С раскрытым Евангелием в синей обложке,
В прокуренной «конуре»
Старик седовласый со сморщенной кожей,
Склонившись сидел в полутьме.
Молился наверное может
В холодной дырявой избе
Старик седовласый и нищий,
Богатый чем-то в душе.
Он пальцем водил по истертым страницам
И что-то такое шептал.
Должно быть в уме собирал по крупицам
как некогда жил-поживал.
По белым редким ресницам
Слезами себя обливал.
Такой седовласый и нищий,
Такую молитву шептал:
«О Боже, не дай им разжиться
Своей нищетою в душе,
Не дай им собой возгордиться,
Ни в шалаше, ни в дворце.
Пусть землю лелеют и тешут,
Её от растрат берегут,
Пусть божии недра не режут,
Пусть садят деревья вокруг.
Дай Боже им всяческой силы,
Побольше ответной любви,
Чтоб не было чьей-то измены.
От ядерных войн их храни!
Пусть те, кто ослепнув от злата,
Прозреют и что-то поймут.
Пусть те, кто остался без брата
Другого брата найдут!
О, Боже, спаси их от мрака!
Открой им глаза!
И чтобы большая клоака
От них ушла навсегда.
Пусть, Господи, любят и верят,
Побольше рожают детей;
Пусть силу не мышцами мерят,
А чистой моралью своей…»
…Старик слабый телом, но сильный
Своею пудовой душой
Дарил над раскрытою книгой
Вселенский людям покой.
А руки дрожали, немели…
Господь звал к себе старика…
Никто не заметил однако
Парящего журавля!