Какая ночь! Я не могу.
Не спится мне. Такая лунность.
Ещё как будто берегу
В душе утраченную юность.
С.Есенин
Закончив девять классов средней школы,
Решила я на Украину съездить:
Я ехала знакомиться с роднёй отца.
Когда-то маленькою крошкой
Они меня уже встречали,
Но я не помнила совсем уж никого.
Да, страшновато было ехать
Так далеко одной впервые.
Но целеустремлённой я была:
Решила съездить – значит, и должна!
Ещё и потому сменить решила обстановку,
Чтобы Его, любовь свою шальную, позабыть.
Прошёл уж год с тех пор, как мы расстались,
Но не встречала больше на своём пути Его.
А это выветрить из памяти и сердца
Мне было просто обязательно, ведь наступал
Последний год учёбы в школе,
А там и поступленье в вуз не за горами -
Такой тяжёлый груз на сердце лишь обременял...
Итак, всё было решено: я еду. И тогда отец
Сказал: «Мне до Москвы с тобой придётся ехать.
Не будет мне покоя, пока в днепропетровский поезд
Не посажу тебя». Когда приехали в Москву,
То оказалаоь, что прямого вовсе нет:
«Есть только через Харьков», -
Был из окошечка ответ.
«Ну, ничего, - увещевал отец, - ты, главное, держись
И никого, ты слышишь, никого к себе не подпускай!
А я в обратный путь отправлюсь: работа ждёт меня».
Не маленькая я была, всё поняла.
Спокойной в поезде на Харьков я была.
Но к городу подъехала я ночью
И, выйдя в коридор, всё на огни большого города смотрела:
Огромным показался мне тогда
В ночи той Харьков освещённый,
Я содрогнулась. «А теперь куда?».
Но всё не так уж страшным оказалось,
И с этого ж вокзала, и довольно скоро,
Отправилась я в путь, в Днепропетровск.
Приехала – и задохнулась... На привокзальной площади
Жара под сорок градусов в тени. Я в сторону такси
Нетвёрдою походкой побрела, чтобы добраться
До пристани речной, а там на теплоходик сесть,
В почти родной Новомосковск идущий. Но передумала:
Такси увидела и руку подняла:
«До Новомосковска довезёте?» -
«Садись, красавица! Не довезу – домчу!»
***
Какое же блаженство испытала,
Когда в открытое окошко ветер дул,
Но через полчаса доехали уже мы
До экзотического городка.
Там церковь православная стояла,
И золотом горели купола.
«Тут дерево одно – и ни гвоздочка!
Такое чудо зодчества у нас», -
Сказал таксист мне горделиво (местным оказался).
Я села на скамейку в парке с чемоданом
И стала размышлять, куда же дальше?
Как мне попасть на улочку с родным
Названьем «Заозёрная»? Где ж это озеро найти?
Спросила я уже у многих, но мне отвечали,
Что озера здесь вовсе нет, а улицы такой не знали.
Вдруг паренёк какой-то на велосипеде
Сказал: «Я знаю где! К реке идти вам нужно,
И здесь, совсем недалеко!».
И тут я только огляделась:
Какая красота была вокруг!
Оранжевые ветки абрикосов
Через забор свисали, вишни,
Почти что чёрные, просились в рот –
И всё не только во дворах – на улице росло.
«А это что за чудо? - спросила я, увидев
Большое дерево на перекрёстке,
Усыпанное чем-то чёрным.
«Так это шелковица», - мне парень отвечал.
Довёл меня он до калитки и промолвил:
«Прощай и наслаждайся от души!».
И вот стою пред калиткой. Я толкнула:
Та поддалась, но не открылась, и собака
Затявкала внутри – а вслед за ней родные
Навстречу выбежали мне.
Кто целовал, кто обнимал, кто гладил,
А кто-то «В хату, в хату!» всё кричал.
И в дом почти внесли меня.
***
Ах, вот же вы какие,
Все милые, гостеприимные такие –
Родня моя! – «Мы заждались тебя, ведь телеграмма
От папы из Москвы давно пришла, мы волновались».
И стала объяснять я долго,
Что через Харьков ехать мне пришлось.
Они дивились очень,
Руками всплёскивая: «Как!
Одна, и через Харьков?!».
Но успокоила их всех, сказав:
«Ведь я приехала, и слава Богу,
Что так легко я добралась!».
Стол был отменный: баклажаны (Там «синими» их называют),
И сладкий перец во всех видах,
Другие прелести щедрот
Земли и вод украинских, но в центре -
Уральские пельмени,
Дымком своим напоминая
О нашем родовом гнезде.
На сладости я даже не глядела.
Какие тут конфеты,
Когда деликатесы кухни украинской
Так в рот и просятся, - никто не устоит!
«Зачем так много?» - «Так и нас тут много!
И завтра будем продолжать гулять».
Перезнакомилась со всеми я, а к ночи
Гурьбой на речку мы пошли. Она
Недалеко от дома протекала,
Самарою звалась, приток Днепра.
По ней тогда ещё моторки пролетали
И воднолыжники за ними на буксире
Последние скользили. Тут уже и темень налегла.
Зато вода наитеплейшая была, плескались долго.
И, искупавшись вволю,
Пошли мы спать весёлою толпой.
Мне отвели отдельную постель.
Легла – и вмиг заснула.
«Какой же всё-таки она цветок!
Нет, фотографией всего не передать». –
Сквозь сон я бормотанье чьё-то уловила.
***
А через пару дней я с Таней подружилась,
Что в доме по соседству здесь жила.
Мы одногодки с нею были, но она
Южанка, и повыше ростом,
И попышнее формами была.
Лицо её, когда улыбкой озарялось,
Казалось чудным мне. По матери украинка,
Она по-русски чисто говорила,
Вкрапляя украинские слова,
И это речь её лишь только украшало.
Я замечала: много смешанных семей тут жили,
Как, между прочим, и моя родня.
Их дети в школы украинские ходили,
А дома все по-русски говорили,
А у других – совсем наоборот.
Так я о Тане. Она уже в соку была
В свои шестнадцать лет, и, в школе
Ещё учась, уже жила с мужчиной.
Лет на пять парень старше был её.
А мама Тани, знавшая об их любви и связи,
Им не препятствовала, даже была рада:
Родив Татьяну в сорок лет, она
Давно уже хотела бабушкою стать.
Танюша рассказала по секрету,
Что ей пятнадцать было,
Когда он взял её. «А ты?» – спросила я её. -
«Я без ума с четырнадцати,
Но у него тогда другая девушка была». –
«Выходит, ты отбила?» - «Выходит, так», -
Вздохнув, ответила она.
«Решили пожениться сразу после школы,
А если забеременею вдруг,
То стану я рожать, а школу после я закончу».
В диковинку всё это было для меня...
Однажды к Тане я пришла, чтоб на реку позвать.
Я постучалась, мне никто не открывал, но дверь не заперта.
Тогда во двор я вышла. Увидав сарай полуприкрытый,
В него вошла – и тоже никого.
Но сеном одуряюще так пахло,
Что я заснула, не заметив, как.
Пук сена, от других отъединившись,
Меня накрыл, как одеялом...
Не знаю, сколько я спала,
Но вдруг от шелеста очнулась и,
Привстав немного с ложа своего,
Остолбенела: на другом краю, на сене
Татьяна обнажённая стояла,
Прекрасная лицом и телом.
Она слегка назад откинулась всем торсом,
А Анатолий, её муж-жених,
В одной расстёгнутой рубашке,
Всё тело милой целовал…
Я попыталась выбраться из сена,
Но не смогла и провалилась вновь.
И снова, затаясь, невольно я
На тех, двух жадных до любви людей, смотрела.
А с ними, между тем,
Там что-то новое происходило,
Стонали они оба, а потом
Он взял Татьяну в руки - и на сено
Подругу поудобней уложил.
Он лёг с ней рядом, нежно гладя,
Она, стоная,
Лежала. И тогда рывком
В неё вошёл, да резко так,
Что Таня закричала,
И слёзы брызнули из глаз её.
Она кричала и звала его,
Как будто бы его с ней не было,
А он, лаская, всё двигался и двигался внутри неё,
Тогда – я видела - Татьяне плохо стало,
Она едва дышала, Анатолий
Вдруг дёрнулся на ней и вскрикнул, Таня тоже.
Потом обмякли оба.
Стал целовать её и обнимать он снова,
Слова любви на ушко ласково шептать.
И вот они заснули вместе крепко.
Я не могла пошевелиться раньше,
Но тут, момент поймав,
Я вышла из укрытия и тихо,
На цыпочках, вернулась в дом.
Прийти в себя мне надо было, потому что
Соитья двух отчаянно влюблённых
Свидетелем нечаянно я стала,
К тому ж, впервые в жизни,
А, может быть, и жизни, ими зарождённой новой –
Уж очень страстною и нежной их любовь сейчас была!
Такое не могло пройти пройти бесследно,
Нет, не могло...
Так вот, любовь, она какая!
А я до этих пор не знала.
Так вот я от чего тогда бежала -
Хотела я свою любовь перехитрить.
«Решила ты проблему бегством?» -
«Нет, не решила. Она внутри меня.
И с ней пройду по жизни, это знаю, если
Я не смогу её перебороть.
Из головы своей её уж я изгнала,
Но как мне с сердцем быть?
Она – внутри него».
***
На утро следующего дня
Татьяна к нам сама пришла.
«Пойдём на лодках покатаемся!» -
«А с кем?» - спросила я её.
«Там будет мой, он на моторе сядет,
Да пригласил он друга своего.
Все Гансом здесь его зовут,
Вообще-то он Иван». – «Пойдём, -
Сказала я, - но им скажи, чтоб не шустрили:
На глубине не плаваю ведь я».
Пришли мы к месту у причала.
«Валюша познакомься: это – Ганс».
Из-за куста ракиты вышел
Высокий парень, я ему до плеч лишь доходила.
Он был красив, глаза его смеялись,
Приятен был он очень. «Что, хорош? –
Кричала Таня, - мы Есениным его зовём,
Он на него немножечко похож».
С ней согласилась я, кивнула
И руку первой подала. Её пожал,
Затем, к губам приблизив,
Он аккуратно так её поцеловал.
Да, затмевал по красоте он
И Анатолия, и всех моих знакомых,
Но только не Его (Он эталоном был моим,
Так до сих пор им и остался,
Хоть и ушёл из жизни рано)…
Густая шевелюра нового знакомца
Чуть-чуть кудрява была, а глаза...
Ох, это зеркало души! И описать
Его едва ли я смогу сейчас.
Они большие были, голубые,
Смешные искорки играли в них,
А сам был добр душой – почувствовала это,
И стало мне легко общаться с ним.
Он мне сказал, что видел на реке меня,
Что восхищён моею красотой и что
Дружить со мною хочет.
Такая искренность его мила мне была.
Она тотчас встряхнула мои чувства,
И я решила, что не всё ещё
Потеряно, возможно, для меня.
(Ах, если бы могла я видеть
Судьбы гримасу в этот миг!).
Потом, когда мы в лодку сели,
И, круто развернувшись,
Помчались по Самаре,
Я искоса взглянула на него, подумав:
«Да, хорошо, но что там у него в душе?».
Прекрасный день тогда мы провели:
За утками по камышам на лодке мы скользили,
Потом бросались вплавь за лилиями водяными,
На островках позагорали,
А, главное, хорошими друзьями стали.
***
Так с Гансом стали мы встречаться.
Он подходил к калитке вечерами,
И мы с ним уходили в ночь.
О прелести украинских ночей
Не мне вам говорить - для этого
Взглянуть достаточно и в классиков стихи,
И в Гоголя страницы. Я добавлю только,
Что дело было в августе, когда
Такие ночи и темны, и лучезарны.
Мы молча любовались красотой под небесами,
Надеясь, что хотя бы звёздочка одна
С небес слетит, но такого не случилось.
Потом куда-то забредали –
В глубины парков и садов -
И танцплощадки посещали.
«Где ж ты жемчужинку такую отыскал? –
Его друзья всё время вопрошали.
«Она из Латвии, там есть особый уголок -
Латгалией зовётся. А вообще-то с Балтики она,
Поэтому жемчужиной и стала», - он говорил.
«А бусы-то на ней янтарные», - сказал один, ко мне приблизясь.
«Да, янтаря там много, и она насобирала.
Выбрасывает море там его на берег». –
«Желаем счастья вам!» - мы слышали не раз.
Я любовалась им и думала,
Что не ошиблась в первый раз:
Он добр и прост, но не простак.
И я не спрашивала ни об образованье,
Ни о его дальнейших планах. Но я знала:
Он для любви рождён. И это правда: года через три
Приехав в этот украинский городок
С Ириною, подругою своей,
Узнала я, что Ганс женат, что у него два сына
И что хотят они уехать вскоре
К его жене, в село под Павлоградом.
Там на селе им легче будет: там земля,
И дом, конечно, свой построит.
«Ты не ищи уж больше встречи с ним, -
Родные мне сказали, - мы тебя
Все просим: ты не разбивай семьи!». –
«Чужого мне не надо», - я сказала. -
«Но вы же всё-таки любили
Друг друга...». – «Нет, вам так казалось,
Он мне не нужен был тогда,
Тем более сейчас».
***
Ну, а тогда мы с ним в любовь играли:
Валялись на траве, с гор скатывались, змеями сплетясь,
И, обнимаясь крепко, целовались;
Любить хотел он и желал меня.
К тому же мы в поре той были,
Когда тела уже созрели
И требовали своего.
Но сразу грань я очертила
Меж тем, что можно, а чего нельзя.
Он молодчина был, страсть укрощать умел.
А почему? - Да просто наглецом он не был.
Я помню, как однажды поздно ночью
Пришла я на Подол к нему. Там столики стояли
И скамейка, а над ними
Фонарь висел, притягивая мошкару.
За столиком, под этим фонарём,
Он страстно-страстно целовал меня –
Не только губы – плечи, руки, шею...
«Как нежно тогда ты сыпал
Цветы на кудрявую прядь», - слова Есенина
Пришли тогда на ум мне.
Да, красив он был, собой хорош,
Но я его не полюбила: не за красоту ведь любят,
А за душу, но ведь и она была чиста. Так что же?
Но, значит, просто любят – ни за что!
А он меня любил ли – этого не знаю.
Слова любви неоднократно
Срывались с уст его,
Но я не придавала им значенья.
Мы были молоды, и нам
Нужна была любовная игра,
И, как могли, в неё играли.
Напрасно думали мои родные,
Что было что-то с Гансом у меня.
Да ничего, кроме невинных шалостей
Прекрасной юности.
«Наверно, любят не за что-то - просто любят», -
Перебирая кудри парня, размышляла я,
А он качал меня, как девочку,
В своих больших руках.
***
Однажды мы решили
На отдалённый остров в плавнях съездить.
Три пары – Таня с Анатолием, я с Гансом
И два молодожёна (их имён не помню),
Которые как раз инициаторами были
И годовщину свадьбы отмечали.
А остров был действительно хорош...
Такое впечатленье,
Что мы в каких-то джунглях оказались.
Роскошная растительность,
Породы необычные деревьев,
Птиц стрёкот неумолчный –
Всё здесь романтикой дышало,
Как будто робинзонами мы стали.
Мы к заводи спустились. Стая птиц –
То утки были – резко закричав,
Взлетела в воздух, вспугнутая нами,
Потом уселась вновь – уже на воду.
Пока поляну накрывали, парни
Уж наловили раков. Мы, девчонки,
В ладошки хлопали и «браво» им кричали.
Когда мы с Таней за водой к ручью спустились,
Она призналась, что беременна уже, хотя
Срок мизерный ещё. И я подумала,
Что именно тогда, когда я их случайно подглядела,
Она и понесла, и в том была права.
Она сказала: «Мама очень рада, Толик тоже.
Когда узнал, то долго отмечал, а ночью
Он чудеса со мной творил. Тебе не нужно знать:
Не испытала ты того, чем я насытилась сполна.
Он мне сказал, любить меня всегда он будет
И что детей у нас немало будет». – «Сколько ж?» -
«Пять или шесть он хочет». – «Украина! –
Подумала я, - странная ты очень,
Природа, видно, фрукты, небо в звёздах
К тому располагают: люди жарче здесь,
Если в такие годы
Столько детей уже сейчас
Хотят иметь от матушки-природы!».
«А свадьба будет?» - «Осенью», - сказала. –
«А как у вас там с Гансом, было тоже?». –
«Нет, и не будет, просто дружим.
Ведь уезжаю скоро я. Зачем?
Такой мне поворот не нужен». -
«А я не верю. Он ведь так влюблён!». –
Я на вопрос на этот промолчала.
Я не хотела, чтобы Ганс узнал,
Что сердце я и душу отстояла.
***
Есть в жизни человека дни такие,
Когда всё, что ни происходит,
Нам кажется каким-то необычным,
Но и вполне обычным в той же мере.
И каждый хочет в день подобный
Любимым быть, признание услышать,
Почувствовать себя счастливым очень.
Устроили мы праздник настоящий
На острове себе. Мы раков наварили,
Всё разложили, ели, пили.
Смеялись, в дружбе вечной клялись.
Потом, немного выпив, пары
По острову в обнимку разошлись.
Мы с Гансом здесь тогда впервые
Немного выпили какого-то напитка.
Пошли вглубь леса мы, и сквозь кусты
Я увидала их опять – в обнимку,
Они лежали, и нагие. Анатолий
Обкладывал ей тело лепестками…
А Ганс влюблённый не заметил -
Вперёд он шёл. Я, задержавшись,
Увидела, как он с Татьяны
Их аккуратно языком снимал…
Потом увидела я Ганса: возвратился
И, на руки меня подняв, он от поляны дальше
Меня отнёс, и в травку уложив,
Лёг рядом сам.
Мы оба помолчали.
А предо мною всё кружилось:
И лес «тропический», и Танечка в цветах,
И шелковица, что над нами возвышалась,
И Ганса наклонённого лицо,
А, главное, что вместе с островком
Кружилась я сама...
И это раззадорило меня,
Я засмеялась весело и звонко.
Я хохотала, видя, как парнишка -
Такой большой, такой красивый -
Зачем-то ползает у ног моих.
Вот Ганса хриплый голос прозвучал –
И отрезвил меня: «Когда бы
Другая на твоём лежала месте,
Её я взял бы сразу,
А вот тебя я не могу, а почему,
Не знаю сам! Такой и оставайся,
Не трону я тебя!»
***
Назад мы молча возвращались,
Лишь Танечка светилась вся, а Анатолий,
Наш кормчий, всё ей знаки подавал.
Она зарделась вся, и краше в этот миг,
Её, наверно, не было во всей Вселенной.
Такие чудеса творит любовь!
Молодожёны же, обнявшись,
Заснули тихим сладким сном,
А я ласкала ветви ив прибрежных:
Когда-то с ними я увижусь вновь!
Ганс на меня смотрел, а я ему шептала:
«Прощай, герой
Несостоявшегося моего романа!
Не удалось мне то, чего я так хотела
(Забыться, помните?),
Но всё красиво было,
И сам ты очень-очень был красив.
Всю жизнь я буду помнить
Твою любовь ко мне
И наши игры, и проказы,
И терпко-сладкие шелковицы плоды.
За всё спасибо, и за всё - прости!
Хочу, чтоб счастлив был ты очень-очень!».
7.07.2013