Однажды посреди бессонной ночи пол моего дома разверзся лунным светом. Приглушенные допотопными шторами серебряные блики зашумели во мраке пучин, сорванных с засова. Пространство скомканной прошлогодней кошачьей шерсти и холодного воздуха растаяло бездонным океаном, границы которого отказывались придерживаться периметра моей комнаты и упрямо уходили вдаль, вглубь, в сон. Где-то мимо моей кровати, слегка покачиваясь на рельефе волн, промокшим насквозь интерьером, проплывала мебель. Ах, если бы я набрался смелости и опустил свою руку вниз, я бы, конечно же, удостоверился в том, что гладь водного зеркала, призванная логикой разъединить коридоры пыльных комнат и подводный космос, отсутствует,- два мира плавно вытекают один из другого. С замиранием последнего сердца я лежал, укутавшись в тёплое одеяло, над самой бездной. Мне мерещились злые щуки и бесконечные киты, походившие на огромных морских змей, завсегда обитающих в старых сказках. Я помню, как в детстве обожал играть в моряков. Я вскарабкивался на пахнущий капустой диван, на палубе которого уютно располагались абсолютно все мои мягкие игрушки, заранее упорядоченные по росту. Конечно, эти игрушки и были моей бравой командой, а диван был фрегатом, изрядно набитым поролоном. Сидя за штурвалом-подушкой, я дожидался, когда бабушка приготовит макароны по-флотски, настоящий обед моряка. Я никогда не любил эти макароны, эх, пиратская юность.
Так же и сейчас, океан приходит ко мне забытыми образами, солеными каплями на глазах, ностальгией, редко, но всё же, так приятно хоть иногда ощущать необъятный мир тёмной воды под тобой, мир, в котором хаотично плавает, гремя чешуёй, разная морская ерунда, стремящаяся к повёрнутой на девяносто градусов восьмёрке.