« Привет, мой друг, пишу сказать,
Что наш бурьян дорос до окон,
Уже не все беру наскоком,
А научился пролезать.
Шучу. Не мне тоску гонять.
У нас все как всегда: поля,
Река, коровы отгоняют
хвостами мух, репей цветет,
Собаки хриплым кашлем лают
И что-то да- произойдет.
Сколь мы не видились? Забыть ли-
Девятый год? Твой адрес был
на незапямятной открытке,
в шкатулке собиравшей пыль.
Я думаю, что нет услады
для путника приятней сердцу
Хоть на бумаге сбыться рядом
с местами детскими. Втереться
Усталым взглядом в гряды строк,
и в них увидеть грядки сада,
Пройтись по грязи, как в награду
разбитых ливнями дорог.
Все хорошо. Живем-жуем.
По магазинам гнуться полки.
Все так же,выпимши, поем,
И водим о бесчестье толки.
Петровна выкормила дочь,
дитя природы- жизнью пышет
И смотрит на меня- не прочь.
А временами даже выше.
Бегут детишки мимо, глядя
вперед, задорно кличут- дядя.
Косой от пьянки умер, пухом...
На правом берегу весной
Размыло пристань, нынче- зной.
На урожай опять непруха,
Сверчки ночами сводят ухо.
Да просят быть самим собой.
Но мы-то так... Вот как там ты?
Мать спрашивает, как там кормят.
Раз есть почтовые мосты,
Почти открыткой свои корни.»
«Чего не ждал, то неспроста!
Серега, заплутавший почерк,
твой из всех дел меня достал,
И не дает спать третьей ночи.
Ты знаешь- именно сейчас,
Я помню, будто по лодони,
Как сам на поле стадо пас,
И солнце в сумрачном наклоне.
Я много вспоминаю- рок
сменился результатом действий,
Теченьем тайны вдоль дорог
И всех несказанных приветствий.
Но это так- грызет тоска,
Как и у всякого, бывает.
Печаль отдельного куска
что помнит целое, и знает
что только смерть- возврат, а жизнь
(Я- будто странствующий рыцарь)
Уже к излишнему стремиться.
Я не считаю этажи,
той башни, что мне стала домом,
Но редко узнаю в веселом
том парне, что вы провожали
учиться в город, я- себя.
Не то что стены так зажали,
Иль улицей в притык обьят,
Но я другой- и это факт.
Я сижу, под думой никну.
Вспоминаю, как возникли,
Изменившие мой ум
Неизбежные привычки.
под шумок дождя, под гул
телевизора, их вычесть
Поскорей- я сам не свой....
Слышу твой вопрост немой.
Я работаю в конторе.
Хоть любой, любой из нас
захлебнулся б юшкой в споре,
Шеф бы вызвал на палас,
Еслиб так оговорился,
Я при них- скривили лица.
Все серьезно, все у дел.
Спросишь- этого хотел?
Но- контора, по бумажкам
По значительным и важным
Я совсем не нужный спец.
Шеф- семьи родной отец.
Слово режет, словно нож,
В третьем и любом лице.
Больше- скучно, не поймешь.
Там мне платят, мели- цель.
У меня почти семья.
Мне с ней хорошо, смешно.
Мы умеем без вранья,
Рад, что я ее нашел.
Думаем о детях, но
не спешим, чтоб все- наверно.
Если б все не так давно,
Я б ушел, скорее, первым.
Ну а ты- ужель не витязь?
Ты всегда был здоровей,
Полон бесшабашной прыти,
И отличнейщих кровей.
Нет ли у тебя невесты?
Как там дядя Мухамор?
И какие ходят вести
Из теремов и камор?
Дочь Петровны? Маша, чудо
Белобрысая, сейчас
Двадцать ей? несуться годы
Как предвиделось, на глаз.
Жаль Косого, пили вместе.
Помню первые глотки.
Смятые в едином тесте.
Были в дружбе коротки,
Упражнялись мирно в спеси
У излучины реки.
Ты и здесь в тяжелом весе
Не обгаживал портки.
Вообщем, славно, я живу
Вас почти не забываю,
пребываю на плаву,
Да жду соли к караваю.
Матери скажи, что здесь,
Худо, как везде. Привет
передай, скажи- я весь
молью лишь ее согрет.
Как вы там? Чей хлеб жуешь?
Новые веянья, сплетни?
Водиться ли в речке ерш,
есть ли сом, хотя б- последний.
Я скучаю. Хоть устал
Я стою, и буду дальше
(скромное в разгар поста)
лазить голову задравши
Избегать. От снов отстать
Я попробую, и пашни
буду мельком вспоминать.
Там должно быть, в лужах льдины
таят к вечеру, весна
разлилась в садах лавиной,
Совершенна до листа.
Напиши, в чем соль да дело.
Мне любая мелочь- в прок.
Неизвестность надоела,
Запруди любви поток
будто в буйстве беспредела
на почтовый свой листок.»
«Странно на тебя смотреть,
Строки- изгородь темницы,
Ты, не смея веселиться
Соловьем выводишь трель.
Глупость- счастье на потом,
Возвращайся! Что там?- дом?
Дверь сними с косых петель.
Не взирая на мошну,
Будто жизнь- она- теперь
Забери с собой жену,
Втретишь свадьбою апрель.
Мир- раздолье, дол пшеницей
прорезаеться, весна
распустила берега.
Ей не в мочь остановиться.
На развесистых рогах
ясеня запели птицы
И дорога- на ногах.
Ладно. делай что взбредет.
Я- хочу тебя увидеть.
Верхние прости обиды,
будто сфера- звездочет.
Я- в колхозе трактористом,
Колею вожу по грязи
Дельная работа, разве...
Редко проявляюсь чистым.
Чем живем? Свободным духом
кормимся. Кто в бровь кто в глаз
сорок лет проводят газ,
Кто не водит вовсе ухом,
кто в массив, кто- по дрова.
Пол деревни пьет от скуки,
Кто-то лес разворовал,
Все пригорки облысели,
да дворцов вскочила тройка,
В новые машины сели,
Кто шабашил в новостройках.
Те кто лес валил взахлеб
Заработали на хлеб,
и поили тех кто пьет
по причине спайки лет.
Все же мы- близки, близки
наше племя жметься, верит...
Нам бы вправило мозги,
только нет такой потери.
Дядя Мухомор- ни че.
Бросил пить- вино, и только
Хоть, кряхтит немного толку.
Жизнь струиться в нем ключем.
С машей мы сошлись в саду.
Я увидел ее кряду.
Я не знал, что в ней найду,
просто захотел быть рядом.
Помнишь- мне шестнадцать, ей
десять, где она- такая?
В ней- приют шальных страстей,
с ней опять в игру играю.
Изменилась, будто мельком,
Стала- веришь?- человеком.
Да и собственной рукой.
Я обнял ее другой.
Слякотно, но мы- идем,
Все привольно, все- путем.
Вспоминая даль пространства,
прошлый- легок на помине,
И воспоминаний паства
Боль из пришлой раны вынет.
Не печалься, все проходит
что-то вспомниться как счастье,
Ходит призказка в народе
Верь- оденься по погоде.
Неприкрытость- вот ненастье.
Жду тебя, раскрыв обьятья.
Шум веселья бьеться в хате.
Мы ведь до сих пор- как братья?
До сих пор все шутки- катят?
Если все же там- удел,
напиши еще, побудь
дома ты хотя бы тем
кто избрал почтовый путь.»
«Здравствуй, Друг, удачи- к вере...
Лучше весело- стонать.
Для меня открыты двери,
В непричастные дома.
Я теперь один, все кратко
кончилось- конец безтрепен
без истерик, просто пепел,
растрепался вдоль потока
ветра нового восхода.
Я сказал: устал, повершишь?
А она, лицо скривив, и
тушью подбивая очи
Будто так они- красивы
Мне в ответ- чего ты хочешь.
И чего, раз так, ты медлишь?
Я пожал плечами. Я
размышлял об этом столько
что свободной прорвы долька
Ускользала от меня.
И ответил: свежих мыслей?
Удивленья от тебя?
Я не ставленник попят.
Нет, нет, я... как груша вызрев
падает на землю всяк,
Так любовь, покинув небо,
где светил огни висят,
в перегной войдет нелепо,
Не отпрыгнув- нет!- назад.
Или пустит корни, но...
Разве я?- твой символ?» И
Эту глупость вымовив,
Вдруг увидел- все равно,
ей уже минуты три...
А глаза- что луком три.
Я хотел еще сказать...
Подойти, разок обнять.
Выпить, как бывало слезы...
Но, по-ходу, все серьезно...
Что-то сразу взял, багаж
весь забрал потом мой кореш.
Будет лучше, а пока ж
Я хожу в немом укоре.
На работе- ковардак.
Поезду без рельс- ни так
Я зачем-то говорю,
А точней- ведром валю
вместо ценников, валют,
мод на платья и пилюль,
мнений, чей привольней суд,
Склок за отпуск на июль,
и литья загробных пуль.
Знаешь- как прыжком- что будь...
Все что в голосе взбредет,
Подноготную тоску
(не на вынос, а на ход)
что вниманье- на носу
зарубили наперед.
То что каждый- будто крот
коридор бредни в мозгу
собственном копает, как
грот... Могилу! Далека
вам любая красота,
И любая босота,
Вас честней, и лучше, и
вы- стыдитесь пошалить.
Полуправда, полуложь-
выбор весь. Кредит- запор,
Довод лучший- «ну и что ж?»
Ваши жизни- разговор
с собственной гнилой, унылой
битой и крапленой честью,
Я советовал им мыла
И побед в тяжелом весе
Знаю, скажешь- для чего?
Никакой причины нет,
Но таков- суров- закон
Что для чистки стольких лет
нужно высказать всего
столько. Что б назвалось- все.
Я мосты в упор возвел.
Да! сегодня- воскресенье.
Вербное. Прошенья у
всех, до милости прошу.
Всем даю свободу от
лишней совести забот.
Горечь- не приправа блюд.
Господи! Я так скорблю,
что не в силах удержать
чистоту твоей любви...
Я- прости!- мастак терять!
Но... смущение- лови...
Я снял комнату. Один
провожу в унынье ночи.
План веселый- вдаль, настрочен
Хоть убей, не мне найти
Лучших слов- одна любовь
вдохновляет руль держать,
И во власти злой всего
Голову не потерять.
Я вдруг понял- что есть зло!
Это- жажда поглощать,
Неумеренный прогресс
в виде вилки и ножа
И стремленье брать на вес,
все что хочеться сожрать.
А добро- дарить себя.
По крупицам. Сразу- пачкой,
и смурной свободы пядь,
будет выглядеть задачкой.
Где то слышал это все.
Иго истин общих, и
Прочее, к чему довел
Довод: жизнь единый миг.
Я сбиваюсь, разобрать
не могу пространства в красках,
Новостей скупая ласка
Неожиданно добра.
Напиши еще, потешь
Мой затвор своей размашкой
Строки, вычистив от «Меж»,
Ими путника утешь,
будто теплый чай с ромашкой.»
«Завернуло твой удел
в степи, что не мне отсюда,
Увидать, мы бьем посуду,
к счастью, и осколков груду,
Я напакостить успел.
Ты остался, что- один?
Стенам строишь нос в упор
как кавычки, карантин
и упорный разговор
С совестью и бородой.
Сколько? Две недели, месяц?
Не разлей тебя водой,
С тем кого просторы грезят.
Лето вьеться стороной,
И июнь не всилах слиться
с воздухом твоей темницы,
А для света проходной
служит скважина затвора,
Звезды утверждают- скоро
Будет жизнь- иглой одной
и извилы спустят гной
Избежав горячки спора.
Комната, окно- закрыто,
зной гудит в предметах, пылью
завиваеться от крика
Оседает, свежей былью.
Ты лежишь, в поту и боли
И по пунктам выбираешь
Жизнь, живой и трезвый ко ли
И стыдливо молишь рая,
Скромно зиждешь на страданье
Благодарности, на крае
Будто сам с собой играя,
Благочестие- в латаньи
Всех прорех бездумной жизни
Вместо желчного иканья
вспоминанья- кануть в присно.
Было жутко и смешно.
Все казалось неуместным,
С рук невымытых сошла,
грязь неправильных известий.
Я же вижу в каждом взмахе
тени, что кружит по травке
выгораживая маки
И дает причину лавке,
Света прихотную тягость,
он без устали играясь
подминает все предметы
тенью радужной к земле,
та, прорехами нагрета,
платит зеленью золе.
Вышло лето на поля.
Жизнь прекрастна, говоря
это- вижу, вижу толком
как ненужные осколки,
собираються в одно,
ласкутки живой картины,
узнают себя в едино,
Масло, краски, полотно.
Я в дурмане, извини.
Мне- держать ее за плечи,
Разжигать в глазах огни,
светом коих- изувечен.
Мне! Я как немой, приник
ухом к сердцу, поименно
чту удары- Маша. Маша...
Я взираю напрямик,
и предчувствую- наверно,
То что жизнь, отныне- наша.
Я смотрю вокруг, и мир
приноравливаясь к взгляду,
происходит всюду- рядом,
Все что помнил- все забыл,
Лишь дорога- мне награда,
лишь создатель- мой кумир.
Свету нужно в ветви падать,
раз он сад собой залил.
Я чего-то ждал весь год
Вечера- смыкают свод
обручем зори неспешной,
звезды холст зелный чешут
трепом желтых фитилей,
В плотной, душной синеве
растворили ночи гарь
Я заглядываю в даль.
Тишины стозвон играет
И такая благадать
Что ни близкого, ни края.
Что-то незачем уж знать,
И глаза не закрывая,
расправляя твердо плечи
Я до пят вдыхаю вечер,
Я даю душе дышать.
Взгляд мой просочился сталью.
Я так счастлив. Вновь- прости.
(Что тоску твою сбиваю)
Тишина- избыток сил,
Скрипом ручки я завесил
(Лишь на время), что просил
ты б- умерил свои спеси
Не припомню. Как сказал?
Чтоб всем было хорошо?
По рукам любой скандал?
Чтоб раскрылся парашут,
по корману порошок,
в спальне-выводок мишут.
Все здоровы, в взоре, пишут
И платком из дали машут.
И мечта натерла грыжу
Все бестрепетно, без лажи,
Губы разошлись по шву,
Что посеял, то- пожну?
Надо. Надо жить с себя,
придираться лишь к себе.
Как спасая воробья,
Над душой своей корпеть.
И взывать в средцах скрипя,
К предводителю всех бед.
Полно! Я живу в любви.
Мне нет сил уже и цели
Вспоминать, чтот все терпели,
Кто имел огонь в груди.
Только правду я речу.
И тебе желаю- друг!
Отыскать в грудине стук
И впустить туда потуг
На веселую мечту.
И самбурное письмо
(вслеск чего-то в глубине)
Припише к моей вине
Я не меряюсь на зло.
Уж не знаю, что сказать.
Твердости желаю, что ли?
Возвращайся- все ж, назад!
Слез, наверно, в меру пролил.»
« Здравствуй! Добрых лет и зим!
Слез мои глаза не видят,
Полно плакать. Мир разинь
видел вдосталь. На корриде
с совестью и красотой
льеться кровь моя. За то
Я умею так смотреть,
Что вся подоплека- медь
глина, кущи серебра
выпирает и рябит.
От добра не жди добра.
Будто на куски разбит,
но так весел и в надежде
я не уступлю невежде.
Я покинул свой затвор.
Надоело. Слишком жарко.
Снов увиденных не жалко.
Знойный вечер, пыльный двор,
Небеса морских тонов
Сдержанно дождем налились.
папиросницы домов
будто у костра, сгрудились
вкруг двора, площадки детской.
скрип качелей рвет- высок.
чья-то майка бьеться резко
по ветру. В кулич песок
мнет ведерком карапуз.
Пара тополей курчавых
возмущенно, величаво
будто сбросив напрочь груз
зашатались под напором
ветра, свежего как новость.
Я куда-то спрятал голос
И все вижу сердцем голым.
Я сижу на старой краской
крытой лавке у подьезда.
Я молчу. Нежданной лаской-
(Жизнь себе не знает места!)
собираються соседи
и заводят разговор.
Их тревоги сносит ветер
и берет на смех простор.
Этот- пенсию по пальцам,
Сосчитал, а тот- нахальству
дивом дивиться, машину
чинит третий первый год.
Все глядят друг другу в рот.
Собираються в дружину.
У одной дереться муж.
У второй воды нет долго.
Одного везут из морга.
Пречисления всех нужд,
отнимают время до
партии по домино.
Чья-то доча вышла замуж
(залечила, значит, рану
как в пословица клялась)
Кто-то выгнал, вскользь, на раз,
все болячки, средством- банчит,
все путем, я вижу,значит.
Сколько сказок, все- правы!
Все под стать прогрессу нравы,
Каждый вычурный порыв,
безысходность каждой драмы,
Даже вчуже- горька боль,
Радость же- смешная столь,
сколь способен я на смех,
И обьятья мои- всех
Всех! Вместили бы, но я
с рожею, круглей нуля,
Лишь смотрю, куда я- им?
Я по ходу, нелюдим.
Я открыл затем глаза,
Чтоб познать всю правду ночи.
Так. Не знаю, что сказать.
И перо дрожит, и почерк
мой- кардиограмма
сердце бьеться в каждой клетке.
Ладно б, фразы были- метки,
Так ведь костность вновь- напала.
Хорошо. Я вижу двор.
Пыль клубиться, скоро дождь
застучит, у лавки спор
прикратиться, каждый вхож
в красоту своей темницы.
Мне- пора остепениться.
Перестать тревожить грабли.
Вот. На нос упала капля.
По губе стекла другая.
И гроза, в простор втекая
стенкой, молвила. Лакая
капли, бухнет пыль. Асфальт
сыпью серой, больше- в краску
впал, как дождь- стуча, в азарт.
Заструился с дрожью ливень,
Меж луж прыгает с опаской,
и газетой, словно каской
защищает чщетно гриву
мчащийся домой прохожий.
И впритык- гусиной кожей
Я вникаю в дождь и ветер,
полной грудью, вздохом встретил.
В водосточных трубах- треп,
и поток в разверзе треплет,
С козырька подьезда- льет.
Под дождливый сонный лепет
Вся вода на свете в деле.
Тучи, не теряя в теле
раздают себя земле.
Засмотревшись, обомлев,
Я, признаться, и не думал.
Что окажеться, все- так.
Сводит от улыбки скулы,
И стою я, как дурак
по средине мира в дождь.
Ветер дует в подноготу,
Я вершу внутри работу,
разбазариванья нош.
В комнате темно. В окно
Видно серое пятно
неба, мокрого асфальта.
И качели стонут альтом,
сумрачно и тяжело,
видеть землю под пятой.
Хоть. Я знаю- поделом,
что свобода- стороной.
Научившись забывать,
я спустил себя по ветру,
Обьяснять мне что-то тщетно.
Я вминаю в пол кровать,
созерцаю потолок.
Я... незнаю что сказать.
Надо мной сомкнулся рок.
Пожеланий лучших- нет.
В самости на все ответ.
Ты- пиши, все ж- что-то есть!
Ведь способность, верить, грезить
тоже в пользу. Сбросишь вес-
воссоздай себя в железе.»
« Твои думы мне знакомы.
Ты не знаешь, в чем закон.
А он- вот: мы все влекомы
в пастыря благой загон.
Я не думаю учить,
Но поверь- к нему любовь
у меня в висках стучит,
разбавляя собой кровь.
Лишь она примудрой учит
радости, и не наскучит.
Скука- блаж деревни, здесь
от нее и мухи дохнут.
Спертый воздух, запах- смесь.
И колосья мерно сохнут
по рассыпчатой земле,
Жарко как подмышкой, тле-
есть сухое молоко.
Солнце всюду- высоко.
Значит, тут- пустынно, псы
втихомолку ходят вчуже
В жажде кривятся носы
Безнадежно ищут лужи.
Лужи с треском обмелели,
Тучи ласково-сухи
И по дну морщины стелят.
С легкой солнечной руки.
Все красиво, как весна
заказала у пространства.
У всей жизни до убранства
нынего. Я все как с сна.
Вижу в свете дней, как дождь
по травинке рветься вверх,
Небо, что магнит, катод,
Манит истово, наспех
Все живущее. Трава
мнеться, высушив концы.
Клен частичками опал.
Скорчил рожу гиацинт.
В русле некогда- реки
Ил и грязь ползут и вязнут
В них, понуро и развязно
холодят бока быки.
Маша смотрит как я ручкой
процарапываю ход
до тебя. Глаза уж- кучкой.
Я до красоты- проглот.
А она- она как пламя,
и с самой собой играя,
Прожигает жизнь свою,
И искрит. Люблю, люблю...
просто взять ее за руку
счастье. Быть с ней рядом- суть.
Выучить на зуб науку
радости ее. На грудь
взять ее, как стопку. Смех
вынимать из алых губ.
С нею- будто- я не глуп.
Знаешь, ведь она- как я...
Странная, смешная, ловко,
словно вше левша- поковку,
заковала в страсть меня...
И рука ее так пахнет.
Мыло, цедра апельсина?
Сдоба. И характер
то же- еле выносимый.
Вечером, к селу, прохладно.
Под курчавой сенью сада
Мы гуляли с машей, глядя
в небосвод, и руку гладя,
как подспорье верной выти,
я спросил ее- «ты видишь,
бледный месяц в голубом
небе- правда, он в одно
как гусиное перо,
из подушки?» Вынув локоть
из моей руки, она
отвечала- «нет, на ноготь
срезаный сейчас луна
более в сего похожа.»
Я сказал- «улыбке тоже
месяц кажеться сродни.»
Тихо. Мы в саду одни.
Слышно, как буянит ветер
по верхушкам яблонь, мне
несколько мгновений эти
обьясняют жизнь вполне.
Позвонки- уперлись в небо,
как свершение посева,
Как дыхание не зря,
как- проросшая земля.
Родственики и друзья
все вы правы- жизнь- свобода
толь вот искать погоду
ждать ее, никак нельзя.
Счастье, все-таки внутри
В ласке, тишине, покое.
Если же, вас все же- двое,
То тогда, душа- гори.
Приезжай назад, поверь
нет такого места, где бы
Шире открывалась дверь
к самому себе. Все степи,
Все моря, все горы- лишь
антураж к нутрянной пашне.
Рядом быть- возможно, блажь,
но- не вижу цели краше.
Жду тебя. Я ей твердил
про тебя, во что сам- верю.
Как коробочка сардин,
для тебя- открыты двери.»
«Здравствуй, друг, я рад, что ты
Так приемлешь мир, подарком.
Видно, даже взятки- сладки,
Видно, вызрели плоды.
Мир, конечно, Совершенен,
я не спорю. Мечусь ниц.
(Для того, кто силой- волен.
Все же, мир- внутри глазниц)
Но- откуда столько боли,
для чего она, ответь?
Ты в садах своих успел,
Все понять, в любви купаясь,
И с соседями не лаясь,
Песен. Что в письме напел,
Суть конечно- правда, бел
ты как снег, но вот- послушай.
Намотай, хаха, на уши.
Видел бы метро с утра!
Это- лица каторжан,
Это- боль до дна нутра.
Нет, мне никого не жаль,
ни себя не их, я помню-
каждый выбирает сам.
Какждый сам- тугая домна,
для мечты, что наказал.
Я ж, оставшись, в одиночку,
Отойдя на пять шагов,
от последней болтовни,
ум рывком сжимаю в точку.
Смертен я- и был таков.
Жизнь- разлет пустых страниц.
С болью, жуткой пустотой
прорастают крылья, плащ
для души, влекомой вскачь.
Ах- куда? Мне все равно...
Я устал страдать давно,
но в- чем ужас, боль- удел,
просто- удобренье мозгу
чтоб за жизнь та-ки успел
душу выростить, как розга-
дума- «Я умру», секунда-
все что было, все что есть.
Все, что происходит- чудо.
Жуткое, земному- месть.
Все ведь- лишнее, зазря
города, машины. Планы,
радио. Аэропланы,
Лишь умение терять
силу придает впотьмах.
Промах- все, кромешный крах.
Интренет, телефония,
телевиденье. Дома
мода, толстые тома,
сажень, нанометр, миля
газировка, кость на гриле,
Комонавты, проститутки,
Все газеты и кино
страхи, новости и утки-
куры, муры и вино.
час, минута, месяц, год,
доллар и валютный фонд.
Акции. Акцизы, биржи
Чушь тому, кому не выжить.
Все художники, поэты,
платья, галстуки и робы,
воспитание, наветы,
все земное, и особо-
Государственная власть,
Пусть ****ься в рыло вcласть.
Знаю скажешь- «детский сад.
Отрицание, остраска
повод выступить назад.»
Я- потерями натаскан
Не держусь я даже за
то, что б знать, что- ненавижу.
И сомненья железа,
содрогаеться и брызжет.
Ты б сказал: «да был один,
Карамазов средний- помнишь?
До каких потребность роли
довела смурных картин.
Собеседники не те
с ним вступали в разговор.»
Мир- потворство красоте.
И давай закончим спор.
Я и сам задумал раньше
восклицать- ну пусть- последний!
Раз ожили смертью стены!
В этом слышу гонор фальши
И в безвремнной намедни,
перестал мусолить темы
мук моих и просьб, упреков.
Буду болью содрогаться,
Поменяю столько логов,
Сколько нужно, чтоб сорваться.
С лески. И любой подпруге
В зубы не смотрю. Вдобавок,
каждый- лишь баран на луге,
Сколь он не откорм пиявок,
Улицы полны путей,
Криков множества детей.
зебры, клены, светофоры,
Окна, витражи, заборы,
Подворотни и дворы.
Разлетелись вдоль реки,
Не дома- а стая, свора,
Выстроилась до поры.
Атвосферного напора
мне снести опять- на скорость,
В кружевном стежке строки.
Вьется вяжущая нить.
Мне тебя- просить простить.
Ничего не обещаю,
Не уверен, что есть завтра,
В том, чтоб выступить внезапно,
всеж, победа небольшая.
Так, что весел без укора,
все снести готовый с лишком
Со своей подзорной вышки
Я, отмачивая коры,
Вывожу- пока! Удач!
Ни чего не жди, не плач,
Хочешь- помни, нет- забудь.
Пусть к тебе припреться- путь.»
«Города, наросты стен,
улиц крест, в один присест,
Сгородили в поле тень,
И наладили насест.
В голове- макаром тем же.
Переплеты стен, углы
форумы, сады, манежи
И унылы и нудны
Мне просторы камнепада,
И нелепая бравада,
дрязг клаксонов, баров спесь
мне давно уже- вот здесь!
В горле комом- до чего
человек себя способен
довести- в какой загон
выгнать, с похотью встав в вровень.
Деньги. Слава, власть. Наука
то же с лишней тягой тяжка.
Если на груди тельняшку
в страсти рвешь- моя порука
ты скорей в сего у них
в закормах уже поник.
Я не знаю что тебе
посоветовать с проста.
Есть смиренье на обед?
И не прерывать поста?
Не алкай ни знаний, ни
ничего вообще сверх меры?
Скажешь- «в этом ты не первый
лучше тишину храни.»
Каждому из дано,
кем не знаю- случай, верно...
Может, как билет в кино,
Или как колодец мерный.
То чем вправе управлять.
Это- ты. Сам ты и есть.
Ты нутрянный- совесть, честь.
А улыбка- то что взять
Надо в руки. Все другое
Все ошибки всех людей.
Дело их, оставь в покое.
Лучше о себе радей.
Циркулирующая
в мире боль- детей изморы...
да, болезни, войны, голод.
Это- мускулы шалят
человечества малого.
Мы все сделаем. Мы сможем.
Верь и делай. Да другого
ничего не стерпит кожа.
За успех трудом и болью,
нам придеться заплатить.
Сколько светлых глав любовью
изнутри испепелить....
Враг- не кара, не удел.
А пример разнообразья
мира. Бог везде поспел.
И когда наш брат так развит
Станет, что отменит боль
Враг отстанет- не найдет.
Сколько времени уйдет
Крови и труда, не знаю.
А пока- терпи, уволь.
Всю чернявую их стаю.
Я же просто перестал
тешить самолюбье тем,
Что мой выбор- лучше или
радостней, больней. Проста
мысль моя- в кинокартине
жизни все мы на местах
Нужных, и не нам, не нам
За других решать куда
направлять глаза. Худа
голова, которой нужно
поправлять любого мужа.
Крепко ты завяз в потугах
выразить идею-префикс
слова божьего... покуда
не заткнешь в уме прорехи,
Бужет знаешь, как бы... Худо.
А у нас здесь непогода.
То дождем слепым накроет,
От расвета до захода.
То туман, и с Машей ходим
Мы везде, всегда по двое.
Ветер лижет мокрым слоем,
Солнце, в прихоть, иногда
как в усмешку, светит в оба,
жгут ботву на огородах,
И уже не угадать,
для чего, земную гладь,
кучерявый и рябой
небосвод, предвестник бури
Обнимать сырой губой.
Взялся и зачем туман
прет в долину, как в карман.
Маша, видимо грустит.
Думает, что смерть- навечно.
Думает, что быстротечно
лето, Я ей- «наградит,
верь, твои природа взгляды
Новой, плещущей весной.
Как тебе, менять наряды
Нравиться и ей порой.»
Но она- она сейчас.
Положила прочно глаз
На несомый ветром рой
Листьев- в лужи, разбегаясь
капли ей тревожат душу,
И душа ее нагая
не желает меня слушать.
Я внемлю ее тоске,
Глажу нежно по руке,
И смотрю на прядь волос
вздрагивающих на щеке.
Голос мой снесли грачи
На юга, сзывать мороз.
И один немой вопрос
рвет и мечет: чьи ключи
угодили в мой почин,
Знаешь- будто бы за так?!
Чей я вижу свет в глазах,
синих как закатный час?
Чьим огнем сверкает кожа,
И как быть такое может-
чудо, нижущее нас.
Мы готовимся к зиме.
Урожай свезли по гумнам.
Учинила спешно груду
Мать соленьев. По Золе
не сочти колец полена.
Лето выдалось зеленым.
До несчетного колена
Мы вести свой счет готовы.
Перестань меж стен межи
рыскать, отблеска, его там
нет- зане одна икота
возвела те миражи.
Ладно. Знаешь, счастлив будь,
как умеешь, как привык.
Глаз с пространством влажный стык
Нужно как-то в небо гнуть.
Напиши, чего надумал.
Расскажи к чему пришел,
не зарекся ли от сумы
и- чего нибудь еще.»
«Прочитав твое письмо
Я задумался, сумею ль
я уговорить ту фею
что покой в нутро несет.
Странно мне. Чудак, я кроме
неба не предвижу места,
С коим быть хотелось вровень.
Ничего не интересно.
Да ты прав, всецело- мужа
благородного ни что
не колышет, все- ловушка.
Он иголка- время- стог.
Лишь несовершенство и
лишь его ему составит
поле битвы и войны.
Ты писал про это, да ведь?
Отвлекаться на других-
бесполезная растрата
сил, увы, не виноваты
что огонь в нутрах утих,
мы- не нам его насильно
зажигать, тереть огнивом,
кремнем выбивать настырно,
неумех бросать с обрыва.
Жечь на корне, быть мерилом,
Забирать с собой в ночи,
С чувством правоты- и пылом
править, настигать, лечить.
Я по улицам брожу.
Мостовые, холод от
речки, с холода- дрожжу.
Я как истый доброход,
разбитные тратуары
лужы грязные, бульвары
серые, листву в опале
стаи птиц, и небо стали
кровельной оттенка,
Разрисованные стенки,
сборы граждан и господ,
И изнанку и испод,
прохожу без лишних слов.
Гул машин меня не треплет,
ног чужих я не давлю,
Солнце еле еле теплет,
выдав фору ноябрю.
Я не спорю, не стучу
в ярости слепой ногами
Не взываю на татами,
Не еложу, не ловчу.
Может- нынче не мой век.
то ли осень задолбала,
То ли я- не человек,
то ли- мир под одеялом.
Вообщем с городом я врозь.
С его правдой. Удалось
Я забыл каким ветрам
занести меня сюда,
где на лужах по утрам
стынет хрупкая слюда,
Школьники идут к урокам,
Шумно. Грязь течет по стокам.
Все работают за так.
То есть- прибыльно, без дела.
В городских хмурных садах,
Что с дождями опустели,
Я ищу покой. Насела
Ненасытная, пустая...
Нет, не дума, а нужда.
Уходить, ведь мне- чужда
улица, по коей, тая
станет снег вот-вот блуждать.
Будто на ходу латая
в судне брешь, я ворошу
будущность, язык- наждак,
все задоринки слизал.
слякоть, костность взглядов, шум.
Впрочем, не о том пишу.
И никак из глаз слеза
понарошку хоть, нуружу,
нет, не выскользнет, все- хуже.
Я надумал убежать.
От потопов слизких слиться,
мне бы только верно знать,
что хоть где нибудь укрыться
можно от себя, притихнуть
дать простор шальной мечте.
Что я где-нибудь настигну
красоту свою- ту, дивну.
Размышляя между тем
я подумал- что ж, вся жизнь-
предисловие, кажись...
Но.. ведь время еще есть?
Есть- пусть месяц, день, минута?
Есть секунда, но без путы
и мгновение- не счесть!
Город был- ошибкой?- нет...
так- разминкой, быстрым стартом.
Жизнь свою спустив в кювет
и себя лишь виноватым,
признаю во всем. Напала
вновь надежда. Сознаюсь.
Я решил начать сначала.
Иль с конца- словестность, пусть.
Возвращаюсь. И письмо
может быть, меня застанет
самого. Зимою сани
в спешке приготовить смог.
Будет глупо и смешно.
Ведь дорога- встряска, все же
По бывалой ране- шов...
Представляю ваши рожи!
Ах, уже хочу домой!
Как скучал, скучал до боли
И скрывал ненужность доли.
Дверь с запора приоткрой,
Я с тобой уже почти,
Почту не ищи- а жди!»