В те давние года, далёкие, былые, ходили по земле сказители седые.
Сейчас услышим без прикрас сказителя того рассказ.
***
Я поведу рассказ про времена иные.
В те времена любили Боги посещать земных владык и празднества простые.
Любили поклонение людей и жертвы, принесенные на алтари.
А сами люди для Богов игрушкой были, и подшутить над ними всесильные всегда могли.
***
«Дочь моя! Поведали мне Боги, что праздник наш почтят они присутствием своим. Будь с ними ласкова! Смири гордыню! Да улыбайся чаще! Ты хороша, как роза, да слишком уж остры шипы. Ведь даже воины бывалые порой страшатся взгляда ледяного твоего».
Дочь кипрского царя Кинира выслушала повеление отца. В ответ не молвила ни слова. Качнув кудрявой головой, в знак почитания великого царя, в свои покои удалилась гордо. Весёлый праздник «Маскарад» задуман был царём, чтобы порадовать прекрасную принцессу, что нрав суровый с детства проявляла.
Узнав про «Маскарад», прислали Боги вестника к царю Киниру, что праздник посетить его хотят. Так пуще прежнего готовиться он стал. Окрестных пригласил царей, ведь двор всегда его блистал. Из лучших, лучшим был. Накрыл богатые столы для всех гостей. Для небожителей же царь Кинир «Нектар с амброзией» достал. Надеялся гостям он угодить, чтоб после испросить у них для дочери и счастья и богатства. А пуще прочего – любви, что сердце взвеселяет.
Веселый маскарад начался на закате, лишь только луч последний золотой угас. Надели гости маски, и начались забавы тут – розыгрыши, шутки, пляс.
Вдруг словно ледяным подуло ветром. Все гости замерли в предчувствии плохом. В вечернем воздухе прощальной нотой флейта, сорвавши голос, пела о былом.
Принцесса вышла в зал. Прекраснее богини, стройнее кипариса, что всех красой пленял. Волною пышной волосы лежат. В простом зеленом платье, лишь изумруды крупные огнем в венце горят. Без маски на лице. В глазах сверкают молнии Зевесовым под стать.
Усмешка злая искривила губы, гримасой исказив прекрасные черты. Она увидела, как юноша, что клялся ей в любви, сейчас другую обнимал.
Богиня юная прекрасная Венера, шептала, что-то нежное на ушко пастушку. Он счастливо вздыхал. Прекрасен, словно Бог изменчив, как Зефир он клялся сотням дев и всех их оставлял. Внимание богини, ему ужасно льстило. Он думал, что обрёл свой рай!
Но Мирра за обман его приговорила. Гримасу злобную улыбкой заменила, ведь в сердце всё давно она уже решила. Простить измены Мирра не могла. Ей слуги подали бокал прекрасного вина. В нём яд она коварно растворила, с улыбкой юноше вино то подала. А на Богиню, лишь взглянула грозно, и вновь в покои личные ушла.
Венера не успела выхватить бокал и юноша к ногам ее бездыханный упал. Такой обиды, смертной деве, простить Богиня не могла. Месть жгучею змеёю в душе её гнездо свила.
- Гордячку нужно наказать, да так, чтоб жизнь ей стала немила. Что? Говорите, Мирра в чувствах холодна? Пусть будет страсть! Не просто страсть, а страсть к отцу! Да будет ТАК! – Сказала я!
И в ту же ночь, принцесса Мирра к отцу вдруг испытала страсть. Она, презрев законы мира, в его покои повлеклась. Надев на лик глухую маску, сорвав с себя одежды груз, ему дарила, похоть, ласку, она любви познала вкус. Он распалённый страстной жрицей всю ночь дарил любовь в ответ. Но от того, ещё ужасней был утра раннего рассвет.
Проклял Кинир принцессу Мирру, за всё, что сделала она. И на потеху злому миру из дома выгнал, в чём была. Растоптана гордыня. Красавица, что прежде всех пленяла прелестью своей, теперь завяла и уж больше не привлечёт она к себе очей.
Несчастная куда идёт, сама не знает. Ей лишь бы дальше от людей. Простоволосая, босая, она бредёт уж много дней. Проходит Мирра лес и долы, пред ней двуглавая гора. Гора Олимп Богов жилище. Молитву Мирра вознесла. Игрушек Боги не бросают и Мирра, что идет босая, в зелёный ствол превращена.
Венера мило улыбалась – теперь вот я отомщена.
Проходит срок и Мирра, что в Богов игрушку превратилась, с тяжелым стоном разродилась.
Венера тут по случаю была. Малютку в ларец драгоценный приняла. Адонисом прекрасного младенца нарекла. Да призадумалась – Малютке мать нужна. Сама Венера, слишком легкомысленная дева растить младенца не хотела. И потому подруге детства Персефоне ларец вручила говоря: «О! Кора! Я прошу тебя! Спаси младенца, вырасти, вскорми! Учи как сына, он ведь тоже сын земли. Обижен он Богами и людьми.
(Продолжение следует. Требуется помощь для приведения в читабельный вид)