вот так проходят полчаса, вот так проходит четверть века:
всем наплевать на человека с трухой и пеплом в волосах,
вот он, средь гомона пустого, среди толпы уставшей, злой,
сидит то дерзкий, то смешной, простоволосый... как больного
его вы привечали здесь допустим тыщи лет тому как
его томительная мука и до сих пор рождает взвесь
в умах, в сердцах упорный зуд - дойти до знания такого,
когда ни плеть, ни едкий кнут, ни крест тебя не отвернут
от столь живительного слова -
от знания, что все внутри, что бог - любовь, что нежность - сила,
но где же, где его носило, пока не канул третий рим?
где он ходил среди каких полей и терний, и какие
его носили городские трамваи, кем он был любим?
каких он ждал детей и с кем он ночей горячих тишину
делил как делят хлеб в плену (собрав все крошки) - это тема
досужих рассуждений о... вот он средь вас, как прежде бос и
вы не несете ему розы, да вы не видите его.
вот храмы, вот борделей тропы, вот микеланджело труды,
и далеко ли до беды (до рима, до москвы...). холопы,
вот так проходят полчаса - в свистящей гомонящей скверне,
он снова он, он снова к черни, и без тиары в волосах
пришел сказать "мы одиноки, а путь к любви - любить другого",
но мы не слушаем ни слова, его не видим... эти ноги
босые, грязные, в пыли, никто слезами не омоет,
вокруг лишь гомон и пустое звенящее смешное "пли" -
а если он умрет опять, то возродится неизбежно -
чтоб снова говорить про нежность. и про любовь. и умирать.