На чужбине далёкой, что в родимой сторонке,
Где морозные волны бьют по телу земли,
Ветер голос разносит, напевающий стонко
О потерянной вере, и убитой любви…
В это тихое место, где прожито изгнанье,
Меж сухими столбами ток струится змеей,
Черной пашней примялось полусгнившее зданье,
В нем уставшие ноги ощутили покой.
И запомнился звук маскарада хмельного,
Справа – стыдные лица, слева – черный авто,
Ничего здесь не мило, ничего здесь не ново,
Словно лист окаянный отжелтевший давно.
Два шага – и объятья, воздух пьяный до боли,
Два шага от барака до скрипучих ворот,
Ветер голос разносит, утешающий что ли?
Горло давит от страха; вдруг, да не пронесёт,
И глазами слепыми разглядев это время,
Не услышав ни звука, прикоснувшись к беде,
Умереть и воскреснуть, жизнь прожив на коленях,
Умереть и воскреснуть слезою в воде…
Я теперь соглядатай утомленных влюбленных,
Что им пролежни улиц, что им окна-глаза,
Их укроют деревьев запыленные кроны,
И прекрасным напевом проскрипят тормоза.
Где-то голос растаял, напевающий стонко
О потерянной вере, и убитой любви…