рассказ мальчика
Когда разворотило башню
И бой ушёл на дальний фланг
Мы резво бросились на пашню,
Чтоб поглядеть подбитый танк.
Уже ни страха, ни озноба,
Но что-то дрогнуло во мне...
Не вызывал привычной злобы
Фашист, лежащий на броне.
Красивый бант у изголовья!
Как у сестры моей коса!
И губы крашены не кровью!
И подведённые глаза!
И вся, застывшая орава
Никак поверить не могла,
Что немец тот, точнее фрау
Кому-то матерью была.
1981-82 (?)
Блокадное
Она несла в худой руке
Кусочек сахара блокадный,
А ты был в близком далеке,
А рядом - отзвук канонадный.
Чуть меньше тысячи шагов
Идти до госпиталя было,
Но каждый шаг, как сто веков.
И с каждым - сила уходила.
Казалось, лёгкое пальто
Потяжелело "дестикратно".
И на весь мир не знал никто
Дойдёт ли женщина... обратно.
1984 (?)
фронтовик
Он простоял весь день с табличкой,
Седой задумчивый старик.
И, опоздав на электричку,
К седому дереву приник.
И дерево его узнало...
Тогда, чтоб защитить страну
С того же самого вокзала
Не опоздал он на войну.
ххх
Расстрел отменила война,
Но смерть рассудила иначе.
Вы всё получили сполна
И отдали всё без отдачи.
Войну отменили потом,
Приказом девятого мая.
Но там, под могильным холмом
Об этом уже не узнали.
ххх
Белые ночи, чёрные дни.
Вот мы остались с тобою одни.
Маму убило, отмучался дед.
Дом разбомбило и улицы нет…
Белые ночи – чёрные дни.
Мёртвые с ними – мы не одни!
мать моя
Ни холма, ни столбика.
Только похоронка.
И заплачет громко
Мать моя - девчонка.
Ни холма, ни столбика.
Только слышит ухо.
Это тихо плачет
Мать моя - старуха.
1986 (?)
Ромашка на снегу
Моему первому учителю Владимиру Рудиму
Шёл батальон по бездорожью
Сквозь лютый холод и мороз.
И вдруг солдат, объятый дрожью,
Ромашку в варежке принёс.
Где он нашёл её беднягу,
Неужто впрямь из-под земли,
Когда кругом одни овраги
И дюны снежные легли?
Своим дыханием тяжёлым,
Но светлой доброю душой
Согрел ромашку и пошёл он,
Быть может, в свой последний бой.
И, вот, упав в бою неравном,
Зажав в ладони лепестки,
Он вспоминал о самом главном
И кровь ударила в виски.
Но смерть солдата не сломила.
Поможет друг в любой беде.
Ведь человеческая сила
В нечеловеческом труде!
И батальон дошёл до цели.
И только тот солдат не знал,
Что командир в сырой шинели
Его цветок отогревал.
1981
Баллада о разжалованном майоре
Посвящается майору Валерию Громоздову
А он был в звании майора
И не дай Бог к нему попасть.
Он в морду даст без разговора,
А если сам покинешь часть…
Не раз начальство вызывало:
Вот письма... как их, матерей.
Ты хочешь громкого скандала?
Или комиссий всех мастей?
Майор, ты сука произволишь...
Всех подведёшь под трибунал.
Он был изгоем от того лишь,
Что службу верно понимал.
Был генерал и крыл словами:
А сдохнет парень в маршброске,
Что я его отвечу маме?
Всё! ты висишь на волоске.
И мамки плакали надсадно:
Давно пора его в дисбат!
А он молчал, так было надо
И продолжал учить солдат.
И вот майор стал капитаном.
Был отстранён, а там Чечня.
Но он с усмешкой бросил мамам:
Ещё вы вспомните меня.
Не бросил он замашек "гадских":
Попробуй снять противогаз.
И этих матерей солдатских
Он матом крыл, в который раз.
И до сознания потери
Он «измывался», бил, ругал.
И вот Кавказ ему отмерил
Крутой, коварный перевал.
Он впереди, а враг в засаде.
И вот в ребят летит фугас.
- Всем отходить, прикрою сзади...
Но взвод не выполнил приказ.
За ним второй, а следом рота.
"Бой был короткий, а потом"...
Кремля циничная блевота
Легла на гроб его крестом.
И мамки кланялись нескладно,
Что смерть не тронула их дом...
А он молчал, так было надо
Он разговаривал с Христом.