Это душное лето тихонечко сводит с ума,
Прорываясь в виски надоедливой ноющей болью.
От него еже- (часно? cекундно?) Болит голова,
Разъедает сетчатку лазурь купоросовой солью.
От него онемело все тело, да так, что звенит
Каждой косточки доля, как битая старая ваза,
От него не упрячешься в тень и прибрежный гранит,
От него не сбежать, как бегут от проклятий и сглаза,
От него не укрыться в метро и в трамвайный вагон,
Это лето - везде, духотой, как веревками душит,
И катИтся по улицам муки стихающий стон,
Словно мечутся зверем в телах заключенные души.
И последней издевкой, как в крышку последним гвоздем
Все гремят над москвой вхолостую громОв прекаты.
Я молю тебя, небо, пролейся хотя бы дождем,
Охлади задохнувшихся в пыли, поднятой с асфальта.
Я стою под тобой, как в церквях не стою никогда,
Я клоню тебе голову в страшном и диком поклоне,
Я молюсь тебе, небо! Я твой бестолковый солдат,
Что забыт и покинут на тусклом, затоптанном поле,
Я - икона твоя, твой вассал, твой гонец, твой герольд,
Я стою под тобой - видишь, небо? - с распахнутой грудью...
Я молю тебя небо, я твой недоигранный бой,
Шашка, ползшая в дамки по пояс в кровище и мути.
Пусть катилась беда, но хоть кто-то остался и жив,
Кто-то молится, так же, как я, о грозе и метели...
Твой последний козырь - я стою пред тобой, обнажив
Все звенящие жилки в истерзанном ноющем теле.