Рестораны коробками душными
вдоль проспекта расставлены
в ряд.
Там гуляют с веселыми душами,
и выплясывают
невпопад.
Я от зноя намыленно-вспаханный,
на проспекте галдящем стою.
И тяжелой намокшей рубахою
прикрываю я душу свою.
Я стою одиноким мужчиною,
тяжело от жарищи дыша.
Только сердце тоскует рябиною.
Только яблоней плачет
душа.
И вальсируют парами юными,
каблучками звеня,
молодежь...
У меня же гитарными струнами
прокатилася
по сердцу
дрожь.
Сердце в ребрах
волчицею вертится...
А в коробочках жрут осетра.
И по городу шумному стелется
одинокою стервой
жара.
И толпою чужой и рокочущей
все торопятся к блеску витрин.
Развеселые... Полчища!
Полчища...
Ну а я, будто в поле,
один.
Не жарою - тоскою придавленный,
я рыдаю с людьми
невпопад.
На проспекте, красиво обставленном
ресторанами шумными в ряд.