На кладбище, на Охтинском, большом,
Сижу, родню и батю поминаю,
Сюда впервые забегал я огольцом,
Теперь хожу, к покою привыкаю.
Но вряд ли доведётся здесь лежать,
На горизонте вновь война маячит,
И, может быть, родня моя, как знать,
Набат разбудит вас, а это значит,
Что больше некому вражину удержать,
И сорок первый может повториться,
И снова будет армия бежать,
Да ей и нечем, если честно, борониться.
У нас опять лишь планов громадьё,
Опять, опять мы в срок не поспеваем.
А как успеть, когда кругом ворьё,
А мы журим его, а не сажаем!?
Да и народ, отнюдь, не монолит,
Своя рубаха стала ближе к телу,
А вождь такой, что складно говорит,
Но не спешит, увы, от слова к делу.
А значит, хватит вам, родные, спать,
Вставайте, внуков ваших обучайте,
Как надо голыми руками побеждать,
И о боях своих напоминайте -
Как вы с одной гранатой шли на танк,
Как оставалось только трое в роте:
Татарин, украинец и грузин Вахтанг,
Что за Россию братьями легли в окопе.
И мой батяня, закусив губу,
Бежал с лопаткою сапёрной в штыковую,
Но Курскую дугу не сдал врагу,
Взяв у убитого винтовочку родную.
Мой дядя Витя, флотский командир,
Пройдя сквозь ад из Таллина в Кронштадт,
Надел пехотный полевой мундир
И бил врага за город Ленинград.
А моя мама, возрастом мала,
Бригадой женской в поле управляла,
Пахала, голодала, не спала,
До зёрнышка всё фронту отдавала.
Но спят мои родные... Тишина...
И лишь на ветке тинькает синица.
И ухмыляется грядущая война:
"Ну, кто теперь со мной сразится?"
Юрий Антонов
11 июня 2013 г