Поток лучей, играя и дрожа,
Наперекор таящим скуку взглядам,
Пролился вдруг на краски витража
И хлынул вниз цветистым водопадом.
Свет чистых душ и пламенных сердец
Забрезжил в каждом лике и фигуре,
Лишь между стекол сумрачный свинец
Темнеет сетью трещин на глазури.
Он грязно-сер, тяжел и ядовит,
Зато веками глаз ласкают зори,
Сквозя в живом и дышащем на вид,
А все ж сплетенном намертво узоре.
Бывало так в таинственные дни
Прекрасных дам и верных менестрелей,
Когда для них священные огни
Под тем же сводом благостно горели.
И будет так, когда через века
Сюда войдут совсем иные люди,
Что поспешат на зов издалека,
Не позабыв об этом хрупком чуде.
А если мир опять оденет мгла,
Устанет эхо вторить залпам дальним
И частый дождь бесценного стекла
Коснется слуха звоном погребальным,
Неистребимый мак и пряный тмин
Совьют покров, пестреющий беспечно.
Пусть ляжет он к подножию руин
Поверх осколков, спаянных навечно!