I.
Но если нет реки, на что ты светишь,
натаскивая скомканную ветошь
в дневным томленьем созданный музей;
фонарь в степи пустынной и прижатой
обнюхают небрежно медвежата
и прочь пойдут на поиски друзей.
Змея моя, из верхнего истока
ты уползла от скупости востока
на сонный юг, глодаемый жарой;
в тебе тела, раскормленные щедро,
себя полощут, раздражая недра,
по вечерам сливаясь с мошкарой.
Кровь движется дрожащими толчками
сквозь хоботки и звонкими щелчками
тревожит спящих рыхлая ладонь;
фарватер тянет краденое к морю,
огни дрожат, дрожь гонит за кормою
течения сомнительный хладон.
Глубин не зная, обегая выступ
сухих песков, твоих антагонистов,
у быстрых не заимствуя аллюр,
течёшь лениво, презирая ленных
существ, тобой питаемых и тленных,
пленённых желобками каннелюр.
Волна частиц никак не переспорит,
частица чушь, как шов уставший, порет,
танцуя на частях и на костях;
дрейфуя к морю и кейфуя явно,
ты смотришь сон полуденного фавна,
забытого в истлевших новостях.
Для сумерек всё яркое чрезмерно,
отринувший надменность Олоферна,
пуантилизм, рассыпавшись в руке,
не режет склер, на резкость зуб не точит,
находит в точках чуткости источник,
а чёткость топит в сумерках в реке.
II.
В тумане тайн неистощима пряха,
всё вырастает из воды и праха,
опрастывая в русло вещество,
довлеют днесь над пишущею пястью
привычное доверие к бесстрастью
и логики линейной торжество.
Упрямо не желая быть логичным,
магическим кристаллом архаичным
царапая течение до дна,
намокшей галькой высекаю вспышки,
ведь и в жаре, по мнению мальчишки,
действительность бедна и холодна.
Soundtrack: Gene Harris, At Last.