О музыке

Анна Липштейн
Туман и тошнота.
Ни встать, ни сесть.
Найдешь себя увечным эмбрионом.
Начнётся утро, видимо, не в шесть,
а как отпустит...
Здесь — не явь, не сон, но —
граница, 
словно жизнь берет своё
через тебя, как через фильтр Кента.

В раскрытое окно навзрыд поёт
безвестный птах
с египетским акцентом,
а слух дичится песенной строки, —
в неё на чувствах чувственность сползает,
как с потолка — на нитях — пауки
с холодными и хищными глазами.
Звук тянется молочным киселём,
звук липнет к барабанным перепонкам,
звук требует вниманья —
и на нём
сам, как паук, висишь на нитке тонкой
меж потолком сознания, где Бог,
и полом, не прописанном в законе.
Куда девать четыре пары ног,
когда впадёшь в мыслительную кому, —
ни духовник не скажет, ни врачи...

Поэтому — один в пустой квартире
закрой окно,
и сам в себе звучи
не выше, но — мощней всех музык мира.