Кикушество и кликушество

Николай Шатров 2
            ИЛИ, КАК НИКОЛАЙ ШАТРОВ "ЛЮТО НЕНАВИДЕЛ" ПАСТЕРНАКА"               
 
     Документальный фильм «Если бы не Коля Шатров…» вызвал всплеск интереса к творчеству  поэта, которого не признавал советский режим… за безыдейность и отсутствие социальной составляющей в его поэзии, и  при жизни ему «посчастливилось» увидеть опубликованными  только   3 из трех тысяч написанных им стихов и поэм! «Я тот поэт, которого не слышат, Я тот поэт, который только пишет» - с горечью говорил Шатров.        Сегодня его, наконец, услышали – в Интернете выставлены его стихи и биографические справки, написанные из самых добрых побуждений. Вот как, например, выглядят сведения о Николае Шатрове  на «Странице памяти» Вячеслава Огрызко:
     «Одно время жил в Семипалатинске, где учился в местном пединституте.. Принёс пер-вые стихи в газету «Прииртышская правда», но вместо их публикации газета поместила разгромную статью, обвиняющую молодого поэта в безыдейности. Позже какое-то время учился на журфаке Казахского университета. Из Казахстана поэт затем переехал на Урал. Перебраться в Москву поэту помог Б.Пастернак. В столице Шатров пытался завершить образование на журфаке МГУ, но что-то не вышло. Потом он (также недолго) учился в Литинституте. И всё это время его опекал Пастернак. Как вспоминает Вал.Хромов, Пас-тернак как-то после одного из концертов в музее Скрябина сказал, что из молодых он це-нит Виктора Бокова, Евгения Винокурова, Бориса Слуцкого и «нашего Кику»(?!). Кика - это и есть Шатров. «Пастернак и Софроницкий поддерживали Шатрова даже чисто материаль-но, - признавался Хромов. - Они «покупали» у него стихи, то есть просто давали деньги - оставляли их в гардеробе в кармане пальто читавшего в зале Шатрова в зависимости от количества написанного, Пастернак следил за соразмерностью «гонорара» строго». Но при этом Шатров Пастернака не любил, считая, что «пастернаковский простор ограничивается его дачей». В 1954 году недолго посещал неформальную поэтическую группу, лидером которой был Леонид Чертков (при этом оставался «блуждающей звездой»). Но в круг Черткова толком он так и не вписался.»
   
     В. Огрызко, как и  другие интернетовские биографы, ничегошеньки толком о Шатрове не знают, сведения у них взяты с потолка или  почерпнуты из сомнительных источников, поэтому они или  несут несусветную околесицу, или отделываются туманными общими словами: «одно время», «какое-то время». Так вот - не «одно время  Шатров жил в Семипалатинске», а семь лет, после того, как  в  октябре 41-го Ольга Дмитриевна Шатров с сыном была эвакуированы из Москвы в Семипалатинск. Здесь она  работала в русском театре, и за творческие успехи ей было присвоено звание заслуженной артистки Казахской ССР.
История с шельмованием Николая Шатров в «Прииртышской правде» выглядит опять же не совсем так: летом 1946 г было опубликовано стихотворение «Я русский человек и я люблю Россию», а уже осенью, как отклик на постановление о журнале «Звезда» и «Ленинград» и доклад Жданова, по заданию обкома партии появилась  статья о шатровских стихах, названных безыдейными и пессимистическими. Действительно, поводом для резкого крити-ческого разбора послужила тетрадка, принесенная начинающим поэтом в редакцию. Но вот что любопытно: сначала стихи оттуда были отправлены редакцией председателю Союза советских писателей Н. Тихонову с просьбой обратить внимание на талантливого растущего  молодого поэта, затем на основании тех же стихов устроили критическую головомойку автору.
«Некоторое время учился на журфаке  Казахского университета». Не учился! Да, перевелся на третий курс заочного отделения  из Семипалатинского пединститута, но так и не успел сдать ни одного экзамена, кроме зачета  по очерку, о чем можно прочитать в «Земных снах Николая Шатрова».
     Далее следует:  «Из Казахстана поэт переехал на Урал» Это как-то напоминает слова из песни: «Мой адрес Советский Союз». В данном случае – адрес проживания то  весь   Казахстан, то  весь Урал. А переехал Николай Шатров именно  из Семипалатинска и  именно  в Нижний Тагил к матери своей Лиличке  после скоропалительной женитьбы в Алма-Ате во время летней экзаменационной сессии.
     Вдруг «выясняется», что перебраться в Москву  Николаю Шатрову якобы помог Пастернак. Каким образом? Откуда у Бориса Леонидовича такой административный рессурс или влияние на Моссовет? Остается гадать. В те годы Пастернак  был в опале и жил переводами. А далее последовала травля его за зарубежную публикацию «Доктора Живаго» и присуждение Нобелевской премии.  Так вот: познакомился  Николай  Шатров с Пастернаком в 1950 г., когда приехал поступать в Литературный институт, в котором проучился недолго, и вернулся домой в Нижний Тагил.  Перебрался же  в Москву удалось  только в 1956 г, когда там обосновалась его мать О. Д. Шатров, получившая в Очакове две крохотные комнатки в за-водском общежитии как  художественный руководитель народного театра при Доме культуры.  В одной из этих коморок и поселился Николай с женой и маленькой дочкой. Ольге Дмитриевне повезло, что народные театры входили в моду и ей даже выделили жилье.
     Добавлю: никак не мог Шатров «недолго посещать в 1954 г. литературный кружок, лидером которого был Чертков»,  или так называемую «Мансарду», потому что обретал в это время  в Нижнем Тагиле. Завсегдатаем он стал позже, когда перебрался в Москву. 
Однако самое пикантное в этой странной  биографии – утверждение, будто Шатров не любил Пастернака,  при том, что  он  его вытащил в Москву и опекал. Иначе говоря, Шатров, по версии В. Огрызко, ответил  черной неблагодарностью своему благодетелю. А мутным  источником, откуда "биограф" почерпнул этот факт,  оказалось очень давнее интервью Андрея Сергеева критику Владиславу Кулакову, напечатанному в «Новом литературном обозрении» № 2 за 1993 г. О нём не стоило бы вспоминать, если б до сих пор не тиражировался компрамат на Николая Шатров.   

Время все расставляет по своим местам и воздает по заслугам, только жизнь наша слишком коротка, чтобы дождаться справедливости и признания. Поэт божьей милостью Николай Шатров ушел от нас в 1977 году, так и не увидев своей книжки, даже подборки стихов в каком-нибудь журнале. Не устану повторять: всего три стихотворения из трех тысяч им написанных и то в начале творческого пути было напечатано в газетах и потом - словно заговор молчания. Куда только он ни обращался, отовсюду получал отказ и, в конце концов, оставил попытки выйти к читателям. В одну из горьких минут он сказал: «Я оглох от горя быть поэтом…» Надо было обладать огромным зарядом мужества и веры в себя и в свое будущее, чтобы не сломиться и не бросить стило. Его спасала вера в свое предназначение, отпущенная ему Богом. Так считал он, и ничто не могло заставить его отречься от поэзии
     Но до чего у нас любят перемывать косточки покойников! Досужих обывателей от культуры интересует не столько музыка композитора, сколько его сексуальная ориентация, не столько песни барда, сколько вопрос: кололся ли он. Николай Шатров не стал исключением. Более того, еще не заработав известности, он уже удостоился всяческих небылиц и сплетен.
     Начало положил Андрей Сергеев, кто  в беседе с критиком Владиславом Кулаковым в материале «Мансарда окнами на Запад» ничтоже сумняшеся  сообщал: «Шатров – это, кажется, псевдоним. Он вроде бы сын арбатского гомеопата Михина, сосланного куда-то на Урал». Когда что-то кажется, есть мудрый совет - перекреститься и, говорят, помогает. А лучше  промолчать, если чего-то не знаешь. Действительно, фамилия отца Николая - Михин Владимир Александрович, только сослан он был не на Урал, а сам уехал из Москвы в Тбилиси, так как был гомеопатом и подвергался гонениям властей. Понятно, что Тбилиси никогда не был местом для наказания. Там он вторично женился, там и умер  в 1942 г. Владимир Александрович и Ольга Дмитриева рано разошлись. Николай остался жить с матерью и  взял её фамилию.
     Далее Андрей Сергеев сообщает: «Рассказывали, что в Москву его вытащил Пастернак. Шатров люто ненавидел Пастернака». Вот откуда  пошла   эта вздорная небыль! Кулаков в смягченном варианте повторяет её в статье «Отделение литературы от государства», напечатанной в «Новом мире» в № 4 за 1994 г. : «…поэзию Пастернака, несмотря на личные отношения, Шатров терпеть не мог».  А Борис Леонидович  между тем поэзию Шатрова любил и предрекал ему успех в жизни. Николай показывал мне  в 1951 г.объемный том избранного В. Гёте, где был впервые был напечатан пастернаковский  перевод «Фауста» с автографом «Я верю в ваше будущее. В вас есть огонь». Книгу кто-то стащил у Шатров.   
     Казалось бы, здравый смысл подсказывает: уточнить  бы В. Кулакову у А. Сергеева, за что же это вдруг так люто возненавидел Шатров своего благодетеля. Нет же, его вполне устроили голословные наветы на Шатров, и  он этот компромат опубликовал в журнале «Новый мир».
     Давайте обратимся к стихам Николая Шатрова, посвященым  Борису Леонидовичу, чтобы убедиться, как «люто он его ненавидел», «как не мог его терпеть». Начну с первого посвящения Пастернаку:
               Я тороплюсь, пока еще Вы живы
               И действенны, как боевой приказ.
               Признаться Вам, наивно, но не лживо,
               Что я люблю и понимаю Вас.

Не правда ли, как поразительно и хитроумно завуалировал поэт свою неприязнь к Пастернаку! Признается в любви, а самому в душе злопыхать! Но это – только цветики. Далее Шатров называет Пастернака своим Батюшковым, несомненно, бросая таким образом тень на лучшего друга Пушкина. «Мне не уйти от сложной простоты, От Пастернака никуда не деться…» - жаловался также поэт. Ну, а уж совсем не искренно звучат в его устах следующие строчки: «Помолюсь за Анну, за Марину, за Бориса, крестного отца». Не ос-тановила Шатров и кончина Пастернака, и он разразился таким признанием:
               Он был под Гетевский масштаб.
               Что перед этим все оценки?
               Он был наш вождь, он был наш штаб,
               Икона и портрет на стенке.
     И, наконец, чтобы никто не заподозрил поэта в его враждебном отношении к Пастернаку, он дошел до того, что, не стыдясь, подражал ему в своем творчестве, посвящал  ему свои стихи. Неслыханное коварство! Макиавелли, наверное, не раз переворачивался в гробу от зависти!
     А вот недавно выяснилось, что из «лютой ненависти» в самый разгар свистопляски вокруг Пастернака Николай Шатров свел свою подружку - французскую славистку Жаклин де Пруаяр с Борисом Леонидовичем, и она тайком переправила в Париж рукопись «Доктора Живаго», где  и вышла книгой.  Мое знакомство с «Доктором Живаго» и началось с этого издания – я забрал у Николая книгу на одни сутки и убедился, что ничего там антисоветского нет вопреки  утверждениям  К. Симонова и его редколлегии в статье, опуб-ликованной в «Правде».
     До чего же с подачи Андрея Сергеева  двуличным человеком  выглядит  этот Шатров!
Много чего наговорил А.Сергеев о Шатрове: и «крайний, зоологический антисемит», и связался с «Памятью». Однако чтобы связаться Шатрову с «памятниками», понадобилась бы прибегнуть к потустороннему общению, так как поэт умер в 1977 г., а это национал-патриотическое общество возникло  в 1980 г ! Откуда этот компромат? Опять же - одна тётка скахала? А что если я начну сейчас утверждать, что распространятся насчет того, будто Сергеев – это, кажется, псевдоним, что он люто ненавидел Иосифа Бродского и вообще был транссексуалом? Любопытно, процитирует ли эти характеристики В. Кулаков?
Судя по дурно пахнущему букету поклепов, не Шатров люто ненавидел Пастернака, а Сергеев -Шатрова. И не было между ними дружбы-вражды, как мило он сообщал. Не смог он простить Шатрову, что тот не признавал его поэтических способностей. «Поэтов в очках не бывает» - странным образом аргументировал он свое к нему отношение. Но как тут не вспомнить Дмитрия Кедрина: «У поэтов есть такой обычай, в круг сойдясь, осмеивать друг друга…»  Было, конечно, такое и в "Мансарде", где собирались молодые неформалы – спорили, ругались, обижались. Шатров ругал своих младших сверстников «с пеной у рта», а они в ответ придумали ему кличку «Кика» и называли его разглагольствования «кикушеством».
     Давно это было, но, похоже, быльем, не поросло. Писательская судьба А. Сергеева сложилась благополучно: он стал профессиональным переводчиком, печатался, получил Букеровскую премию. Когда он сливал компрамат на Шатрова, поэт уже ушел от нас.
Время расставило всё по своим местам. Давно нет в живых ни Николая Шатров, ни Андрея Сергеева. Известность Шатров растет с каждым годом. Поэтические сборники его  вышли в 1995 г. в Нью-Йорке и в 2003 г. - в России («Неведомая лира»).  Его печатают журналы и газеты. Выставленные мной его  произведения  на сайте «Стихи.ру» читаются запоем – после фильма  "Если бы не Коля Шатров..." доходило до двух тысяч прочтений за день!  А сам фильм посмотрели тысяч и тысячи телезрителей.  А Андрею Сергееву что-то не прибавила популярности   Букеровская премия за книгу, в которой он повторил свои поклепы на Шатров. А стихи его вообще забыты. Теперь-то о нём хоть вспомнят...
     Впрочем, вряд ли Николай Шатров стал бы опровергать эти наветы. Скорее всего, бросил бы по своему обычаю: «Бредятина!»
     Верно, бредятина, однако, оказалась очень живучей и въедливой в облике кликушества, замешанного на «кикушестве»!
               
                Рафаэль СОКОЛОВСКИЙ