Ода Джону Леннону

Федор Броненосцев
Избалованный вихрем пустых замечаний,
Познакомился с костью недетских подножек.
Лязг гитарного стона поставил начало,
Ну а истины стали шагреневой кожей.

Отпечатки из детства столь едкой окраски
Колебали все самое тонкое шпагой,
Погребали на дне все наивные сказки
И сгребали все гильзы в могилу за шагом.

Кашемировой лентой на раненой шее
Не становится даже и друг осторожный,
И сидишь,на погонах все звезды замшели,
Устилаешь всё камнем дотошное ложе.

Но не спишь,а пророчишь,что крыша-не вожжи,
А глашатаи-это не вестники моды.
Крошки света считаешь и точишь свой ножик
Для другой,изощренно-изящной погоды.

Чтобы в публику бросить его же,но пепел.
Сам истлеешь ли утром при солнечном свете?
Никогда!Даже прах твой мощнее,чем лепет,
И разносится в скалах сильнее,чем ветер.

Но не нож,а сам ты стал песком из пустыни,
Обжигающим столько,что кровь обовьется.
Твое пламя и в соли морской не остынет,
Каждый след металлическим швом остается.

Изобилие жалящих мест и дорожек
Ниспослало курировать голые сабли,
Каждый звук взмаха сводит все жилы до дрожи,
И роняет с пристроек лощеные капли.

Нарочито печально рисуешь свет мира,
Чтобы люди смотрели не только поверхность.
Ты присел гармонично с керамикой лиры
В золоченые жабры кустарника века.

А каленые руки цветов револьвера
Напевают симфонию тихую гроба,
И она умерщвляет весь шум от деревьев.
Он лежит.В него дышит глухая дорога.

Чтобы в публику бросить его же,но пепел.
Сам истлеешь ли утром при солнечном свете?
"Никогда" даже рожь нашептала ответом,
А железные гайки хоронят в пакеты.

Рисовал бы весь мир ты без красок и кисти,
Подвернись бы еще раз такая возможность.
Карнавал хрупких волн и разнузданных листьев
Превратился в бессмертную вольную лошадь.

Наклонившись поближе к траве в Ливерпуле
Можно все еще слышать истертые струны.
В миллионах дорог отпечатались пули
Его слов и шагов по смиренному грунту.

Отпечатками пальцев ложатся на берег
Запрещенные взгляды не глаза,а смерча.
Он не тот,кто картон собирает как веру,
Потому его жизнь не страшится и смерти,
И касания слов роют в облаке дыры,
А на землю спускаются вихри свободы,
Обличенные в пепел и голос из дыма,
Что напел сонный ритм и поил эту оду.