Летит, снижаясь, кукурузник,
Как этажерка, он дыряв,
Пацан стоит внизу, арбузник,
И смотрит, голову задрав.
Чаинкою одной в стакане
Безумных облаков и трав,
Летун кружит над диким станом
Веков, уже почти что пав.
Какой же неизвестной волей
Носимый то вперед, то вбок,
До ясной в сердце вставшей боли
В полете страшном одинок?
Жужжит нависнувший пропеллер
Как грозный Ангел Бытия,
Что вторгся в ход дремотных трелей
Птиц полевых... судьба твоя?
Но вот, стрекоча, вновь взлетает,
Перемахнувши через пруд,
В огромном небе быстро тает
Под облаков неслышный гуд.
И тишина над древним полем,
Сухих трав горьковатый треск,
И там, где край последней доли,
Последний в ярком свете блеск.