Сатанизменное

Максим Погорелый
Меня утешает мысль. Любая: в Мысли присутствует тишь, предшествует ей – затишье. В начале Слова должна быть Мысль, иначе в слове не будет смысла. Это идея многое объясняет в нашем нынешнем и далеко не самом удачном варианте мироустройства.

В «Евангелии от Иоанна» открыто признаётся, что вначале была не Мысль, но Слово. То есть Большой Срыв приключился ещё тогда – в самом начале, и сотворённый бессмысленным Словом Хаос был назван Космосом.

Не удивительно, что, по прошествии некоторого времени, появился Люцифер со вполне логически объяснимым желанием этот Хаос как-то сорганизовать и обустроить. Энтузиаст вполне закономерно получил по мослам, поразмыслил  и сосредоточил свои преобразовательные усилия на образе и подобии создателя Хаоса. И даже добился определённых успехов: с его гастрономической помощью королю природы удалось осознать, что он не только – голый, но и не шибко разбирается в вопросах познания добра и зла. Реакция на акцию неповиновения последовала незамедлительно: нападение на яблоню было названо Падением, за последовало Изгнание, явившееся, по сути, признанием отсутствия у Его преПОДОБИЯ любых конструктивных аргументов в пользу разумности предложенной им модели Рая. По сути Ему, окромя «иди и страдай», и напутствовать-то непокорных чад оказалось нечем.

Предшествовавшее Изгнанию явление Дьявола и ставшее его следствием размножение человеков и появление Человечества, следовательно, явилось последствием их совместных безуспешных попыток вдохнуть хоть какое-то подобие смысла в изначальный Замысел. Походя отметим, что хотя само слово «замысел» этимологически и предполагает  априорное наличие смысла, то приставка «за-» явственно подсказывает, что действие, словом этим именующееся, находится ЗА пределами всего и мыслимого, и осмысленного. И мысль сия не столь неутешительна, сколь – потешна.

А неизбывная серьёзность Творца, не оценившего благости осмысленных усилий своих творений – трагикомична: вначале было Слово, затем – попытка осмыслить его и постфактум придать смысл сказанному, расплатой за которое явилось Изгнание. Творцу  так и хочется ответствовать: «Иди и сострадай», но бессмысленность словоизвержения, не влекущего за собою высочайшего понимания,– очевидна.

Напротив: сострадание вполне естественным образом  оказалось свойственным Его жертвам. Некоторые из которых испытывают вполне законное сострадание к  Богу, несколько позже таки сумевшему довести до логически бессмысленного конца свою, ранее не вполне удавшуюся, жестокую затею с Исааком и Авраамом. И вполне, потому, очевидно и лишена смысла  двухтысячелетняя истЕрия культа, выстроившегося на непризнании бессмысленной трагичности принесения в жертву собственных детей. Лейтмотивом этого культа стала фраза «Сам страдал и нам велел», хотя вариант «Сам СОстрадал и нам велел» был бы куда менее алогичен. Но о логике и смысле, как некоторые из  нас уже поняли, говорить в этом случае, увы, не приходится…

Мне представляется вполне обоснованной идея, что Человечество не делится беспорядочно, как амёбы… Тысячелетиями оно делится на две неравные половины: детей Дьявола и детей Бога. Эти половины – не равны, ибо они – не ровня друг другу. Первые – ищут смысл, вторые - занимаются богоискательством.  Бог вторых – бег. Бег на месте. И нет им Исхода. И их есть – страдание. Им нет – утешения, ибо нет в них – тиши. Той самой, которая предшествует появлению мысли и споспешествует нахождению смысла и, как следствие,- возникновению Человека из обезьяны.

Ибо Человек – это не обезьянничанье. Человек – это поиск собственного осмысленного пути, поиск и нахождение Исхода - исходной своей точки. Той самой точки, которую ставит он с облегчением в конце Книги уже чуждого ему Бытия и закрывает оную – с благодарностью. И улыбается. И умолкает – в ожидании мысли, в предощущении собственного Начала…