Полагая улыбку ошибочной в самом начале
путешествия странного к счастью (шельмец-провиденье сулит!), –
имиджмейкер – сиречь перевозчик на той переправе,
что пред каждым предстанет в итоге, – влюбился Харон и грустит,
и махнул откровенно рукой на стилистику слога,
ту, которою души стращал на мрачнейшем и дальнем пути…
Промышленье твоё не под силу богам – или Богу? –
почему же молчишь, словно те, вновь которых собрался везти,
остроглазый? Ладья то туда, то сюда, как и прежде:
через Стикс – погребённых, а прочих – назад. Дел – всего-то пустяк!
Так работаешь в тихой невнятной на сытость надежде
и не видишь: оплата твоя – лишь искусанный фальшью медяк…
Даже здесь норовят обмишулить – никак без подвоха!
Мертвецы не расскажут, простившимся – плакать, а, может, запеть.
В подъязычье обОл – мал, но честен: не так уж и плохо,
но людишки лукавят – любовь продают и жалеют на смерть…
Что ж, ослепший чудак и безумный и вечный скиталец…
Торопись и греби. Может, всё ж дотянув до объятий седых,
сколотить ты сумеешь и впрямь неплохой капиталец…
Впрочем, лучше… бессмертный, подольше попробуй остаться в живых.