Черная служанка хватает меня чуть пониже головы и опускает в плетеную корзину. В этой корзине два отделения: в верхнем – серебряное блюдо с красиво разложенными сочными фруктами, в нижнем – оказываюсь я. Все как в жизни – Красота и Смерть рядом.
Сегодня я гость в царском дворце, гость прекрасной Царицы, «затмевающей своей красотой Солнце, Луну и Звезды» - так, кажется, говорили поэты? Луна и Солнце будут все так же скакать по небесной тверди в своих колесницах, и звезды будут сверкать, подобно осколкам огромного зеркала, разбившегося на черной ткани неба, но красавица-Царица больше не будет радовать глаз многочисленных поклонников, ибо сегодня – я ее гость.
В Черной земле Хеми мой род почитали наравне со всемогущими богами. Изображение мое украшало короны царей, а жилища бедняков мои родичи защищали от нашествия крыс и мышей, и порою, встав ночью, бедняк-ремесленник хлопками в ладоши предупреждал бесшумных соседей о своем приближении, чтобы ненароком не наступить на чуткого помощника, который мог в любой момент обратиться в холодный хлыст смерти.
Не мой ли предок стал причиною грехопадения Евы – легендарной прародительницы человечества? Да, наш род проклят с тех времен. Обречен пресмыкаться, чтобы двигаться и убивать, чтобы жить. Наше тело – черная плеть, бьющая без промаха. Мы вечные враги рода человеческого. Нас боятся и ненавидят. Но в нас самих нет и грамма той ненависти к людям, которую нам приписывают порой. А страх наш перед человеком порой даже сильнее чем страх человеческий пред нами. При встрече с библейским нашим «врагом» мы обычно стремимся скрыться, а люди частенько готовы нас преследовать.
Род людской приписывает нам мудрость… В чем же видят у нас люди признаки этого качества, вполне человеческого? В долгой жизни? В способности взирать, не моргая, и двигаться почти бесшумно? Или – в молниеносном броске на добычу? Или – в способности убить? Для нас все это – дар природы или Богов, как кому угодно, но уж никак не признак мудрости. И уж если бы явился человек, способный ходить неслышно, глядеть в глаза врагу не моргая и убивать без зазрения совести – его назвали бы как угодно, но не «мудрым». Быть может, мудр тот несчастный мой родственник, которого ловят и сажают под стекло на потеху почтенной публике? Он бросится на живую мышь, подсаженную человеком (ведь мы, как известно, не реагируем на неподвижную добычу), но в то же время не станет кидаться на стучащий по стеклу палец праздного зеваки, ибо нет в том проку, лишь и без того мутное стекло станет еще мутнее…
Сегодня – великий день для нашего рода. Я впишу наше имя в нетленные скрижали Истории, и, быть может, художники будущего, изображая нашу прекрасную Царицу на холсте и в мраморе, не забудут и о моей скромной роли.
Я сегодня не только гость, но и дар. Дар несчастной любви, одной средь многих, но, может быть, самой яркой, страстной и трагичной. На раздвоенном языке моем – горечь поражения в решающей битве, стоившей жизни многим, и в том числе Ему – тому, кто любил, тому, кого ждала победителем. На острых бороздчатых зубах моих – две желтые мутные капли, те, что оставляют от жизни десять минут и уводят в вечность, дающие полную свободу от всех условностей земного существования, от страдания, боли, позора. Моя Царица будет свободна, ибо сегодня я ее гость, ее дар, ее спасение. Я смерть.