"Таким я увидела Перу"
I. Нью-Йорк - Лима
Путешествие начинается в полусне: в полночь я обычно ложусь, а тут - взлет. Собственно, ощущение пребывания в другой стране начинается еще раньше, на регистрации билетов, где ко мне начинают обращаться на испанском - вроде того, что хватит притворяться, уж перед своими-то зачем продолжать на английском... Уверения в том, что я не понимаю большинства сказанного, никого не убеждают, а когда я еще и указываю в анкете испанское имя моей мамы (дань патриотической поддержке Испании в 30-х), всем становится окончательно ясно, что я - "латина", не помнящая родства, и английский исчезает совсем. Посылаю вперед мужа, его-то внешность сомнений не оставляет: сразу видно - гринго, типичный североамериканский турист.
Не терминале пахнет почему-то жженым сахаром. Неужели здесь подают в самолетах знаменитое латиноамериканское лакомство dulce de leche, точь-в-точь вареная сгущенка из советского детства (если кто не в курсе: берешь запечатанную банку сгущенного молока, кипятишь около часа, потом открываешь и высасываешь, причмокивая, темно-коричневую ирисочную вкуснятину)?!
В очереди на посадку за нами становится пожилая пара, ортодоксальные евреи. Перед ними - огромная тачка чемоданов. Они неуловимо отличаются от наших нью-йоркских ортодоксов: то ли шляпа другого фасона, то ли темный костюм. Hу, так и есть - говорят между собой по-испански! Оказывается, в Лиме живут и еврейские ортодоксы, и потомки нацистов. Ну и, конечно, китайцы и японцы. Кто только не эмигрировал в Южную Америку!
Первые часы пребывания в Лиме слегка оглушают. Знакомые по другим городам красно-золотые ворота Чайнатауна неизменны, как МакДональдс, но за ними- все краски и звуки латиноамериканского mercado: невероятной яркости фрукты и овощи - сладости, варящиеся в чанах прямо посреди мостовой и после разливаемые в пластиковые стаканчики (они продаются тут же, по сто штук в мешке) - очищенные, кругами нарезанные ананасы и арбузы, как разноцветные гиганские шайбы, лежат прямо за стеклами передвижных лавчонок. Мани?- спрашивает продавец обжаренного в сахаре арахиса. Деньги предлагает, что ли? Оказывается, mani -это и есть арахис в бумажном пакетике. А вот и ряды свежайшей рыбы, просто-таки подпрыгивающей от нетерпения окунуться в маринад из лимонного сока с луком и превратиться в севиче, южноамериканское любимое лакомство (особо любимое, кстати, мужчинами - говорят, действует почище виагры). Действительно, через несколько шагов- вот они, стаканчики с севиче! а на каждом сидит маленький обжаренный pulpo, осьминог. Но и Китай присутствует на этом празднике, Чайнатаун все-таки: огромные связки бумажных цветов, гирлянды дешевых игрушек и бижутерии, бисер, бисер, бисер... используемый для изготовления перуанских народных поделок, конечно! Маскарадные костюмы и костюмы купальные, галантерея и дешевая пластмасса... Сплав культур будет преследовать всю поездку.
В Лиме можно увидеть и военный парад с нарядной конницей, и пластиковые угрожающие щиты в руках полицейских, и благополучных, достаточно богатых профессионалов, программистов, врачей и адвокатов, и нищету. Но профессионалы выходят на обед в дешевейшие "хуарике", семейные рестораны, или севичерии, и садятся за столы рядом с оборванцами. Бедность здесь спокойна, нищета не вызывающа, и все, по-видимому, спокойно относятся к ужасающему разрыву между классами. Преступлений, говорят, немало, но преступники совершают их исключительно по необходимости, никак не со зла, а вандализма и граффити не видно нигде.
Голова кружится от многообразия увиденного, от контрастов при переезде из одного района города в другой- и это впечатления после многообразия Нью-Йорка! Завтра рано утром мы уезжаем в Паракас, кроме того, я еще вернусь в Лиму, потому сокращаем вечернее гулянье и отправляемся спать пораньше.
II. Estacion del Sur и другие станции
Еще до рассвета приезжаем на автобусную станцию. Там нас ждет настоящий сюрприз: оказывается, в Перу быть небедным не просто неплохо, а очень даже здорово! С одной стороны, в памяти свежа профсоюзная демонстрация из вчерашнего утра: молчащие разношерстные демонстранты против молчащих за своими щитами, выстроившихся в заградительную линию полицейских. С другой, расплачиваясь в твердой валюте, обнаруживаем, что все происходит организованно, по расписанию, комфорт на грани фантастики. Вчера мы видели битком набитые так называемые "коллективос", дешевые автобусики, а сегодня едем в двухэтажном суперавтобусе с раскладными сиденьями (в классе люкс они раскладываются полностью, так что можно лежать), вкусным питанием, интернетом, фильмами на двух языках. Вчера мы пообедали в ресторанчике в центре Лимы, съев достаточно неинтересный обед из трех блюд, который стоил нам что-то около двух с половиной долларов на человека. Рядом сидели местные - "голубые воротнички", клерки. В ресторанах же для туристов рыба, кажется, счастлива очутиться в моей тарелке и благодарит за представленную возможность быть съеденной таким дорогим гостем, а официанты дрожащими губами благодарят за самые небольшие чаевые. Вот она, страна третьего мира... Лозунги, клеймящие капитлизм и коррупцию, украшают бараки вдоль дороги, ведущей на юг.
Едем несколько часов. Местность оживает. Некстати: должна заметить, что даже в Индии больше уважают магистрали: тут их не только перебегают, но даже переезжают на телегах. Кресты на обочине, видимо, отмечают тех, кто не добежал... Дорога убога, но хороша. Океан-подлиза подкатывается к самому краю. Горы подступают с другой стороны.
На станции Estacion del Sur нас приветствует открытый черный рот печи, в которой выпекаются тамале и эмпанады для проезжающих. Город Mala (плохой, видимо, город?) выставляет к самой дороге горы... ну, так и есть: местность называется “Район Голубой Горы”. Мне трудно понять пока, как тут все оперирует: то ли это - декорации для туристов, то ли мы видим живую жизнь.
Спрыгнув со второго этажа автобуса в Паракасе, обнаруживаем, что жилье нам отведено прямо за автобусной станцией, в домиках мотельного типа, крытых бамбуковыми циновками, с бамбуковыми же заборами вокруг (потом все же обнаружилось, что крыша имеется и настоящая, лично на нее поднималась). Вид у домиков такой хлипкий, что, входя, спрашиваю: "А в туалет на станцию бегать?", на что темнощекая и пухлая, как большинство перуанских девушек, девушка на ресепции с русскозвучащим именем Оленка- что-то среднее между Аленкой и Оленькой,- обиженно говорит: "Ну, если вам так захочется... хотя удобнее пользоваться собственным". Тут и обнаруживается, что комната очень даже хороша: новенькая, с современной сантехникой и огромным балконом, затянутым со всех сторон теми же циновками.
"Либертадор" Перу генерал Сан Мартин высадился именно тут в 1820 году, о чем и свидетельствует обелиск в форме паруса прямо через дорогу от автобусной станции. В какой-то момент я заподозрила, что прибыл он тоже на автобусе фирмы Cruz del Sur, вот так вышел на остановке, как мы... уж слишком удобно все расположено.
Национальный парк Паракас - это соляная тропическая пустыня, образованная на месте доисторического океана. Песок - красный, желтый, белый от соли. Здесь обитают птицы, 200 видов. Не все птицы вышли нас поприветствовать, но колония знаменитых перуанских олуш, внешне напоминающих пеликанов, сидит на берегу и на прибрежных скалах, и трудится над производством знаменитого гуано, перуанского "золота". В воде неподалеку от берега играет стайка дельфинов. В небе - стервятники, альбатросы, чайки, десятки птиц, чьи названия мне неизвестны. Говорят, среди них есть и дарвиновские вьюрки.
Вот не говорите, что названия даны случайно. Плайя Супэй (в переводе - "недобрый, зловещий", "берег злых сил") была назван так из-за зловещих звуков, издаваемых птицами, а также из-за рифов, о которые разбивались рыбачьи суда (привлеченные, видимо, именно этими звуками), но именно там, в виду птичьего острова Ле Катедрал, из-за землетрясения 2007 г. потерявшего часть своего готического великолепия, на моего мужа пребольно шлепается ком птичьего дерьма размером с кокос... нет, это - не драгоценное гуано, а глинообразное, темно-зеленое дерьмо стервятника. Мы долго вспоминаем меткую птицу, пытаясь отодрать зловонную субстанцию от футболки.
В самом Паракасе, рыбацкой деревне, известной разве что своей близостью к национальному парку, на улицах больше собак, чем жителей. Туристский сезон подходит к концу, в Южном полушарии - поздняя осень. Рестораны, тем не менее, упорно не закрываются допоздна, киоски с художественными промыслами (имена хозяев выведены большими буквами, что очень трогательно) продолжают работать. Стаи собак кучкуются на единственной площади, сиплым лаем провожая редких прохожих, иногда пытаются зайти в рестораны, откуда их с победной руганью выпроваживают официанты; уверена, что собаки просто хотят помочь ресторанам избавиться от всей этой рыбы, наловленной впрок. С заходом солнца возвращаются рыбаки. Зимняя ночь (это ведь все-таки зима, хоть и май) наступает быстро, и уже в полной тьме они начинают выгружать свою серебряную добычу. Пахнет детством, портом.
III. Еще птицы, горы песка и свежесброженное вино
Самой большой проблемой оказалось то, что в этой стране на английском говорят только тургиды, и то не все и очень плохо. Лихорадочно вспоминаю испанские слова и леплю их вместе с помощью случайно подвернувшихся глаголов, их у меня штук 15 в наличии. Когда кончаются глаголы, начинаю бешено махать руками и вращать глазами. К сожалению, вращание глазами не помогает ПОНИМАТь... а поэтому до меня только сегодня доходит смысл того, что вчера сказали две грустные тетеньки, туристки из Испании: они вчера не поехали нa Islas Ballestas из-за небольшого землетрясения... Мой путеводитель утверждает, что в народе остров называют "Галапагос для бедных". Неужели мы не увидим его?!
Нет, сегодня все успокоилось, можно выходить в море, говорит приветливая Оленка. Действительно, доплываем за какие-то 45 минут, а удовольствия - как от визита в мир, в котором еще не нашкодил человек. На Islas Ballestas толкутся птицы. Пингвины напоминают приезжих купальщиков на одесских пляжах: белогрудые, толстоватые, с опаской подбираются к воде, трогают лапкой, отскакивают немедленно, крылышки короткие, как озябшие ручки, спрятанные под мышками... Стоят группками и совещаются, купаться сегодня или не купаться. Посовещавшись, все же прыгают в воду и исчезают немедленно: они - реактивные какие-то амфибии, секретное подводное оружие... Многообразие поразительно. Птицы греются на солнышке после нырков за рыбой. Тут же развалились тюлени и морские котики. Рыба же выпрыгивает так высоко, что кажется, что это рыбы охотятся на птиц, а не наоборот. Говорят, акулы именно так и делают, ухватывая пролетающих небольших птиц - но здесь нет акул. Здесь царит доисторическая гармония.
По дороге обратно разглядываем издалека El Candelabro, Канделябр- гиганский, высотой в 180 метров, геоглиф: то ли трехголовый кактус- если нарисован астрономами из цивилизации Наска около тысячи лет назад, - то ли подсвечник - если это дело рук испанских пиратов в XVI веке. Он прочерчен на склoне песчаной горы с той легкостью, с которой прутик малыша чертит фигурки на песке. Так и видится гигантский небесный карапуз, вглядывающийся в крохотную земную горку. Краски этих гор невероятны: насчитав двенадцать цветов, начинаю сомневаться, знаю ли я вообще названия этих оттенков. Вода же четко двуцветна: лазорево-изумрудная у берегов, темнозеленая на глубине. Тихий океан тих после вчерашнего, как провинившийся мальчишка. Совершенство этого утра начинает пугать, но тут я, любуясь отснятым на острове, нечаянно стираю весь фильм, и все в жизни становится на места...
Опять автобус. На этот раз едем недолго, в другой городок той же провинции Писко, Ику. Кукуруза и спаржа растут вдоль всей дороги. Кукуруза - гигантская, никогда не видела такой, но североамериканская слаще и вкуснее. А вот спаржа и авокадо вкусны необыкновенно. Кресты вдоль дороги, очевидно, отмечают место гибели неосторожных пешегходов. Но главные надгробия и объяснения еще впереди: многоэтажные, как в Новом Орлеане, склепы на местном кладбище и придорожные мемориалы хранят память о погибших в гиганском по силе (7.9) землетрясении 2007 года, сопровождавшемся цунами. Некоторые из погибших возведены в статус святых и успешно исцеляют выживших. Статуя "черного Христа", одна из немногих существующих, - все, что уцелело от кафедрального собора 17 века, - тоже считается нынче чудесной.
Ика живет себе тихой провинциальной жизнью, но само существование города в окружении пустыни, наступающей постепенно (из семи окружавших города лагун высохли шесть), в городе без дождей, странно и непостижимо. В Ике не было дождя... 16 лет! Бывали и более длинные периоды без дождя, говорят старожилы. Через пару сотен метров за оазисом начинаются дюны. Мы пересаживаемся в "багги", и начинается гонка по крутым песчаным холмам. А потом нетрусливые съезжают с вершины на сэндборде. Трусливые съезжают тоже, поскольку багги уехал, а проводить здесь ночь не хочется... Уже внизу оглядываюсь и не верю своим глазам: как я могла съехать с этой стены песка?! Правда, за полтора часа спуска тормозить так и не научилась (ладно, не буду о синяках).
Между океаном и дюнами растет виноград. Виноградники провинции Писко порождают национальное достояние. Называется оно писко. Писко производится из муската. В переводе с языка кечуа — «летящая птица». Его относят к разновидности виноградного бренди. Для производства писко берут чистое, свежесброженное вино из винограда без кожицы и косточек. Его выдерживают в конических глиняных сосудах. Их можно увидеть у ворот виноградников, за заборами домов. Дистиллируют его один раз и получают жидкость крепостью 43 %. Добавлять воду категорически запрещено. На его основе делается множество коктейлей, в том числе и один из самых известных коктейлей в мире - Писко Сауэр. Перепробовав с десяток разновидностей писко на винограднике, заявляю со всей ответственностью: Как и любое свежесброженное вино, писко пьется очень легко. Настроение прекрасное, душа поет, можно сказать. Встать на ноги и пройти с достоинством гораздо сложнее... Говорят, что перед тем, как давить виноград (а делается это по ночам) работникам наливали того же писко, и они танцевали с пением на винограде до самого утра.
В следующий раз я вспомню о чудесных качествах писко, когда мы незаметно для себя напьемся в севиче баре, под чуткой опекой соотечественника-официанта, прямо накануне выхода на Мачу Пикчу... и еще раз- в каpтинной галерее, представляющей работы художников Куско, где Христос в Гефсиманском саду топчет ногами виноград, а красная кровь из стигмат стекает в красную кровь винограда... Такой вот синкретизм.
Уже поздним вечером подъезжаем в городу Наска, где завтра нам предстоит полет над чудесными и таинственными линиями Наска. Нас встречает на станции хозяйка маленького турагенства, отвечающего за завтрашний полет в четырехместном самолетике, и лично отвозит... куда-то. Мы трясемся по бездорожью, в темноте. Синко минутас, действительно. Но, приехав к внушительным воротам, мы видим, что нас не ждали. Женщина, устав сигналить, выходит из машины и начинает колотить в ворота. Ждет ответа безрезультатно. Она уходит куда-то в темноту и возвращается со сторожем. Только это слово приходит на ум при виде невыспавшегося, встрепанного старикашки в бесформенном тряпье. Нелла, так зовут женщину, извиняется за неудобства (то есть, мне хочется верить, что извиняется: по-английски здесь не говорит никто), и мы вместе с чемоданами пролезаем в дырку в заборе. К слову о заборах: так как любителей ограбить ближнего своего здесь, видимо, немало, заборы обычно везде очень суровые, но они все же выше и страшнее в Лиме, где есть кого грабить.
В любом случае, все здесь кажется очень подозрительным. Нас ведут по ухабам неосвещенной территории, через какую-то открытую балюстраду, и приводят в огромную комнaту на самом краю пустого, так нам показалось, курортного комплекса. Все здесь недостроенное и пыльное, но в ванной- прозрачный потолок (от него тянутся потеки, счастье, что дожди здесь тоже - редкость), кровать огромна, покрывало на ней нелепо блестит золотой нитью... Ни полотенец, ни мыла нет.
Самое главное, очень хочется есть. Я каким-то образом выражаю эту мысль, и с недоумением на лице тот же сторож извлекает пыльную толстую книгу. Это меню - из близлежащего ресторана? Или из отельной кухни? Я, стараюсь не задумываться и заказывать быстро. В меню- “Lomo Stroganoff” и салат “Уолдорф"... Муж не рискует попробовать местный "Lomo Stroganoff" и просит "пойо" (pollo), курицу, то есть, а я, естественно, заказываю из любопытства "Уолдорф"... И чаю, пожалуйста, горячего чаю. Ответом мне - полное недоумение. Ладно, проехали.
Быстро моемся под ледяной струей: конечно же, мыло у меня с собой, я - опытный путешественник. Минут через сорок, когда голод утихомирился сам собой и я готова соскользнуть в сон, пока муж зачем-то пытается бриться, - стук в дверь. О-о, да тут целая делегация! И сколько у них кульков и кулечков в руках! Приготовили. Все приготовили. Включая пять или шесть полиэтиленовых мешочков с приправами, тронуть которые мы не решились, а также кипяток в пласмассовых баночках (!!), несколько (!!) чайных пакетов и увесистый мешочек сахара. для сведения: когда в гораздо лучшем отеле я попросила вечером чашку чая, все долго бегали и суетились, а потом предложили мне в качестве достойной альтернативы чашку горячей воды и пакетик сахара...
В общем, ребята с ужином справились. Съесть эти невероятные порции было невозможно. Утром я отправилась искать таинственных поваров, чтобы поблагодарить их, но концов не нашла, и только тот же старик со вчерашнего вечера уныло пожимал плечами в ответ на мои вопросы.
IV. Таинственная цивилизация Наска и воспитание детей по-перуански
Нелла возвращается утром, чтобы отвезти нас на аэродром. Количество крохотных авиакомпаний, кормящихся показом линий Наска, поражает. В самолетики, правда, больше 4-х пассажиров не вмещается, есть, говорят, и двухместные. Летала я в свое время в окрестностях Эвереста на 12-местных, компании (не смейтесь) "Будда Эйр". И на вертолете летала. Но вертолет вел себя, помнится, прилично, и не пытался показывать фигуры высшего пилотажа. Хорошо, что завтрак был неплотный...
Линии Наска- это народное достояние Перу. На протяжении 450 километров пустыня исчерчена рисунками и диаграммами. Уникальный сухой воздух в сочетании со своеобразной розой ветров позволил этим рисункам сохраниться с 500 года до н. э. Сначала одна цивилизация чертила, потом другая переняла эстафету. Наверно, именно потому, что все это видно только с воздуха, возникла теория об инопланетном присутствии и руководстве. Действительно, похоже на чертеж, разве что некоторые фигуры уж слишком забавны для серьезной конструкторской разработки. Кто их знает, этих Наска. Странные они были ребята, эти предшественники цивилизации Инка. Трепанацию черепа практиковали. Мертвых своих хоронили пышно (за что и поплатились- все почти могилы были разграблены в начале XX века), не только со всей утварью, но также с детьми и обслугой. Маленькие детские мумии особенно поразили. Дети были убиты ударом по голове, чтобы мама в загробном мире не тосковала без них. Бр-р-р. Это все мы увидели уже во второй половине дня, на кладбище Чаучийя. Из сотен разграбленных охотниками за золотом инков могил осталось только двенадцать. Мумии сидят в открытых могилах на слабо охраняемом кладбище, скушно завалившись на бок. Их длинные косы витками уложены вокруг закутанных в красное и грязно- желтое тел. У некоторых вместо голов- расписанные горшки. Жалко их почему-то. Под испепеляющим солнцем тянутся обозначенные камешками дорожки, по вязкости и тоскливости напоминающие обычное кладбище, но крупные и мелкие человеческие кости валяются в песке между ними.
Зато в таинственном отеле "Сан Рафаэль" услужливый менеджер в форме авиакомпании Nasca Lines пытается компенсировать вчерашние накладки особым гостеприимством. Он, в отличие от всех встреченных нами сегодня людей, владеет английским. А также японским, горделиво добавлаяет он в ответ на похвалу его жуткому английскому. Он работал раньше в Токио, а теперь вот перевелся в Наску и совмещает утреннюю работу авиадиспетчера с послеобеденной в отеле. А еще он выращивает лошадей и морских свинок, хотите взглянуть? Ну да, я же обещала морских свинок…
Свинки (их штук 50 в нескольких загонах) радостно визжат при виде каких-то длинных зеленых прутьев с крохотными листиками, напоминающих орегано. Маленькая дочка менеджера гладит их нежно и задумчиво. Они не знают о том, что надвигается большой праздник, Корпус Кристи, Праздник Тела и Крови Христовых, в который поедаются тонны свинок. Именно их ест Христос во время Тайной Вечери, судя по картинам художников школы кускуэньо. Возвращаясь в комнату за вещами, находим там полотенце и большущий кусок мыла, похоже, из личных запасов менеджера...
Наска- совсем неплохой городишко, с обязательной Плаза де Армас и подсвеченным претенциозным фонтаном в центре. Над ним нависает видная отовсюду Серро Бланко, гигантская дюна высотой в 2078 м, двигающаяся на город малюсенькими шажочками. Самая большая в мире куча песка. Одно из самых странных мест в мире. Существует наскская легенда о том, как бог создал этот уголок из всего, что осталось после сотворения мира. Приходится согласиться.
Дети здесь везде: они растятся одновременно с управлением семейным бизнесом. В каждом ресторанчике, магазинчике, офисе они сидят на прилавках, на столах, на кассах. Милая девочка-подросток в гончарной мастерской, рядом с отцом демнстрирующая искусство пре-инкского обжига, пока мать выздоравливает после операции, между делом воспитывает малыша, следующего за ней по всей мастерской и повторяющего каждое ее движение, в том числе лезущего в открытую раскаленную печь. Братишка? Нет, племянник, кажется. Кажется, что дети растятся общиной, группой. Мы увидим еще одно подтверждение этому в Арекипе.
Еще один суперблагоустроенный Cruz del Sur. На этот раз мы едем всю ночь, а потому будем спать в люксе на первом этаже. Сидение разложилось в такую кожаную раскладушку. В рекламном ролике, начинающий наш... чуть не обмолвилась, полет, проводница заботливо укрывает спящих пассажиров. Проводница действительно делает обход после ужина, проверяя, все ли довольны, что снится. Увидев, что у меня не загружается интернет (!), спешит на помощь (!!). Так живо вспоминаются советские проводницы в поездах.... да уж, не совместилась картинка, найти десять отличий не сложно. В любом случае, радостно забираемся под знакомые уже фирменные одеяла и просыпаемся уже в предместьях Арекипы, "Белого Города", где нас должна встретить сестра моего знакомого тангейро. Хосе уверял, просто-таки настаивал, что мы должны остановиться у нее. Она живет в его доме и будет просто счастлива принять нас.
- А сестра говорит по-английски?
-В совершенстве,- гордо чеканит Хосе, и мне становится стыдно за дурацкий вопрос.
Простояв минут тридцать с бумажкой "Синьора Сандра", понимаем, что никакая сестра приезжать за нами не собирается и надо искать отель. Я заранее представляю себе этот отель, найденный с автобусной станции... грустно ночевать в подобных местах, когда тебе за сорок и ты можешь позволить себе гораздо более горячую воду, простыни почище и соседей потише. Мой муж, правда, справедливо отмечает, что ночевать у знакомых и малознакомых, когда ты можешь позволить себе отель, тоже грустно. Комкая наш плакатик, видим энергичную девицу, раздвигающую грудью крестьянок в шляпах и туристские рюкзаки. Cомнений нет, это - за нами. Мы целуемся, девица говорит "Вамос!" ("пошли"), и мы мчимся за ней к машине.
Я (вслед): -Приятно познакомиться, Сандра! Мучо густо!
Девица (заталкивая в багажник самый большой чемодан): -...... (тирада на испанском, из которой я понимаю лишь, что а) она не говорит по-английски и б) она не Сандра).
-Она - не Сандра,- перевожу для мужа, который понимает испанский еще хуже, чем я.
В сильном недоумении мы все же садимся в машину, не бросать же чемоданы. По дороге в город разберемся. То ли уши открываются навстречу ее напору, то ли она ловит английский прямо на лету, но становится яснее, что она - подруга Сандры, то есть встречает все-таки нас, а не кого другого. Ее зовут Эрика, она временно живет с Сандрой, и ее дико забавляет сегодняшняя ситуация.
Чувство юмора и оказывается тем единственным общим языком, с помощью которого мы объясняемся с девочками в течение следующих трех дней. Дом прозрачный: стеклянные внутренние стены не оставляют секретов, и из отведенной нам комнаты мы видим все, что происходит на лестнице, общей с сосeдями, и на кухне. По вечерам Сандра и Эрика готовят уроки со своими детьми, и мы предпочитаем не высовываться: звуки рева, затрещин и смеха не прекращаются до той блаженной минуты, когда детей ведут мыться. Я тихо радуюсь, что понимаю так мало...
V. Они все время что-то празднуют!..
Возвращаясь к утру приезда в Арекипу: После завтрака (о, этот свежий сок папайи! о, эти треугольные теплые булочки! о, это варенье из таинственного плода под названием "мораль" (к вечеру разбираюсь, что "мораль"- это шелковица, но все равно пытаюсь съесть как можно больше, а вдруг и вправду- мораль? тогда мне полезно!) едем в центр города. Ценная информация для путешественника: Любой город в Южной Америке начинается с Плазы де Армас в центре, кроме тех, в которых никогда никто в руки оружия не брал, и тогда это - Плаза Майор, так что смело называйте адрес, садясь в такси, не ошибетесь.
Подъезды к площади, как и ранее в Лиме, перекрыты: какое-то празднество, можно сказать, демонстрация трудящихся. В Лиме был праздник на государственном уровне: конники с длинными черными косами на шлемах, красно-белые цветы, цвЕта государственного флага, вплетены в конские гривы, духовой оркестр. Здесь тоже присутствуют военные, но идут колонны каких-то учреждений, какие-то крестьянские объединения и даже колонна "Синдиката клоунов Арекипы"... Последний в колонне клоун - на ходулях; он берет на руки ребенка из толпы и несет его через всю площадь. Несут транспаранты, плывут хоругви на колесах. Хочется воскликнуть; "Когда же они работают?!", но сегодня воскресенье, имеют право.
Арекипа выстроена в ложбине между тремя вулканами. Дома построены из белого вулканического камня, напомнившего нам ракушняк Одессы. Арекипа разрушалась неоднократно, то землетрясениями, то извержениями вулканов. Здесь все время что-то либо строится, либо восстанавливается. Нагулявшись по улочкам с постройками XVI века, сохранившимися в центре, идем в монастырь Св. Каталины, XVI же века постройки. Он был построен всего лишь через 40 лет после прибытия конкистадоров, но не пустовал с самого начала: знатные семьи охотно отдавали девочек в монастырь, кого - просто в обучение, кого - в монашки. Христианство пришло и захватило умы, тела, души, дало новую форму выражения местным талантам, новую живопись и архитектуру, новые навыки в керамике, новые темы. Хотя... сюжеты местной жизни спокойно соседствуют с новыми, библейскими: Иисус ест морскую свинку во время Тайной Вечери, беременная Мария, треугольная в своей беременности, в точности повторяет форму священной горы, Пачамамы (Мать-Земля у инков). Бог-Отец, Бог-Сын и Бог-Дух Святой - три человека, похожие на музыкантов традиционного оркестрика, - взирают на вознесение длиннокосой (признак знатного рода у инков) Марии... Так формируется синкретизм.
Хотя монастырь не раз страдал при землетрясениях, ощущение такое, что монахини, святые эти женщины (одна их них, Сестра Ана, жившая в XVI веке, действительно причислена к лику святых, и ее мощи продолжают творить чудеса) только покинули его. Точнее, покинули часть, открытую для посетителей: монастырь- действующий, и жизнь реальных монашек выплескивается в "музейную" часть. Открыты для посетителей помещения исторические, необитаемые, но и там есть ощущение, что зола в очагах еще теплая. В бывшей пекарне поражают гиганские формы для выпекавшихся там лет сто пятьдесят назад тортов: вот - форма-пингвин, вот - петух. Сладости, кстати, в Перу просто потрясающие, рай для сладкоежек вроде меня.
Мы обедаем в монастырском ресторане-дворике. Ресторанчик- это приработок монахинь. Готовят они довольно неплохо. Дворик же прелестен: колибри хлопочут над красными колокольчиками кантуты, национального цветка Перу, отталкивая наглых толстых шмелей. Блаженство летнего дня, он же - зима по-перуански.
Из монастыря выходим, когда праздник уже завял и свернулся. Отголоски его еще не умолкли на Плазе, но прилегающие улицы больше не запружены народом в национальных костюмах, и можно просто брести от одного фронтона к другому, от одного деревянного балкона к следующему, от резных ворот к резным воротам, и наслаждаться колониальным очарованием той части города, которую пощадили землетрясения. А три вулкана в белых шапках набекрень, видные отовсюду, продолжают глядеть на город, обещая новые разрушения и смерти. Одно из извержений Пикчу Пикчу (так называемое пассивное, без выплеска лавы) длилось 4 года. Город привык. Латают дыры, переезжают. Все куда-то едут. "Коллективос" переполнены, и кондукторши зазывают прохожих, идущих мимо: садитесь, тут еще найдется местечко, это ведь так дешево. А вообще-то Арекипа славится обилием такси. Их в городе с миллионным населением, ни много ни мало, 30 тысяч! Больше, чем в Нью- Йорке. Такси дешевы необычайно даже по перуанским масштабам: лучше маленькая эмпанада на ужин, чем никакой.
VI. Чертовы мужья моих тезок!
Я так предвкушала, так готовилась к поездке в Каньон Колка (испанское мягкое "л" превращает его в простого русского Кольку. Сразу вспоминаем пляж в Акапулько и смешные выкрики продавцов напитков: "Кока Коля... Пиня Коляда..."), на кондоров поглядеть и себя кондорам показать... Вот только выпустила из виду, что второй по глубине в мире каньон находится на большом возвышении над уровнем моря. С горной болезнью я знакома по Кашмиру. Совсем не улыбалось мне задыхаться при ходьбе и просыпаться от боли за грудиной или головной боли. Тем не менее, я собиралась переночевать сегодня на высоте 3600 м над уровнем моря, а таблетки оставила в Арекипе, в "главном" чемодане. Пришлось срочно начать жевать листья коки и пить "матэ де кока" (те же листья, но запаренные) просто без перерыва.
Вот так, со слегка измененным сознанием, я вступила на землю, где по-испански еще не говорят. Да-да. До сих пор в этой местности живут потомки пре-инкских цивилизаций и говорят на кечуа и аймаре, пре-инкских языках. И те, и другие практиковали изменение формы черепов у младенцев, привязывая доски к определенным частям головы во время сна. В те времена принадлежность к той или другой группе была видна издали. Сейчас их различить не столь легко, но вот шляпы они носят разные: кечуа - с вышивкой, аймара - с пришитыми по бокам цветками.
Пока же мы остановились в национальном парке Агуада Бланка, чтобы познакомиться с дикими родственниками альпак и верблюдов с нежным названием викуньи. Это - хорошенькие такие, я б сказала, козочки с детскими личиками. Проехав чуть дальше, ближе к перевалу, мы видим и альпак, и лам. Женщины и дети выходят к дороге с ламами на привязи в надежде сфотографироваться с туристами и получить от них мелочь в награду. Туризм, конечно, важен, но главный источник дохода, кажется, все-таки земледелие: кинва, знаменитая крупа инков, прочие зерновые, и, конечно, картофель, сотни видов картофеля, от крохотных, напоминающих младенческие пальчики в перевязочках, до гигантских; от ярко-желтого до темно-фиолетового, от волокнисто-пресного до приторно-сладкого. Форель, куры, рисовый пудинг и темно-фиолетовое, тоже, кажется, из картошки, желе на десерт - это популярная кухня Чивая, пуэблито на полдороге к каньону. Чивайские собаки живут на крышах и, кажется, вполне этим довольны. Рельеф деревни позволяет наблюдать за собаками из окон нашего сегодняшнего отельчика. Жители привыкли карабкаться вверх, а потому крыши населены гуще, чем улицы: там стирают и сушат белье, там гуляют собаки и множественные петухи с курами, даже люльки с младенцами стоят на крышах.
В Чивае же впервые видим фольклорное шоу, все еще думая, что это - просто туристская завлекалочка. Танцоры в масках достаточно агрессивны: кажется, что цель каждого танца - как можно обиднее высмеять или унизить своего партнера-соперника. Впервые видим зловещую белую маску, как нам объясняют позже, олицетворяющую "злого испанца". В Чивае бьют горячие источники, результат соседства с вулканом. Наслаждение - окунуться в горячую воду на холоде. Как только заходит солнце, воздух становится просто ледяным, и мы убираемся поскорее в надежде поспать, поскольку подниматься нам до рассвета, около четырех утра... не тут-то было. Жестокие чивайские петухи включаются уже в час ночи, и перекликаются каждый час. Честно говоря, если бы не петухи, не видать бы нам каньона: нас забыли разбудить. Пытаясь объяснить, как нам все же удалось проснуться так рано, я слепила кое-как фразу о том, что супруги курицы (“esposo de gallina”) говорили всю ночь... Главное, что меня каким-то чудом понимают!
Рассвет встретили на подъезде к другой деревне, Пинчойо, с красивой колониальной церковью на фоне заснеженных гор, которая украшена опять-таки еретическими фресками, с обязательным базаром, где для разнообразия вместо лам туристы фотографируются с горными орлами, прирученными для этой цели местными жителями, и с пре-инкскими захоронениями в ближайших скалах. На заборах тут растут кактусы. Если это - от воров, то работает, наверно, не хуже чугунных шипов на заборах Лимы.
Едем дальше по краю обрыва, вдоль каньона, вдоль тысяч террас, разбитых тут гениальными инкскими инженерами. Террасы сдаются в частное пользование за достаточно высокую плату, но, учитывая урожайность орошенной земли, рачительные хозяева быстро начинают получать прибыль. Замечательная, простая и экологически чистая система ирригации приносит плоды все 600-700 лет своего существования.
Так вот, кондоры: андские кондоры вылетают в каньон ровно в 8:30 утра. Их тут штук 60-70.
-Хотите по скалам карабкаться или поедем поскорее?
-Если кондоры гарантированы, то едем скорее!
Мы все еще не верим в пунктуальность птиц, но ровно в 8:30 в небе появляются точки. Они стремительно растут, приближаясь. Очень скоро воздушное пространство над головой и под ногами заполняется мощными птицами, черными, коричневыми и черно-белыми. От этого зрелища трудно оторваться. Мы насчитали до 16 птиц в полете!
Возвращаемся в Чивай полюбоваться на разгоревшийся базар, променад с деревянными фигурами в полтора человеческих роста и главную площадь, где крестьянки, поджидающие туристов, поят альпак из фонтана. Потом - назад в Арекипу, опять через великолепие горного перевала и инкские террасы. Успеваем еще посмотреть великолепный главный собор Арекипы, поесть перуанских сладостей в кафе с итальянским названием "Lucciano", и - прощай, Арекипа! Впереди - Куско, древняя столица инков, а оттуда нас ждет переход в Мачу Пикчу.
За два часа до рассвета приезжаем в аэропорт, так как улетаем первым рейсом. Все еще спят в провинциальном аэропорту с ограниченными часами работы (на такую штуку я уже напарывалась в Южной Америке, поэтому не удивляюсь и готова к любым проблeмам), но все-таки нас впускают, нехотя досматривают и вручают посадочные талоны. Взлетаем над снежным великолепием вулканов и летим на юг.