Я словно еду в ночном экспрессе.
Темно и тихо. И я как будто в плену.
И выйти нельзя сейчас в этом месте.
Из вагона не выпрыгнуть на ходу.
Я пью горький чай. Проводница притащит.
И он словно комом, обратно тошнит.
А одеяло, наглый сосед незаметно стащит.
Ему пусть теплей, пусть сладко поспит.
Я просто устала. И сон мне наградой
Не будет уже. Так случилось. Скорей
Мне сны сейчас все будут кошмаром.
От этого страшно. Хоть верь, хоть не верь.
И хочется выбраться из этого ада.
Но мне не поможет ни чай, ни постель.
И хочется выть. Но не буду я рада,
Коль от воя проснётся забытый сосед.
Он ведь не спросит, о чём моё бденье,
Протянет бутылку с улыбкой стальной.
И я, так и быть, моля о спасенье,
Смочу своё горло водкой шальной.
Она, обжигая, прольется в желудок,
Но тошнота не уймется, увы.
И помутится больной мой рассудок.
Ему так и надо. Так проще. Дышу.
Дышу, но не чувствую сердца биенье,
Оно не покажет ни мне, ни ему,
Своё запоздалое нынче призренье,
О том, что не Богу я снова служу.
Но водка отпустит и снова начнётся,
Всё то, что и раньше, но только сильней.
Раскаянье грянет, и ливнем прольется,
В душе запустелой и страшно больной.
Болезнь излечить мне уже не под силу.
И водкой её не залить как-нибудь.
Из поезда вырвусь навстречу я миру,
Поможет ли это себя мне вернуть?