«Долгая жизнь и короткая старость...
Думалось, этого хватит вполне.
…Ведать не ведаю, сколько осталось –
Дольше, чем нужно, не надобно мне.
Мера важна. И бессмыслен избыток,
Коль через край наливаешь вино:
В землю уйдёт он, желанный напиток,
В землю уйдёт, пропадёт всё равно...»
Мустай Карим (полное имя Мустафа Сафич Каримов) - один из известных поэтов не только в Башкортостане, но и далеко за его пределами. Родился 20 октября 1919 года в ауле Кляш Чишминского района республики Башкортостан.
Сама жизнь Мустая шла в одном ритме с жизнью всей страны – мальчик из глухого села в 1941 году окончил факультет языка и литературы Башкирского ГПИ. И сразу – на фронт. С первых дней войны и до победы Мустай Карим был на фронте — служил начальником связи. А одновременно был корреспондентом фронтовых газет на татарском языке «За честь родины» и «Советский воин».
Член ВКП(б) с 1944 года. Народный поэт Башкирской АССР с 1963 года. Герой Социалистического Труда с 1979 года. Лауреат Ленинской и Государственной премий СССР…
Детство будущего поэта пришлось на время бурное. Оно накладывало свой отпечаток на всю аульскую жизнь, ломало прежние о нём представления. Первым социальным событием, очевидцем которого стал будущий писатель, явилась коллективизация.
«Она ворвалась в быт аула неожиданно и стремительно, как весенний разлив... Взбудораженный люд, нередко раздираемый душевными противоречиями, не умом, а скорее сердцем понимал, что перемены в укладе деревенской общины неизбежны... Потому вера в будущее у большинства брала верх над сомнением, и аул в целом в те дни жил с учащённым пульсом, в повышенном тонусе. Даже старые женщины отрезали со своих камзолов и нагрудных украшений серебряные монеты царской чеканки и без сожаления несли в сельсовет кучи серебра «в задаток на трактор».
Годы, всколыхнувшие всё и вся в селе, по-своему преломлялись и в детском сознании. В семье Сафы Каримова было двенадцать детей, поэтом стал только один. Рассказывают, рос ребёнком впечатлительным. Доверчив и раним был... Вбирал в себя легенды, сказки. Великое множество их знала Старшая Мать. Ездил в ночное время с ребятишками-сверстниками, впитывал истории, слышанные у костра.
Мальчик начал писать в середине тридцатых годов. Его ранние стихи о весёлом детстве печатались в газете «Юный строитель». Еще в годы учебы в Башкирском государственном педагогическом институте внештатно работал в журнале «Пионер», а в 1939-1941 годах был консультантом Союза писателей Башкирии.
В 1938 году вышла в свет его первая книга стихов на татарском языке «Отряд тронулся», в 1941 году вторая — «Весенние голоса». С тех пор им было опубликовано более 100 поэтических и прозаических сборников, свыше 10 драматических произведений.
Сразу после окончания института был призван в ряды Красной Армии и направлен в Муромское училище связи. Закончил его уже во время войны в звании младшего лейтенанта и затем то на фронте, то в госпитале каждую свободную минуту писал – и по-татарски, и по-русски. Закончил войну в Вене и был награжден орденами Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, медалями.
Говоря о своем творчестве, Мустай Карим шутил:
«Понимаешь, некоторые поэты сетуют и жалуются на то, что их труд неимоверно тяжел. Один даже надпись на книге сделал: «Собрату по сладкой поэтической каторге». Бред какой-то. Коль так тяжело, не пиши... Никто от этого не пострадает. Не хлебороб же ты, который день-деньской пот на пашне проливает. А бросить ему работу нельзя: весной сев, летом уход за посевом, осенью урожай снимать. Не поработаешь — без хлеба останешься…».
Пожалуй, едва ли не единственный поэт, не жалующийся на невыносимую тяжесть творческой работы. Впрочем, не творческой работы хватало с избытком: с 1951 года по 1962 год - председатель правления СП БАССР, с 1962 по 1984 год — секретарь правления Союза Писателей РСФСР. Кстати, членом Союза Писателей Мустай Карим стал еще в 1940 году. Так что плодотворная литературная работа была для него скорее отдыхом от бесконечных заседаний и бумажной рутины.
Наиболее известные произведения: сборники стихов и поэм «Черные воды», «Возвращение», «Европа-Азия», «Времена», пьесы «Страна Айгуль», «Похищение девушки», «В ночь лунного затмения», «Салават. Семь сновидений сквозь явь», «Не бросай огонь, Прометей!», повести «Радость нашего дома», «Таганок», «Помилование», «Долгое-долгое детство». Произведения Мустая Карима переведены на десятки языков России и мира.
Не жаловался, но все-таки считал, что без труда ничего не получится, даже при наличии таланта. На одной из встреч со школьниками по случаю получения ими аттестатов зрелости, поэт сказал буквально следующее:
«…Стихи — дело сугубо личное... Творец работает всегда по зову души. Талант — это золотой колокол… но без языка. И чтобы он зазвучал в полный голос, нужно много самоотверженно трудиться. Без этого он никогда не запоет в полную силу, хотя и золотой».
В России как было, так есть и поныне: литература — явление не только эстетическое, но и идеологическое. Мыслящий литератор, даже если он пишет о дуновении ветерка, о звездах и луне, — так или иначе участвует в формировании личности читателя. Не случайно, видимо, большие, известные стране и миру писатели не гнушались никогда обыденной газетной работы. Мустай Карим — не был исключением.
Но когда один из журналистов в беседе с ним предположил, что мудрые статьи в газетах, убедительные речи с трибун всевозможных собраний и съездов будят здоровые мысли, вызывают бурю эмоций, подвигают к делам и поступкам, поэт отреагировал совершенно неожиданно:
— Знаешь, я не льщу себя надеждой на большую любовь к себе и к моему творчеству тех, кто придет после нас…
Сказано это было уже народным поэтом Башкирии, кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» второй и третьей степени, а еще до того – дважды кавалером Ордена Ленина, двух орденов Отечественной войны, ордена Трудового Красного Знамени, орденов Дружбы Народов, Красной Звезды, Знак Почета, заслуженным деятелем искусств РСФСР, почетным академиком Академии наук Башкортостана, лауреатом Ленинской премии, Государственной премии, Республиканской премии, Международной премии имени Шолохова, обладатель Почётного диплома Международного жюри имени Г.-Х. Андерсена… Полстраницы скороговоркой перечисленных наград, званий, дипломов. И – не уверен, что будут помнить? Сейчас человек один стишок в Интернет выложит и уже абсолютно уверен в собственном бессмертии.
Не думаю, что Мустай Карим сказал такие слова от избыточной скромности. Просто уже тогда подошло время крушения великих идеалов, ниспровержения выдающихся имен — вот где кроется боль и печаль. К сожалению, вслед за Пушкиным он не мог повторить его бессмертное: «Печаль моя светла». Она, эта его печаль, была горька, как полынь.
«Желание служить общему благу должно непременно быть потребностью души, условием личного счастья», утверждал А. П. Чехов. Это истинное кредо писателя, и оно постоянно присутствовало во всем творчестве и в самой жизни Мустая Карима. Вся его жизнь проходила на глазах народа. Философская лаконичность его выступлений всегда играла заметную роль в жизни общества. К сожалению, вслед за эпохой титанов пришло время пигмеев. Могучих Гулливеров оттеснили с большого пути ничтожные лилипуты.
Кажется, Виктор Гюго сказал, что для самовыражения политикам требуется толпа площадей, а писателю — одиночество и тишина. Не потому ли на земле так мало думающих политиков и гораздо больше умных писателей? На наших глазах продолжается процесс разрушения отечественной культуры, из великой кое-кому неймется превратить ее в ничтожество. Прекрасный русский язык сознательно превращают в навозную кучу новомодного сленга, с «парохода современности» снова сталкивают самые дорогие для нас имена.
И ведь – было уже все это. Гремели, клеймили, сталкивали, возносили на пьедестал новые имена-однодневки. Но – не приживались, уносились потоком времени, а на пьедестале оказывались все те же, отброшенные.
А ведь еще Пушкиным сказано:
«Неуважение к именам, освященным славою, первый признак невежества и слабоумия».
Эстрадная популярность и «освященное славою» имя — понятия далеко не однозначные. Это относится и к поэзии. Когда-то на всю огромную страну гремело имя Виктора Гусева. Его стихи широко публиковались во всех газетах вплоть до партийной «Правды». По его стихотворным сценариям штамповались кинофильмы. Помните такого? Нет, и не напрягайте память – кануло в Лету.
Читателям моего поколения таких имен с эстрадной известностью подкидывалось много, а значимых фигур осталось – считанные единицы, да и те постепенно отодвигаются в сумрак прошлого. Исключение — Владимир Высоцкий, феномен во всем, символ эпохи, в которую жил, действительно народный поэт, хотя официально такого звания (да и вообще никакого) не имел.
Александр Твардовский, Николай Рубцов, Арсений Тарковский, Юрий Левитанский, Юнна Мориц эстрадной славы не имели. Их знали и чтили как поэтов. В Башкирии таким был и остался Мустай Карим.
Любая грань новой жизни наполняла его острый взор восторгом. Он воспринимал жизнь открытым взглядом и доверчивой душой, как будто бы сам был участником каждого радостного события: появления первого трактора, рождения неслыханного чуда — радио. Творческая и личная судьба писателя со стороны может показаться достаточно безоблачной, удачливой. Оно и в самом деле так, ведь имя его знает вся Россия, а в республике оно начинает произноситься чуть ли не с колыбели.
Родившийся на Урале, в самом песенном и удивительном краю, он с первых своих литературных опытов впитал в себя вместе с природной мудростью своего народа поэтическое достояние Востока — с одной стороны, европейскую классику — с другой, не говоря уже о великом наследии русской литературы. В слове поэта заключена мудрость. А мудрость одинокой в произведении не бывает, она всегда в окружении образного слога, в умело найденной музыкальной тональности, в золоте уместно сказанных слов.
Ирония, улыбка, философская раздумчивость — тоже друзья мудрости. Все это вместе взятое рождает большую, настоящую литературу. Выстраивая канву своих произведений на материале родного края, рисуя типы своих земляков, показывая жизнь селян или обращаясь к образу легендарного Салавата, поэт стал певцом Башкортостана.
Но в том-то и парадокс великой литературы, что чем национальнее писатель, тем он интернациональнее. Именно таким предстает перед широкой читающей публикой народный поэт Башкортостана Мустай Карим. Когда мудрый человек, тем более наделенный талантом писателя, будь то аварец, башкир, татарин или киргиз, разговаривает со своим народом, читателю кажется, что он говорит с целым Миром, душа его открыта всем вместе и каждому по отдельности.
Два мира, две эпохи... Само дыхание века отражено в его творчестве. Есть бесспорная истина: историю творит народ, объединенный в государства и цивилизации. Пишут же ее историки, зачастую, к сожалению, в угоду политической ситуации. «История, — утверждает Мустай Карим, — минувшая реальность. Абсолютно объективной она быть не может».
Выходит, что на историческом поле мяч летит в те ворота, куда ветер дует. А вот дух народа, запахи, звуки, цвет истории воссоздают, оставляют потомкам поэты, писатели — художники слова. Не все, а только лучшие из них, кто вместе с народом, со страной вкусил соли и проливал пот, сумевшие запечатлеть эпоху. Именно по их незабвенным произведениям последующие поколения могут правильно понять прошлый день, ощутимо почувствовать на себе радости и печали живших тогда людей.
Память лет — ступени к прошлому. Одну из своих стихотворных книг Мустай Карим так и назвал «Возвращение». Она была издана к его 70-летию, и стихи в ней уходили в прошлое по нисходящей линии: от 1990 до 1940 года. Перед читателем открывался поэт, удаляющийся в даль прожитого. Доказано временем: лучшая история России — ее литература!
Народный поэт Башкортостана — сын прошлого века. Его коснулись жгучие искры революции и гражданской войны, а дороги Великой Отечественной он прошел с автоматом в руках от начала до конца. На переломе двух веков сам он пророс корнями в 20-м веке, а творчество его, наполненное высоким духом человечности, устремилось в век 21-й.
Живя с народом, разделяя его радости и боли, он дал жизнь огромному литературному семейству: стихам, поэмам, драмам, прозаическим произведениям. Поэт, прозаик, драматург, публицист — но прежде всего, в совокупности всего творчества, он мыслитель, философ.
В рабочем кабинете Мустая Карима висела старая фотография. На ней три писателя, слава которых гремела когда-то по всему Советскому Союзу: Чингиз Айтматов, Расул Гамзатов и он, Myстай Карим. Их тяготение друг к другу, взаимное уважение и любовь определились в те годы не столько национальной политикой великого государства, сколько искренней человеческой привязанностью сердец, родством душ.
Потом все трое оказались на переломе двух эпох. В новых временах даже их прекрасная дружба, которой никто из них не изменил до конца, все-таки как-то поблекла и померкла за клубами политических дрязг и интриг, всеобщего дележа и распродаж. Но поэзия — категория не рыночная. В рынок она войти не сумела, в товар превратиться не смогла. Есть вообще вещи, которые просто не подлежат купле-продаже.
Странно было бы услышать: «Сколько стоит симфония Чайковского?» Цены у нее нет, она бесценна! Так и стихи. В том числе стихи Myстая Карима. Самые дорогие вещи — Любовь, Дружба, Родина — не продаются. И тот, кто преступил эту истину, утрачивает свою духовность, то есть сам становится продажным.
Запись из дневника Мустая Карима:
«Общеизвестна вековая привязанность башкира к коню. Без коня, говорили прежде, нет башкира. Нет и башкирского поэта, кто бы не воздал коню восторженно-высоких похвал. Разные масти у лошадей: чанкар — белая лошадь, вороной — черная. Есть множество других: каряя, игреневая, гнедая, соловая, каурая, буланая, пегая, саврасая, мухортая, чалая... А вот у человеческой души только два цвета — светлый и черный. И во власти самого человека пребывать в любом из них…»
Творческое наследие Мустая Карима, как и душа его, пронизано светом. И книги его — это призыв к добродетели, разуму, миролюбию, в общем и целом — к свету. Он болезненно-тяжело перенес крушение Государства, которому он служил верой и правдой. Рушились его идеалы. Душа переживала последний день Помпеи.
«…Когда подует ветер, в первую очередь поднимается пыль. Золотой самородок, плодородная земля, леса и травы остаются на месте, а пустопорожняя пыль мечется и взлетает к небу, затмевая собою само солнце. Стоит стихнуть ветру — тут же сгинет и эта пыль, засияет солнце. Не происходит ли сегодня, в условиях «перестройки», именно такое? Похоже, происходит! А еще говорят: «Подуло весенним ветром». Но ведь весной, прежде чем пробиться зеленым росткам и побегам, первым появляется из-под снега всякий мусор и дерьмо. Уже появились! В огромном изобилии. А чего дальше-то ждать!..»
У башкирских литераторов бытовало довольно наивное, но искреннее определение степени талантливости того или иного писателя. О Сагите Агише говорили: башкирский Зощенко; о Миассаре Басырове — башкирский Есенин; о Рами Гарипове — башкирский Блок. Мустаю Кариму в этих параллелях места не находилось. В русской классике трудно найти аналог его самобытному творчеству. Сам же поэт с чувством высочайшего уважения относился к творчеству своего собрата, выдающегося русского поэта Александра Трифоновича Твардовского. Но сказать, что он башкирский Твардовский — будет неверно, ибо Мустай Карим, он и есть Мустай Карим — первый башкирский литератор, кто вышел на дорогу мировых достижений словесности.
В его повести «Деревенские адвокаты» учитель спрашивает: «Вот, дети, скажем, подхватил вихрь кого-то из вас и закинул в далекие страны, как вы найдете дорогу домой?» Сметливый мальчик Нурислам отвечает: «Первым делом я Россию спрошу. Даже если языка не знают, слово «Россия» поймут, направят, куда надо. Когда в Россию попаду, про Уфу спрошу. В Уфе мне дорогу в Кара-Якуповскую волость покажут, а из Кара-Якупова дорогу я и сам знаю». А ведь тот Нурислам верно схватил: Россия, ее надо держаться, чтобы не потерять свое родное становье.
Через нее они, деревенские ребятишки, и друг друга нашли: Михаил Дудин из деревни Клевнево, Расул Гамзатов из аула Цада, Кайсын Кулиев из аула Верхний Чегем, Давид Кугультинов из хотона Абганер Гаханкин, он сам - из аула Кляш.
Об этом «Не русский я, но - россиянин!».Стихи немножко громкие - дело даже не во времени, настроение было такое. Но есть там строчки, которые этот пафос искупают, ради них всё и написано:
«С башкиром русский - спутники в дороге,
Застольники - коль брага на столе,
Соратники - по воинской тревоге,
Навеки сомогильники - в земле».
Михаил Дудин, главный переводчик и близкий друг поэта перевел это стихотворение практически слово в слово. Как и многие другие стихи Карима. Их переводили и другие поэты: Михаил Светлов, Ирина Снегова, Вероника Тушнова Елена Николаевская. Но Михаил Дудин все-таки был лучшим.
В республике Мустая Карима не просто любили и почитали. Крестьянского сына, прошедшего сквозь ураган войны и ставшего великим поэтом, уважали за мудрость, за простые и человечные мысли, проникнутые глубоким философским смыслом, за беспокойство за судьбу своего народа, за идеи сплоченности нации и дружбы народов. За три недели до смерти он выступал на открытии памятной доски своему другу Мусе Гали:
«Человек после смерти уходит в вечность, его душа поднимается на небеса, а тело остается в земле, в могиле. Очень многие уходят туда, и о них забывают. И только избранные, хотя и остаются в могиле, но перемещаются в людскую память, и остаются в этой памяти на долгие годы, на десятилетия и столетия», - сказал поэт.
Эти слова в Башкирии с полным основанием относят и к самому Мустаю Кариму.
…Кто-то идет по дороге, еле различимая точка. Он вглядывается, пытается понять: старый или молодой, мужчина или женщина? Слишком далеко, сейчас путник уйдет в сень прибрежных деревьев и исчезнет. Так что если человек идет не к нему, он этого никогда не узнает. Однажды он вот так вглядывался в далекую точку и вдруг подумал:
- А может, это смерть идет? И идет она ко мне?
В тот же день он написал стихотворение о том, как перед старым певцом предстала прекрасная девушка и сказала, что она - его смерть.
И промолвил поэт:
- Смерть красивой такой быть не может!
И в ответ услышал:
- Я не чья-нибудь смерть, а твоя,
Я - такая одна.
Не миновать, придет эта красавица и уведет его.
Там его спросят, откуда, дескать, прибыл, и он по-солдатски доложит: «Земля, Россия, Башкортостан, аул Кляш».
Народный поэт Башкирии, автор повестей «Страна Айгуль» и «Долгое - долгое детство», трагедий «Не бросай огонь, Прометей!» и «В ночь лунного затмения» скончался после двух инфарктов 21 сентября 2005 года на 86-м году жизни. Похоронен на Мусульманском кладбище в Уфе.
И навеки остался в поэтической истории России.