Свет потушен. В углу простыня. На дубовом столе
две бутылки вина, (пили что-то тогда из десертных).
Эту ночь я, наверное, вспомню и через сто лет,
ночь такую не всем небеса посылают из смертных.
На заре из окна хлынул в комнату солнечный свет,
начинался наш день так божественно, свято, крамольно;
были груди твои золотыми, а тонкий браслет
так сверкал на руке, что смотреть на него было больно.
Сотой доли тебе о любви не сказал, как хотел,
видно, речи в ту ночь ненужны были и невозможны:
мы друг с другом тогда объяснялись на уровне тел,
а на уровне душ все слова нам казались ничтожны.
Пик Ай-Петри смотрел на счастливое наше жильё,
на балкон, на сирень, на садовую разную утварь,
и не трогали нас ни приезжее в Ялте жульё,
ни шпана записная из местных, ни прочая шушваль.
Потому что влюблённых затрагивать грех – это Божий закон,
Бог всегда за влюблённых, и это запомнить, не мне ли?
И когда мы с тобой выходили в ночи на балкон,
хор сверчков так старался, что звёзды хрустально звенели.
А наутро нам в окна опять лился солнечный свет
и вплывал запах лета и моря зовущего с ветром,
и ай-петринский пик, всем знакомый его силуэт,
таял в дымке туманной, как дни нашей юности светлой…