывающими
чуть ли не полспины, прижимая к себе, чтобы унять беспорядочную дрожь.
   – Ну, вот, ты видишь, я с тобой, а значит, что мы вместе. А вместе нам не
страшно ничего! С тобою мы вдвоём непобедимы. И что бы ни случилось!
Улыбнись! – попытался успокоить его Крышень.
   Дрожь с губ Моска, став при этом мелкой и частой, перешла на его глаза,
из-за чего те полузакрылись, задёргавшись каким-то неестественным
образом. Но уже через мгновение снова открылись, отгородившись от
окружающего мира влажной и густой от соли плёнкой. Зато его губы
оказались теперь свободными и, складывая отдельные обрывочные звуки во
вполне осмысленные слова, произнесли:
   – Одни остались мы теперь! А было бы чудесно, надумай мы в молчанку с
ними поиграть!

                18-150
   – Да, Моск, поставить их в известность – идея не из лучших. Хотя, не
скрою, что моя. Но я хотел... а получилось... – оправдываясь, ответил
Крышень, догадываясь о произошедшем. – А кто тогда прислал это
сообщение?
   – Последний на планете – Умиша. Правда остался ещё и Хорош, но где-то
он зачем-то затерялся.
   – Да, Моск, печально, только чую – полетят они рано или поздно на Землю.
Вслед за нами! А время, по дороге смоет, как горько бы всё это не звучало,
последние следы цивилизации на Суре.
   – Не надо, Крышень, я прошу. Не говори! Цивилизация осталась в нас! И
расцветёт на новой родине – Земле! И станет миром Новых… да, прости уж,
не Сурян. И не Землян. А Приземлённых там каких-то лишь Сурян! Каких-
то... как красноречиво. Проскочит там нам отведённый миг и всё.
   – Не думал, Моск, я не гадал, что ты умудрился подхватить где-то
коварную инфекцию не свойственного тебе пессимизма! Но не надейся – от
тебя я всё равно не заражусь! И потому – раз так произошло, то это лучшее,
что можно бы придумать, и не ищи в моих словах кощунства!
   А лучше – напряги соображенье и поймёшь, что с нами ничего теперь
плохого не случится! Иначе б находились мы на Суре, тот ужас примеряя на
себя! Но, нет, теперь – мы главные из действующих лиц! Писатели истории,
творцы всего и вся, спасатели любых цивилизаций!
   – Ой, Крышень, ты загнул! Похоже ты – второй носитель вируса
бахвальства! После Умиши. Хотя сейчас это и не столь важно. Важнее, что
ты – последний носитель (кроме Гермеса, утаивающего всё и вся) энергии на
корабле. А она, как известно когда-нибудь непременно закончится. И что нам
тогда делать?
   Это Явь-Новь любил всё строить капитально. Нужен был, к примеру,
ресурс устройства на год – он закладывался на тысячу. Потому и ухлопал на
создание своей посудины миллионы лет. И если мы найдём его корабль, то с
удивлением отметим, что там всё исправно и замечательно, хотя прошло
полмиллиарда лет!
   А я, что греха таить, до последнего не начинал строительство звездолёта,
надеясь, что найдём мы менее изощрённый способ спасения цивилизации,
чем этот. Возможно, тогда моя интуиция уже подавала сигналы. Но
объяснить, в какой момент мой корабль даст течь, я не мог.
   – Только сейчас, Моск, до меня начинает доходить, почему Новь не
сообщил нам о потере доступа к энергии! И знаешь, почему? Потому что
иначе к себе он никогда бы нас не выманил. И представляю, как ему сейчас
там скучно одному, с каким нетерпением он нас ждёт. Напёк, наверно,
тортиков, на стол накрыл, мечтает.
   – А мне почему-то кажется, Крышень, что мечты Новя каким-то образом
добрались до твоей головки. И не пройдёт, пожалуй, минуты, как ты
заговоришь стихами!

                18-151
   – Зачем энергия? Всё это баловство!
И без неё там, на Земле чудесно!
По травке, босиком, мы вспомним естество –
И нам одежда станет неуместна!
   – Ну вот, как я и предрекал! Кстати, у тебя, Крышень, стрелочка показателя
энергии царапается тоже около нуля! Так что теперь мы без неё обойдёмся в
два счёта. Неважно, будет ли потребность в энергии или нет! Хотя бы
потому, что взять её неоткуда. Итак, заводим будильники, чтоб свистнули,
когда наши крылышки коснутся приветливой орбиты Земли, и в постельки!
Баю-бай! И коли худшее нам всё же суждено, то лучше воспринять его во сне!
   – Да ничего, поверь мне, не случится! Баланс хорошего с плохим – он
постоянен. А посему – цивилизация Сурян НАМ приказала долго жить! А
теперь, дружище, Моск – будильничек под мышку, и на полку – дрыхнуть!
   Последующие годы пролетели со скоростью нажатия кнопочки,
отправляющей желающих в сон. В иллюминаторах красовались уже не
только мириады поблескивающих точек, но и приличных размеров шарик,
отдающий в желтизну**. А с ним и другие, поменьше.
   **Жёлтый оттенок голубоватого на самом деле светила получался за счёт
поглощения синей части спектра на светофильтрах иллюминаторов. То же
наблюдается и с поверхности планеты из-за влияния атмосферы.
   Один из них заметно прирастал, как на дрожжах. И приоделся как-то
странно, может к встрече, в голубую оболочку. На которую почему-то
хотелось смотреть часами. Вот и первый такой желающий. Он смотрит.
Подтягиваются и другие. Никто не говорит ни слова. Все тоже заворожено
смотрят. Лишь Гермес, сохранивший энергию, управляет двигателем
посадки.