Толпа опять на торжище разврата
Следит за чистым ангелом слепым,
Как он идёт по кромке виновато
На зов неясный сверху словно дым.
Колеблясь, шаг его всегда неточен,
И, часто замирая в забытьи,
Он так наивен, так сосредоточен
На чем-то так далёком от земли.
Пугаясь зла и часто даже тени,
Он так ещё по-детски окрылён
Пушком не крыльев - а таких растений,
В которых рай - как мак или паслён.
Ему не быть на торжище разгула
Судьёй, ханжой, и прочее - не то.
Он слышит отзвук неземного гула
И окликает тот его "Постой!"
Святые так не ходят и не бредят.
И грешник - тот не так смешно одет.
Ему внимают нищие и дети,
Они ещё способны видеть свет.
И пусть над городскою колокольней
Лишь тонкий месяц явится во тьме.
Один поэт бредёт, его не помнят.
Но он бредёт, не тонущий в дерьме.