Им еще б, в дневниках своих,
Приносить матерям пятерки,
Но надели уже на них
Грубоватые гимнастерки.
И вокруг непривычно все,
Все чужое: луна и горы,
И под ложечкой засосет,
Когда нужно идти в дозоры.
Где-то там, далеко, уют,
И тепло материнской ласки,
Здесь же пули кругом поют,
Норовя продырявить каски.
Тут святым никому не стать,
Да и ценности здесь иные,
С автоматом ложатся спать,
Чтобы спали без них другие.
Ты расспросами их не трожь
После боя, «ослабь подпругу»,
Успокаивая в пальцах дрожь,
Молча ходит «косяк» по кругу.
Они все еще в мыслях там,
Под кинжальным огнем у брода,
Где "спасибо" шепча камням,
Отбивались остатки взвода.
Запах смерти не сбить ничем,
Не заглушишь его и «дозой»,
И все чаще вопрос «зачем?»
Застревает в мозгу занозой.
А в санбате лежит дружок,
Разве кто-то теперь ответит:
Почему ему жить без ног
В девятнадцать на белом свете?
И сосед, в белизне бинтов,
По линейке выводит строчку:
«Не волнуйся, я жив, здоров.
Обнимаю тебя и дочку».
Я под жизнью своею всей
Подписался бы, если надо:
«Не губите солдат- детей-
Это лучшая им награда»...