Поэзия Окраины. Валерия Коваленко

Окраина Клуб
МУЗЫКА МОЕЙ НОЧИ (из раннего)

Вечной музыки звук не с нами,
Маюсь блюзом щекой к стене,
Мне хотелось к тебе губами
Или мокрым лицом к спине…

Нашей музыке быть не скоро
Уползёт на покой закат,
Ты руками без разговора
Ищешь «молнию» наугад.

В этом городе дождь не новость,
Грею пальцы пожаром губ,
Исповедую к солнцу склонность...
Отчего ты сегодня груб?

Да откуда же эти скрипки?
Стонут в окна, зовут жалеть.
Бёдра стали привычно гибки,
Не бунтует кровати клеть…

Краска волосы в белый выжжет.
Словом матерным рот крести.
Ночь. Февраль раны снегом лижет.

Дорогой, я плачу. Прости.

***
(из раннего)

Ноябрь приник к узору рам,
Листом кленовым зацепился
И ветром накрепко забился,
И заслонил от панорам.

Серёг ольховых рвань висит,
Живые ветки осаждая,
Свой красный грим нагромождая,
Зерном гранатовым горит.

И по лицу паучья нить
Прошлась, небрежно, не пугая,
Лишь дождь безбашенный ругая,
Лишь укоротив лета прыть.

Да мне оставив вспоминать
Твою небрежную улыбку,
И нашу глупую ошибку
Коньячным бредом разбавлять.

Но свода синь, терзая хмарь,
Исправит, что не получилось.
Ты рыжим яблоком лучилась!
Я перекинул календарь...

БЫЛА

Во мне только преданная темнота,
Стократ множащая зверя крик!
Где?! За что?! Впрочем, только где ты была?!
Запряжённый в ярмо маятник вчера сник.

Между рёбер моих вколачивала слова.
Такие! Сапёрной лопатой под самый дых!
Да! Была, была, была, была, была!
Я вешаю на голые ветви твой лягушачий стих…

Шепотком в красное ухо врала, врала…
Кенаря щебетом нежно лизала слух,
Мой дорогой, я была, была, была….
Тонкие пальцы во мне, как лебяжий пух.

Сжечь! Изодрать! Убить! Душу-суку на кол!
Плащ запахну, скачусь наугад, где ночь плыла...
Колокол грубых шагов моих увещевал и плакал –
Он эту любил, что кошкой мурчала и где-то была, была…

К белой стене изожмусь, спиной измажусь,
Дайте крещенский холод – прижать на разрыве висок!
Я над тобой губами лопнувшими куражусь,
Всё ещё пью твой похотливый сок.

ВСТРЕЧА

Улица кубарем мчалась, локомотивом летела!
Я растопырил руки, раскосолапил пальцы,
Эх, тополя-братики, мёрзлые постояльцы!
Бегу, обнять её всю – плечи ажурного мела.

Витрина косилась – хрипло, надтреснуто,
Винтажно зеркаля, прозрачно, улыбчиво.
Дыша сырым лисьим воротником уживчиво,
Я обтянул её самим собой, тесно так!

Хорошая моя! Смеющаяся, в сером пальтишке, ты!
Растираю, дышу на пальчики-ледышки.
Память нагромоздила стометровые вышки,
Расшибаюсь о голос твой – с такой-то голубоглазой высоты!

Выбеленная площадь под слоем январского грима,
Изгибалась, вела узкобёдрыми проулками,
Волочилась вереницей лиц, этажами гулкими –
Акробатически изображала французского мима.

Я на всё готов, только добраться до твоего тепла!
Нет таких сил – выпустить! Как тонконогий фужер несу.
Разглядываю сеточку морщинок-лапок на весу.
Ругаю себя, толстокожего – так долго искрила, звала!

ЛЫСОЕ СОЛНЦЕ

Лысое солнце плечом в подоконник упёрлось,
Нажало на мышцу крепче, руку жёлтую выпрямив –
Восход! Чёрное и красное тореро об улицу тёрлось,
Умерло... Ночь истошно вопила, что заря – миф!

Я не понял, который бил тогда час,
Я не знал ту женщину, которой больно жил.
Всё кончено! Связки, руки, вены пустились в пляс.
Ни пить! Ни есть! ЛЮБИТЬ! А я – человек, ел, пил.

Зачем новый день морду рябую выпятил,
Знойными губами зарева фыркает: «Вперёд иди!»
Держу пальцами лицо её, шею губами гну... Спятил!
Пустыми руками в дыру памяти швыряю исповеди...

Исчеркаю грифелем белого листа глянец-полотно,
Глаза, глаза, глаза твои таращатся, лезут изнутри.
Комнаты квадрат сжимает горло. Хриплю. Холодно.
Не стой, утро! Сделай! Теней серый карандаш сотри.

Рёбра истощённой батареи уже не грели.
Поминая силуэт хрупкий, пил молча.
Холодно. Хриплю. За окном пели,
А я вою! Отрастает мех - шкура волчья...

***

Мелькала стежка вдалеке
Звенящим утром,
Была дорожка налегке
Летящим уткам.

Рассвет подманивал зарю
Речушки плесом,
Октябрь падал на траву
Дождя наркозом.

Мне снова провожатым быть
Седому лету!
Мне холодов не полюбить,
Шепчу рассвету!

О, как не хочется просить,
Тоску скирдуя,
Постой! Не надо уходить!
Не пережду я...

ОНА ПОЁТ
 
Трусливо стучала пернатая грудка,
Топорщилась серым пером!
Птаха не ведала – эка шутка – 
Крылья сомнут потом.

«Пацан, отпусти, воробья не мучай!» –
Мне дела до игр нет!
Размашистым шагом иду, могучий –
Ждёт аскетичный обед.

В тягучий асфальт прилипаю туфлями,
Здесь солнце нещадно жжёт!
Карманы изгажены, мяты рублями…
СЕГОДНЯ ОНА ПОЁТ!
 
Помню – афиша сгребла с рассудка,
Согласный ольховый взгляд,
Я тогда думал, что это шутка
Её – сто одна подряд.

Актрисочка знатной московской природы,
Витая по моде коса.
Я в шапке незлобной дворовой породы,
На шарфе ручном полоса.

В грудину дубасило искренним сердцем,
Ножищей сшибал я брус
И топал махиной за кукольным тельцем –
Куда же небритый прусь?!

Нежными пальцами цепко держала
Нервов моих набат.
Тощая ручка заметно дрожала,
В окнах мелькал Арбат.

Всё было розово, облачно, джазово –
Мебель потом крушил,
Ладонью стучал, объяснял недосказано,
По залу её кружил!

Назавтра одежда моя распарована,
Кулак до костяшек бел.
Простыни тёплой листва упакована,
Краткой записки мел…

Вот и хриплю: «Воробья не мучай!
Видал, как вращает глаз!»
Но это, конечно, не мой случай –
Иду на обед как раз.

***

Перебродивший жжёт рассвет
Над геометрией построек,
А я, в кольце щербатых стоек,
Мусолю нервом Ваше «нет»!

Меня колотит бодрый снег,
Я запахнул пиджак потуже,
И свет окон в промерзшей луже
Ускорит стук, усилит бег.

И Ваши губы мне враги,
Нашепчут почерком разлуки,
Как бессердечны эти руки,
Про глаз зелёных две тайги...

Меня изжарит злой озноб,
Меня истискает прощанье,
Больному дайте обещанье -
Пропасть…
Уйти…
Не помнить чтоб!

ПРОСЫПАТЬСЯ С ТОБОЙ

Просыпаться с тобой. Бронзу бёдер примерить на глаз.
Не будить! Солнцу брошу тактично: «Терпи, друг!»
Утро. Девочка-скрипка. Миноры фраз.
Разбудили… Тебе к другому. Я труп.

Кажется – какое мне дело? Не люблю.
Расскажите вечером, что было сегодня днём.
Я белую пью по чёрному. Плевать! – воплю.
В чём дело-то? Всё «в ёлочку»...
В ней?
В ней! В нём!

Как влип! А если в морду и больно бить?
Мне не двадцать – уже не сердце, а мяса клок!
Тебе бы, милая, шарфы синие моими венами вить.
Весь мрамор Рима сдеру и брошу под танец ног.

Просыпаться с твоей головой в онемевшем плече.
И не рыпнуться, не шелохнуться… Ночь, стой!
Я издёргался! Не держите над нами свечей!
Рыжая, спи! Прошу! Сегодня ты только со мной...

УШЛА

Мотор хрипел, визжал, карябал рёбра,
Изжарив яростью лохмотья прежней нежности.
В кровати простыня-кубло свернулось – кобра,
Обоев колокольчики пугает, Альпов свежести.

Сезонный плащ обмяк – надеялась вернуться?
Блестит подкладкой, лан-побег решая.
Кукушка мается. Я требую заткнуться,
Я не живу – я времени мешаю.

Горбом спины таскаю нервов клячу,
Кручу журналов старую подписку.
Своё безумство, словно ляльку, нянчу,
Строчу Ушедшей сотую записку.