ПРАГА
1.
Ты, Прага, как вино, что цветом схоже с кровью.
Имя твое, воспетое стократно,
Пленительно в повторе многократном,
Как женский вздох, рождаемый любовью.
Сирены, каменные шлемы прочь!
Пора принять вам мирное обличье.
Безмолвные, должны мы день и ночь
Сиренам совести внимать небезразлично.
И если в прах падет наш город славный,
И камня не останется на камне,
А только я один над пепелищем
Буду стоять, глотая пыль веков,
В душе ты, Прага, возродишься вновь.
Разрухе не пожрать твое величье.
2.
Разрухе не пожрать твое величье.
С водой и ветром воссоединенной,
Воспрянет красота неистребленной
И пережившей страхов многоличье.
И станет Прага песнею волны,
Узорочьем воздушного потока,
Посланием для вечности из срока,
В каком ее мы были лишены.
Я, как над краем пропасти, блуждаю
И смерть меня подталкивает к краю,
Ведя отсчет обратный капель крови.
Но выход не ищу я из руин.
Оголодавший, я бреду один
По черепкам к порогам павших кровель.
3.
По черепкам к порогам павших кровель
Бреду вокруг Собора сквозь туман.
И выживу, если больной каштан
Сок жизни восстановит в своей кроне.
Всех пражских веяний я понимаю толк.
Засохший лист подняв с земли весною,
Зацветшую фиалку я открою.
Под каждой дверью аметист-цветок.
Подобно облаку, ты каждое мгновенье
Являешь мимолетное виденье
И возникаешь новью необычной.
Но стойкость твоя суть, а не апломб.
Ты устоишь даже под градом бомб
При орудийной канонаде зычной.
4.
При орудийной канонаде зычной
Кренился круто площади квадрат
И в переулках, что окрест лежат,
Гул обретал черты многоязычья.
Нацеленные с Летенских высот,
Орудия по центру Праги били,
Но, падая, деревья защитили
Ветвями столп Пороховых ворот.
Деревья падали, рвя провода окрест,
Но на твоем челе надежды знак и крест
Сияли прописью святой и красоту
Влтавские струи, в косы заплетаясь,
Усиливали. Этим восхищаясь,
Не выходил я за твою черту.
5.
Не выходил я за твою черту
За теми вслед, кто вышли из боязни,
Иль от отчаянья, иль от угрозы казнью,
Иль веру принимая за тщету.
Был благодарен я за каждый ломтик хлеба,
Отрезанный ржавым ножом беды,
За каплю каждую кристальной чистоты,
Кропящую персты и губы как дар с неба.
И для меня тогда платка случайный взмах
Казался флагом в ясных небесах.
И я писал весенние предвестья
Тревожными ночами и читал
Их четырем стенам и страстно ждал,
Ждал лучшего с покойниками вместе.
6.
Ждал лучшего с покойниками вместе:
Когда в весенней голубой канве
Пора настанет прорасти траве
Стежками жизнерадостных известий.
Пусть дом мой пуст, мои друзья мертвы,
Со всходами травы на их могилах
Я стану говорить о днях нам милых,
И вспомнят обо всем со мной клочки травы.
Мои друзья со мной, во мне их смех и боли.
Пусть платья женщин тех во власти моли,
С какими танцевали мы до бедствий.
Но вдруг из ложи блик бинокля… Я иду
На угол площади и вновь кого-то жду
Под снегом и дождем на прежнем месте.
7.
Под снегом и дождем на прежнем месте
Я ждал, когда вся тьма из Праги выйдет
И ветер кружева зимы отринет,
Сменив на кружева весны их честь по чести.
И вот апрель. И солнечный луч яркий
Молочным бликом вынырнул из крынки
И пробуждает сонные барвинки,
И я, как прежде, под заветной аркой.
Часы на Старой башне надо мной
Отмерят время долгожданным боем.
Она печатку прочь. Я тут как тут.
Под этой аркой этого мгновенья
Я ожидал, как света ждали тени,
Как в юности скрипа калитки ждут.
8.
Как в юности скрипа калитки ждут,
Я терпеливо ждал, тому подобен,
Кому в протянутую пиалу ладони
Только дожди по капле подают.
Ждал ветра, разгоняющего тучи,
Чтоб признаки зари в них не померкли,
И, отраженный узким окном церкви,
Прошел по всем кварталам ясный лучик.
Сирены, почему ж весна не в радость вам?
Иль так привыкли вы к дождям и серым дням,
Что свет весны стал чужд вашей природе,
Или известно вам, что нас высшие силы
Надежды на спасение лишили?
Пророчества совы в подобном роде.
9.
Пророчества совы в подобном роде:
В соборе тьма, наощупь мы идем,
Скользим по плитам… Но пред алтарем
Лампады неугасшими находим.
И в роковые дни под бременем судьбы
Нам стали много ближе, чем когда-то,
Собора хладный камень сыроватый
И в крест гвоздями вбитые стопы.
Но если свет угас в лучистом взоре
Той, что молилась с нами в общем хоре,
И если плач наш Богу неугоден,
И Бог не смилуется, значит мы равны
Чертополоху, пагубе весны.
Накликали мы сами гнев Господень.
10.
Накликали мы сами гнев Господень.
И, пожелай Он, были б тучи стрел
И грифы хищные над кучей наших тел,
И безнадежность полная в исходе.
Пусть на твоем плаще блестит одна стрела
Нестрашная, но символ сильной воли,
Пока с высокой башни колокольной
Не падают, гудя, колокола.
Боюсь лишь одного: найти среди развалин
Обрывки платья. Но отринь печали
Предчувствий худшего, утешь и успокой.
Я верую, что ты избавишь нас от бойни
Своей мольбой, улыбкою спокойной
И только лишь одной твоей слезой.
11.
И только лишь одной твоей слезой
Ты нам вернешь спокойствие былое.
И возродится дерево сухое
И зацветет грядущею весной.
И музыка этой весны взовьется,
И в чашечки открытые цветов
Тихим мотивом радости вольется,
Нам цвет и аромат даруя вновь.
Ты, утвержденьем новой жизни станешь,
Ты крылья сатаны босой ногой сломаешь,
Ты укрепишь ослабших в дни ненастий,
Утешишь страждущих и им вернешь покой.
И только лишь одной твоей слезой
С крыш будут смыты все следы напастей.
12.
С крыш будут смыты все следы напастей.
И в городе весеннем шум дневной
Сменяться станет к ночи тишиной,
Не угрожающей окнам открытым настежь.
Не выживать, а жить, свободою дыша,
Мы будем с ощущением непобежденной воли,
Преодолевшей страх, стерпевшей боли,
Жить так, как требует бессмертная душа.
У спящих на мече тревожный, чуткий сон,
И радость редкая для безоружных он
В лихие времена среди ненастий.
Но и теперь сквозь сон кричу порой
От ощущений, пережитых мной.
Мой крик о времени разгула низкой страсти.
13.
Мой крик о времени разгула низкой страсти,
Когда считалась подлость благородством,
Черты благочестивости –- юродством
И благом в мародерстве соучастье.
Когда на грани светопредствленья,
Деля добычу, нечисть ликовала
И долгом человеческим считала
От ценностей отчизны отреченье.
Когда порядочных людей вязали крепко
В снопы, одним ремнем охватывая цепко,
Чтоб тяготой всех их обременить тройной.
Все то, что я тогда о времени жестоком
Твердил глухо зашторенным, ослепшим окнам,
Вложил для вас я в песни моей строй.
14.
Вложил для вас я в песни моей строй –
Как ветер выл о том, что кончена обедня,
Что нет надежд и что самый последний
Погас фонарь в кромешной тьме ночной.
Но и огонь и тьма мне нипочем с тобой.
Я, как твое дитя, с тобою повсеместно.
Имя твое прекрасно и чудесно,
Как имя женское, как обращенье к той,
В руках луну держащей, словно лютню,
Капризной, своенравной, поминутно
Сверяющей свою старинность с новью
И охраняющей свой каменный покой,
И отмеряющей курантов строгий бой.
Ты, Прага, как вино, что цветом схоже с кровью.
15.
Ты, Прага, как вино, что цветом схоже с кровью.
Разрухе не пожрать твое величье.
По черепкам к порогам павших кровель
При орудийной канонаде зычной
Не выходил я за твою черту
Ждал лучшего с покойниками вместе
Под снегом и дождем на прежнем месте,
Как в юности скрипа калитки ждут.
Пророчества совы в подобном роде:
Накликали мы сами гнев Господень.
И только лишь одной твоей слезой
С крыш были смыты все следы напастей.
Мой крик о времени разгула низкой страсти,
Вложил для вас я в песни моей строй.