Он выходит на улицу.
Шум прохожих слышит.
Слегка покашливает и спешит.
Он не помнит её цвета глаз.
Не помнит чем она дышит.
И от этого преступления не вершит.
Идеально поставлен голос,
не дрожит рука,
как у бродяги из соседнего ночника.
Не дурно выглядит,
и даже привлекает к себе слегка,
а иногда и "недевочек" лет сорока.
Знакомых, одновечерних
вообще приводит в восторг.
Не снижает ставок
и уходит, подняв ворот,
обжигая холодным презрением,
покидает за сплетнями город.
И та, которой он так дорог,
не выбивает из него толк.
Он слишком горд
и для всех высок.
Таким,
каким видеть его нельзя,
он становится рюмки восьмой, опосля.
Раскисает, словно сметана на третий день.
И сильным мужчиной быть, становится лень.
Разбросает стихи,
что не службу, а в дружбу
спасают от скуки.
Носки (само собой), не вымыты руки.
И он такой,хмурый,
не докурит, тоскливо
закинет ноги.
И поймёт, что он зря такой строгий,
и что можно помягче,
не срывать с петель....
Утром душ холодный,
своя постель.
И хочется жить как раньше,
лет до сорока.
Поднимает нос к верху.
И так до следущего утра.