Душа и небо Тамары Курдиной

Светлана Клокотова
               

                Я  поняла!  Ты – Совесть!  Ты  со  мной!
                Не  оставляй  меня,  прими  мой  вздох  последний!
                Прости  за  все  ошибки,  Ангел  мой,
                Души  моей  хранитель  и  посредник!

            Что  такое  Душа? -  Совесть?  Искренность?  Любовь?  Это  умение  прощать,  но  помнить.  Это  желание  дарить  ближнему  тепло,  а  дальнему – сочувствие.  Это  возможность  помогать  людям,  не  щадя  своего  сердца.  Это – Дар.  Не  зря  говорят  про  отзывчивого  человека – у  него  добрая  душа,  про  щедрого -  широкая  душа.  Про  талантливого  человека  -  что  у  него  душа  -  Божий Дар.
            6  июля  2013  года  в  музее  Анны  Ахматовой  состоялась  встреча  с  таким  человеком,  поэтом  Тамарой  Павловной  Курдиной.  Скромная,  стеснительная,  но  очень  отзывчивая,  она  редко  выступает,  и  для  многих  любителей  поэзии  её  имя  незнакомо.   
             Впервые  звучали  её  голос   в  музее  Анны  Ахматовой.  Геннадий  Степанович  Арефьев  написал  тринадцать  песен  на  стихи  Тамары  Павловны – это  «Отвергнутая любовь», «Кража?»,
«Ночь в Троицком», «Весна в Чимгане»,  «Прости»,  «Бричмулла»,  «Карнавальная почта»,  «Ты  спросил»,  «Отрывок из письма»,  «Реквием»,  «Прощение»,  «Подарок».
              В  декабре  2012  года  в  Русской  Гостиной  в  рамках  проводимого  мной  проекта  «Мы  любим  Ваши  имена…»,  посвящённого  ташкентским  поэтам,  стихи  Тамары  Павловны   прозвучали  так  же  в  сопровождении  Геннадия  Арефьева,  но  автора  не  было  на  вечере.  В  этот  же  раз  Тамара  Курдина  не  только  видела  этот  музыкально-поэтический  спектакль,  но  и  приняла  в  нём  участие.
               Программа  вечера  была  составлена  в  виде  диалога  Тамары  и  друга  её  детства  Льва  Бена.  Они  словно  рассказывали  о  своём  детстве,  юности,  проблемах  в  личной  жизни,  говорили  друг  другу  слова  признаний,  прощаний,  прощений.

              Благослови,  Петрарка,  мой  сонет
              В  благую  память  о  твоей  Лауре –
              Я  строю  храм  любви  своей  Тамаре,
              Которой  в  мире  повторенья  нет.
                (Лев  Бен)


             Детство  моё  глазастое,
             Пушистых  ресниц  веера.
             Сказок  пора  прекрасная –
             Наша  с  тобой  пора…

          …забота  моя  и  забава
          Ты  первая  кукла  моя.
          Маленькой  будущей  женщины
          Беспомощное  дитя.
                (Т.Курдина)

    Шаг  за  шагом,  слово  за  словом,  песня  за  песней  открывали  зрителям  потаённые  уголки  души  поэта:
            Те  же  улицы,  та  же  планета,
            те  же  звёзды,  та  же  луна,
            только  с  кем-то  любимый  мой  где-то,
            только  с  кем-то  гуляю  и  я.
            Кто-то  обнял  меня  за  плечи,
            кто-то  шепчет,  смотрит  в  глаза.
         Только  мне  не  нужны  его  речи,
         Только  как  мне  об  этом  сказать?..
                (Т.Курдина)

И  тихим  эхом:

        Я  в  день  рожденья  моего
        хочу  в  подарок  от  Судьбы
        твою  улыбку – не  цветы,
        не  драгоценность – ничего,
        одну  улыбку  лишь  твою
       я  у  Судьбы  себе  молю…
                (Л.Бен)

   Удивительно  звучали   песни  в  исполнении  Геннадия  Арефьева,  ведь  стихи  поэта  порой  очень  женские,  с  болью  потерь  и  переживаний.  И  от  этого  они  в  мужском  звучании  ещё  глубже  погружали  зрителя  в  эту  гамму  чувств,  мыслей  и  ситуаций.

Т.
              Опять  апрель,  опять  мы  в  отдаленье…

Л.
              Опять,  опять  в  мои  приходишь  сны…

Т.
              … и  в этот  день  точь-в-точь  как  в  прошлый  год:
              Весенний  дождь, тоскливое  томленье,
              Лишь  на  окне  букета  нет  цветов.
             Я  их  не  приготовила,  нет  нужды
             Лежать  им  здесь,  забытым  на  окне.
             Зачем  им  вянуть,  словно  наша  дружба?
             Ведь  знаешь  ты – я не  приду  к  тебе…
             Я  не  приду  к  тебе,  и  пусть  порою
             Мне  грусть  и  сожаленье  давят  грудь,
             Спасительною  сладкою  слезою
             Нам  нашей  дружбы  детской  не  вернуть.

             Наверное,  не  надо  разъяснений…

Л.
              Опять,  опять  в  мои  приходишь  сны…
              И  счастьем  ожидания  карая,
              Вновь   исчезаешь  в  отсветах  Луны,
              У  самого  мучительного  края.
              Постой,  лишь  на  мгновенье  задержись:

Т.
               Я  вслед  тебе,  остановясь,  смотрю…

Л.
               Дай  прикоснуться  к  тайне  лишь  однажды,
               Ведь  ты  не  знаешь – угасает  жизнь
               От  вызванной  тобою  жажды.
                Прости.  Поверь  в  нелепые  слова
                Нет  ничего  мучительней  боязни,
                Что  ты  забудешь  о  своих  правах,
                И  не  придёшь  для  повторенья  казни.
                Ты  вновь  загадочна,  желанна  и  чиста,
                Как  весть  из  неизвестности  Вселенной.
                И  верю,  верю – вечны  и  нетленны
                Гармония,  Любовь  и  Красота!

Т.
                За  верность  Правде  и  тепло  общенья,
                За  всё  тебя,  мой  Бен,  благодарю…

Л.
                Вопрос  извечный  мучает  меня
                Что  есть  Любовь?  И  где  её  начало?
                И  за  каким  воинственным  забралом
                Могу  укрыться  от  её  меча?
                Она  в  ответ  взяла  твоё  обличье
                И  вдруг,  не  протестуя,  не  ропща,
                Не  требуя  ответного  пароля,
                Я  отдаюсь  её  рука  без  боя,
                В  пыли  свой  гонор  за  собой  влача…

Из  автобиографии:
       «В  конце  20-х,  начале  30-х  годов  служили  в  знаменитой  в  те  годы  дивизии  им. Фрунзе  четверо  друзей-побратимов: прибалтиец  Вальтер  Михельсон,  киевлянин  Самуил  Бен,  петербуржец  Александр  Доларм  и  южанин  Павел  Курдин.  Сослуживцы  называли  их  «интернациональной  обоймой»  или  просто  «обоймой»…
          …в  декабре  1934  года  у  Курдиных  родилась  дочь – Тамара, а  у  Бенов  в  апреле  1935  года  сын – Лев…
           …»Возьми  Леля  за  ручку!»  -  я  всегда  чувствовала  себя  его  старшей  сестрой…
          …к  сожалению,  я  никогда  не  видела  в  этом  преданном  мне  человеке  своего  избранника…
           …но  случилось  страшное… диагноз:  обширный  инфаркт  миокарда..
           …обширный  инфаркт – раньше  это  называлось  иначе – РАЗРЫВ  СЕРДЦА…»

Тамара  Павловна  Курдина   автор  семи  сборников  стихов : «Осколки  эха»,  «Прикосновения»,  «Лирика  разных  лет»,  «Три  возраста  любви»,  «Золотое  сечение»,  «Неспящая  муза»  и  «Душа  и  небо»,  который  увидел  свет  несколько  дней  назад.

КАДЕНЦИЯ  («Душа  и  небо»)

Ну  вот  и  всё.  Ко  мне  стучится  Время
Своей  неутолимою  клюкой…
Пора.  Пора  стряхнуть  с  себя,  как  бремя
Метанья  Жизни:  впереди  Покой…

Я  оставляю  людям  свой  наказ:
Не  осквернять  души  своей  безмерной
Обидой,  местью,  злобой  напоказ –
Ведь  тело – бренно,  а  душа – бессмертна!

По  очереди  каждому  из  вас
Смотрю  в  глаза,  душой  любя  и  плача,
Как  будто  вижу  вас  в  последний  раз,
Шепча  вам  вслед:  «Желаю  всем  удачи!»

Стихи  мои  я  тихо  отпущу –
Пусть  над  Землёй  фантомами  парят,
Ну  а  пока  я  с  ними  не  прощусь –
Перечитаю  их,  благодаря.

А  волны  Времени,  сметая  как  балласт,
С  лица  Земли  людей  и  города,
Вновь  намывают  новой  жизни  пласт,
Меняя  лица,  судьбы  и  года…

Потомок  мой!  Коль  хочешь  ты  услышать
Негромкий  голос  предка  своего –
Ищи  меня  по  шумным  коридорам
Усталого  столетья  моего…

      Организовали  и  провели  вечер:  Геннадий  Степанович  Арефьев,  Алина  Денисова  и  я,  ваша  покорная  …

                Светлана  Клокотова,  поэт.

**************************************

Тамара Павловна Курдина

МОЙ  ФАЙНБЕРГ

    А-х, как легко дышится!  Я стою на берегу речки с очень высокими берегами, вода глубоко внизу бормочет что-то своё. Лес. С берега на берег переброшено толстое бревно. Не могу для себя решить – хватит ли смелости на него ступить, чтобы перебраться на тот берег. Но знаю твёрдо – мне зачем-то туда нужно…
    –  Томка! – такой знакомый хрипловатый басок – напротив меня, на том берегу, стоит в расстёгнутой голубой рубашке, от которой ещё ярче голубеют глаза – Файнберг! Господи! Он пытается мне что-то сказать, но я радостно кричу ему
    –  Я перейду, подождите, я сейчас!
Лицо его вдруг становится сердитым и он зло замахивается на меня, а я рвусь встать на бревно. Он что-то сердито кричит мне, топает, резко режет воздух рукой  и поворачиваясь спиной, уходит, хватаясь за прибрежные кусты… проснулась я со всхлипами и мокрым от слёз лицом. Сон… Что он хотел сказать? Кому что-то передать? Почему он не пустил меня на свой берег?..
Такой яркий, какой-то вещий сон. Но почему Файнберг – я могу себе объяснить: наверное всем знакома эта мысль, что у каждого из нас есть свой Пушкин, Лермонтов, свой Файнберг, потому что каждый поэт, у разных людей, затрагивает разные струны души – кому что больней и ближе.
    Судьба наградила меня коротким общением с двумя известными поэтами. Один был старше меня, другой младше. Это Владимир Александрович Липко и Александр Аркадьевич Файнберг. Оба оставили мне по наказу:
Липко: –  «Учитывая склад Вашего характера, скажу Вам на будущее: не рвитесь в поэты-профессионалы. Пусть Ваш дар будет Вашим хобби, потому что несмотря на высокую духовность – это жестокий мир. Он может сломать».
А Файнберг – был короткий период, счастливый для меня, когда он звонил мне восемь раз подряд, оправдываясь тем, что ему нужно «свежее ухо», читал свои стихи по 20-30 минут, ранние и зрелые. Однажды одно стихотворение мне особенно понравилось и он пробасил:
     –  Понравилось? Дарю.
     –  Тогда на бис, - ответила я. Я нашла это стихотворение в сборнике «Невод» за 1987 год. Пусть на словах – подарил наказ:

                Будь гением, в семь пядей лоб имея
                Но ни к кому не рвись в учителя.
                Всегда найдётся тот, кто поумнее
                И кто погениальнее тебя.
                Над кем бы не смеялся ты во славе,
                Успехом избалован и судьбой,
                Всегда найдётся тот, кто будет вправе
                Спокойно усмехнуться над тобой.
                А коль для всех ты установишь меру
                Всему вокруг по личному уму,
                Не сетуй на щелчок закономерный
                По задранному носу твоему.

А предыстория нашего короткого общения такова: в аннотации одного из его ранних сборников я прочла, что он закончил Ташкентский топографический техникум. Сопоставив года моей и его учёбы я поняла, что когда я заканчивала последний, выпускной курс техникума, он заканчивал 1-й курс того же техникума. На эту тему я написала стихотворение «Напоминанье». Уже будучи членом ЛТО «Данко», я предвидела, что рано или поздно мы встретимся. Я написала посвящение ему и робко напомнила в приписке о годах нашей юности и что все годы следила за его публикациями. Координат своих я не указала, только упомянула об ЛТО «Данко». И вот свершилось – на концерте поэта Николая Ильина, в музее Есенина, чета Файнбергов, начисто отвлекла меня от читающего на сцене поэта. Вечер поэта Ильина закончился и я, попросив прощения у Инны Глебовны, протянула конверт со словами: «В этом конверте моё объяснение в любви к моему любимому поэту. Ещё раз простите». И скользнула к выходу, корчась от стыда, долго вспоминала полуиспуганное, недоумённое выражение его лица. Через несколько дней он позвонил: «Чёрт возьми, изматерился, пока нашёл Ваш телефон. Что, не могла черкнуть?! Спасибо Вам за напоминание о нашей юности. Всегда приятно вспомнить младые годы. Я так понял, что Вы тоже пишите? Я даю трубку Инне Глебовне – договоритесь где встретиться, передай мне то, что считаешь нужным. Хочу ознакомиться. И потом – уж коли мы однокашники – давай на ты. Мне так проще».
Стою у телефона, сын подвигает мне стул, но я отвечаю стоя : «Говорите мне как Вам проще, но несмотря на то, что я старше Вас – никогда не смогу Вам сказать ты».
Во время одной из восьми наших телефонных бесед, я уже прощаясь сказала ему: «Спасибо Вам за « Подкову!». В ответ: «Оппа! Хочу Вам сказать только – этот случай был на самом деле.
    – Я верю.
 Помолчал, потом: «Я не шучу, это было, как написано»
    – Я верю, верю.
Молчание, потом удовлетворённо, с твёрдой интонацией:
    – Свой человек!
2 февраля 2005 года, с утра, Инна Глебовна позвонила:
     – Быстро к газетному киоску! В сегодняшней газете «Правда Востока» ваша публикация.
У меня дух захватило восемь стихотворений Тамары Курдиной с аннотацией Александра Файнберга!
Благодарю по телефону, в ответ спокойно:
    – Это самое малое, что я могу сделать в благодарность за подаренное мне «Напоминанье». И самое главное – в аннотации я не переступил через себя. Написал, что думал».
Вот от – Поэт и человек, каким я его узнала – прост как правда и при этом его поэзия –  как острая приправа к пресной похлёбке жизни. Я питаю к Поэту любовь и благодарность за то, что он был и есть навсегда.
Мой Файнберг – это «Вольные сонеты», «Подкова», «Поэзия и проза», « Среди литературной черни», это «Шекспир», «Во всём виноватый», «Дине Рубинной»… нет, бесполезно – всего его не перечислить – весь Файнберг – МОЙ, весь до последнего его часа и начавшегося бессмертия Поэта!..



Стихотворения Т.Курдиной в разные годы посвящённые А. Файнбергу

   НАПОМИНАНИЕ

Возможно, нехотя, запомнился тебе
Одноэтажный дом на Шахризябской:
Аудиторий пыльный неуют,
Где кадры типографии куёт
Тот коллектив учителей неброский –
Сергей Евгеньич, строгий математик.
Богоявленская, как ангелок бесплотный,
Балакиревой нежные черты,
И в коридоре, длинном как проклятье –
С конспектами в руках проходишь ты.
Букеты страшно бесконечных формул –
Они уму совсем не дарят фору!
Преградой словно цементным забором,
В который тщетно, больно льёшься ты…
О геодезии бесцветные цветы!
Любимый наш куратор Зейгермахер
Стоит столбом на боевом посту,
Грозя рукой в неистовом замахе:
«Сбегите только, я вам покажу!»
Ну что ж, на лекции смиренно посижу,
Конспекты на столе я разложу,
В которых вместо формул – эпиграммы,
О содержании которых не скажу…

И наконец-то год наш выпускной –
Наш тыща девятьсот пятьдесят пятый!
Не ожидала я, что в старости больной,
Я буду тосковать о том проклятом,
На Шахризябской, доме проходном!
И сорок лет, любя свою работу,
Я не стихами, цифрами играя,
С улыбкой вспоминаю ту зевоту
Над формулами без конца и края…
А Файеберг Саша всё же убежал
На зов олений своего призванья,
От геодезии, от формул, от сознанья,
Что дом на  Шахризябской где-то был…
 
***

ПРИХОДИТ  ПОРА  ЗОЛОТОГО  ПЕРА

Потерянно кличет и плачет душа,
И мечется где-то за зовом спеша
Стеснённое сердце так остро болит
А голос из прошлого нежно звенит:
« Любимая, осень стоит у двора.
Стоит, осыпается, завтра над ней
Проплачет последний косяк журавлей».
Ах осень пришла? Значит скоро зима
Расстелет неспешно на землю снега.
И будет нам сон навевать, а пока
В дождях проливных пусть  плывут города
Пусть старости нашей на память придут
Творенья из-под золотого пера,
Стихи о любви, и о горе разлук,
И о расставании любящих рук.
За окнами действо творит листопад.
Итоги, итоги, пришла вам пора –
Любимая, осень стоит у двора…

***

В остроге быта наших трудных дней,
И в кандалах свирепой редактуры,
И совести своей прокуратуры,
В тисках ума изысканных затей –

Поэзия – свободная стихия!
Избрав своих Пророков, их любя,
Пытает искушением тщеславья
И изнурением безвестного труда.

Поэзия – крылатая Психея –
Нам дарит радость самовыраженья:
И в нас поёт не стих – сама стихия
Фанфарами святого вдохновенья!

****

Теперь же стон мне разрывает горло.
На мозг, штормя, накатывает ритм,
Которому я, следуя покорно
Бросаюсь в поэтический экстрим:

Ведь после высшей меры пресеченья,
Мне муза, дар Поэзии вернув,
Велели: «Пой, отбросив все сомненья,
Души и Лиры струны натянув!»

Пусть тихий голос твой не заглушает
Прибрежной гальки громкое шуршанье –
Не уставай Любовь и Вольность петь!

Над океаном прожитых столетий
Пусть песнь твою подхватит вольный ветер,
Как древний клич – «Свобода или Смерть!»

Фото  из  Интернета