Евгений, от роду Онегин,
Мне был как друг, как хору регент.
Он был циничен и умен, имел приличный пансион,
И по всему и всем видать, любил Евгений погулять,
К тому ж, не будучи в годах, слыл первым бабником в кругах,
Так в двадцать пять неполных лет, наш друг безбрачию обет
Дает и заказав билет идет смотреть кордебалет.
Он избалован был молвой, пресыщен светской суетой,
И постоянно всем твердил, что белый свет ему постыл,
Однако Пушкин, сам, при встрече, ценя на свет свой маникюр,
Мне признавался, что Онегин мечтает жить так каждый жюр,
Что мол, Евгений не невротик, чуть истощен в плену эротик-
И скажем, тем /без проволочек/ довел роман до этих строчек.
Так, кто бы что не говорил – Онегин попросту темнил.
Он дамам не давал зарок. Ладонью вялой скрыв зевок,
Плюет Евгений в потолок, затем он пьет фруктовый сок,
И брызнув «Боссом» хохолок, весь обращается в порок.
Подзаложив за воротник, смеется зеркалу шутник.
Откинув смокингу фалды, уж мчится в тройке на балы.
В один из званых вечеров, в столице северных ветров,
Евгений перейдя бульвар, Симону сдал свой боливар,
Достав на цепочке «брегет», он оглядел его на свет,
Отметив, боже, сколько лет, спешит Евгений на фуршет.
Завидным франтом в залу входит, бесцеремонно взглядом водит,
Подняв к глазам своим лорнет, он изучает дамский свет:
У той вон прыщики на лбу - с супругом явно не в ладу,
А эта уксус на ночь пьет – бледна излишне
И вот- вот на пол в беспамятстве падет.
Но наконец, к ним охладел, и Твердо Люди оглядел.
Чем окончательно смутил Татьяну Ларину и был,
Подозреваю очень мил в ее глазах, но вмиг забыл,
Что бедной голову вскружил.
Распив, с Владимиром коньяк, Евгений гонит порожняк,
Ругает Ленского, за то, что тот играет в казино,
И если бы не он чудак, мол, не втравились бы в блудняк.
То, вспомнит вдруг, что он педант,
То демократии гигант,
И не смотря на популизм,
Вольтера чтит за плюрализм,
Невзрачно смотрит на царизм,
На Ленского - за романтизм,
Южан ругает за расизм.
То не понятно, почему, вздыхает ведомо кому.
А Ленский чувствуя укор,
Да что там, - искренний позор,
Краснел удушливо и в пол
Стыдливо прятал робкий взор.
Евгений же, прервав свой спор,
Давно забыл уж этот вздор,
Средь залы кушает рошфор,
Имея дам глядеть в упор,
И возбуждая интерес, одной из местных поэтесс,
Обняв за тонкое плечо, беспечно гладит он бедро,
А дама чувствует эксцесс, презрела светский политес,
Решимости она полна дослушать речи до конца,
И по алеющим щекам, в волненьи поднятым рукам,
К груди прижатым, ясно нам, как ей тревожно по ночам.
Меж тем, сходив в ближайший двор, явился Ленский.
Что за вздор! Сказал Евгений, кинув взор,-
Он думал, Ленского запор,
Гнетет все так же с давних пор,
Но тут за ним едва дыша, Татьяна Ларина пришла.
Тут наш Онегин про себя, цинично хмыкнул,- вот ханжа!
Меж тем столы едой пустели,
Гусары с дамами хмелели,
И позабыв свои постели
Они иных забав хотели…
Взглянув на золотой «бимбар»,
Небрежно сдвинув боливар,
Евгений тростью дверь открыл,
Махнул извозчику без сил,
Прикрыл глаза и в тот же миг:
-Пади, пади! - раздался крик,
Онегин вздрогнул и повыше
Поднял бобровый воротник.
11 июль 2013г