ИСПОВЕДЬ ИЛИ МОЯ ЖИЗНЬ
А жизнь меня на ручках не носила,
Мне с нею довелось сполна хлебнуть.
Она меня ни разу не просила;
Расслабиться, забыться, отдохнуть.
Я в жизнь пришел в ужасно злые годы,
Когда на мир обрушилась война.
На Беларусь фашистские уроды
Слетались, словно стаи воронья.
На волоске висела жизнь у белоруса,
Не важно был то мал или большой.
И все, молясь, просили у Иисуса,
Не телом выстоять - душой!
И я тогда совсем ведь несмышленыш,
Но немца мог уже распознавать
И зарывался в тряпки, как звереныш,
Боялся плакать, а тем более – кричать.
И разумение мое фашиста победило,
И белорусский лес заговорил.
Ты, Беларусь, тогда меня вскормила
Травою чудной - лебеда и девясил.
Мои игрушки пули да патроны,
А мой дворец-землянка три на пять.
И в песнях ранних – похоронок стоны.
Моя забава – бомбы подрывать.
Мне корка хлеба – лучшая награда,
От матери, уставшею рукой,
И счастья большего не надо,
Лишь мать бы улыбалась надо мной.
Потом я делу горному учился.
И с Минском вместе жил и рос.
В глубокой шахте потрудился.
Узнав, как труден шахтный политпрос.
Служил, как надо я Отечеству родному.
Три года трудных авиации отдал.
На месяц завернул к родному дому.
И снова «грызть» науки продолжал.
Теперь решил поэзией заняться
И поступил, конечно, на филфак.
Мне приходилось часто извиняться,
Не мог Шекспиру «выделить» пятак.
А годы пролетели, как на тройке.
И вот уже два сына и жена,
Учителя, разборки, двойки,
А вскоре рухнула и целая страна.
И люди по планете побежали.
С одной лишь цеью – выжить где?
Народы, страны целые страдали,
От Риги, Минска – далее везде…
Все лиха горького сполна хватили,
И гибло много – словно на войне.
И только те, что эту кашу заварили
Остались, как обычно, в стороне.
Но жизнь не может без открытий,
Без твердого движения вперед.
Нас вечно ждет черед событий.
Мы, стало быть, такой народ.
За время, прожитое мною,
Рожденье видел, жизнь и смерть.
Все возрождалось вновь с весною
Быть может. В этом жизнь и есть?
Как сладок этот час воспоминаний,
Хотя в нем много столько разных бед.
Но мы лишь закалялись от страданий,
И в наших думах лживой гнили нет!
Нет мерзкой червоточины разврата,
Наживы неизвестен жуткий спрут.
Мы руку не могли поднять на брата,
И наш кумир был всякий честный труд.
И снова жизнь всю нашу изменила,
Совсем теперь незримая война.
Кровавым балом правит на могилах
Сейчас не правда-бог, а каин-сатана.
05.04.11г.