…да пойми же ты, док, мне не то, что терять –
приобретать-то нечего. Я - машина
по перемалыванию времени в знаки «ять»
«ерь» и прочие старомодности. Я – вершина
собственной жизни, карточной архитектуры
из крапленой колоды. Налей микстуры
и попытайся если уж не понять –
выслушать. Есть же на то у тебя причина.
Если на то пошло, я тебя не вижу.
То есть, конечно – морщины, пенсне, сигара,
а за пенсне – глаз уставная жижа,
выкрашенная «под милосердие» Эта пара
глаз под стать укротителю поросяток.
Я, разменяв на мелочь пятый десяток,
говорю не с тобой, а с жизнью крайней,
вялотекущей. Спорить ты будешь с Таней,
той медсестричкой, что увлекал к кушетке.
Ей и расскажешь «иллюзии так напрасны»
и что «вы в собственных комплексах, точно в клетке»
и «запирательства ваши для вас опасны»
Мне же весь этот набор, что слону – дробина.
И покуда меня сульфазиновая дубина
не срубит, как мачо мачете мочит по ветке,
извольте слушать… И кстати – нет сигаретки?
Нет. Ну, конечно. Ладно. Дыми в одно жало.
С миру по нитке – и нет никакого мира.
Всё, что текло по усам, да в рот не попало,
всё, что попадало бисером, манной, сыром,
снегом сырым, градом по ржавой кровле -
так посыпают опилками лужи крови
и представление продолжается – это
так небеса отвечают на вопли «Нету!»
«Нет никаких небес!» и тотчас же – «Дайте!»
«Мы не рабы и рыбы не мы, а рыбы!»
И небесам эти вопли куда как кстати,
ибо сквозь них не слыхать скрипение дыбы
времени и Прокруста точильный камень.
Подагрически скомканными руками
хрустко выламывая, как цыплячьи кости,
кружево судеб, Некто Никто без злости,
делает свое дело, учись, пиранья.
От камикадзе хлопают ветхие врата,
черные от обиды, что нет названья.
Ключник якшается с Локки запанибрата,
режутся в кости – кто пойдет к Гименею
и назовет его перестарком-змеем.
И одинаковым жестом прячут окурки
по рукавам, завидевши демиурга -
эта контора пишет, как слышит, док.
А слышит хреново, вроде тебя. По сути
я ничего никому объяснить не смог.
Да и не надо. Череп отверткой крутит
привычная, точно залеченная культя,
клейкая мантра «счастье внутри у тя!»
Я бы поверил. Я бы на все забил,
если бы не так часто на вскрытиях был.
… впрочем, уже говорил – что такое смерть.
И что такое слова. Уроборос –
слова порождают слова, загоняют в сеть,
вылавливают на живца, кусают за хвост,
сглатывают не жуя, рожают, жрут,
совокупляются. Кролики так живут.
И от вибрации трущихся биомасс
слышится рокот «истина где-то в нас»
А истина… Это симфония ре-минор,
разграбленная человечьими голосами,
совокупленными в древнегреческий хор
с постоянным рефреном «Я понял! Знаю!»
на осколки бравурных, режущих нот.
Так колыбельную полковой барабан пробьет.
Так скрежещет простреленным сердцем рация.
Это мираж, искажение. Просто рефракция
Света и Слова из-за такой бесконечной дали,
что не то, что измерить – представить страшно.
Вот и сбиваются в страхе локтями из стали.
Я же сбежал в крезу из той рукопашной.
И вот теперь – сижу пред тобою. В клетке.
Слушай.
Читает кесарь твои заметки?
Или хоть кто-то, кроме тебя – читает?
...подлинные поэты – те понимают,
что после смерти лишь Слова и воскреснут.
Что воскресают только Слова. Лишь те,
которые недосягаемы через бездну.
Словно морковка на выдвинутом шесте
перед носом у вьючного, скажем, осла.
Ну, вот, представь, что картинка тебе дала,
из «Плейбоя» что прячешь ты под кроватью -
вот это и будет примерная схема счастья.
Нет, ты послушай. Брось свою жизнь, работу,
и научись красть нефть, забивать голы,
прыгать по сцене до кровавого пота,
стань знаменитым, ну, хоть как Бюль-Бюль Оглы,
пробейся, добейся встречи, не знай сомнений,
и сквозь охрану, поклонников - встав на колени,
услышать: «Да у тебя изо рта, хм, воняет»
Вот так с нами, ищущими, оно и бывает.
Так что ты, в общем, прав, со своим журналом.
Знаешь, в руках синица, и всё такое…
Что там – вечная жизнь… нам бы щас. И налом.
Что, утомился слушать? Коли изгоя.
Иглою коли и глуши темноты прикладом.
Мне, в общем, большего от тебя и не надо,
потому что более я не скажу ни слова.
Потому что душа от боли на всё готова,
потому что морковка поймана на излете
и осёл увяз в бездорожье, в глухом болоте,
и не одарят его небеса тропою.
Потому что ты слышал - говорю не с тобою,
в сумерках жизни расползаются лица,
души, тела. И не за что уцепиться.
Нужен огонь не для тепла – для света.
Так разожги его всем вот этим бредом,
потому что – ты помнишь? – я заявил с порога -
горит лишь бумага. Слова возвращаются к богу.
Он разберется. Вот и устрой им встречу.
Пока никого прочтением не покалечил,
выжги огнем равнодушия, не читая,
сжалься, добей. А когда дым растает
серым журавликом, то развяжи мне руки
и завяжи глаза. И когда от скуки
снова зайдешь в камеру с моим телом,
то убедишься – сделал благое дело,
потому что со мною теперь всё гораздо проще.
Потому что теперь я доживу на ощупь.