День третий-четвёртый в соседском подъезде
котёнок замызганный громко пищал.
Не много просил он, попить и поесть бы,
он верил в людей, сострадания ждал.
Но мы — злые твари, нам жалость противна,
бездушны, как рваный рабочий сапог.
Горланил котёнок фатально, надрывно.
Старушки шептали: «уж лучше б он сдох»
Но так много слов, и так действий немного
ногой отпихнут только к двери чужой.
И плачет котёнок забытый убогий
голодный уставший охрипший больной.
Как это печально быть частью «рутины»,
пищать безответно, с надеждой в душе.
И шрамы на сердце у бедной скотины
не вылечит доктор кошачий уже.
Устанет котёнок, свернётся в комочек.
Но он и во сне не познает тепло.
Как это банально, когда кто-то хочет,
чтоб в жизни хотя бы немного везло.
Хотя... как котёнок — пищим постоянно,
мы ищем заботы и чьей-то любви.
И также пинают нас недогуманно,
От двери к двери. И твердят: «c`est la vie»
Но эту иронию вряд ли заметят.
Творенья венец — слишком гордо звучит.
Нужна ли гуманность кому-то на свете?
А бедный котёнок в подъезде молчит
Нет. Он не устал — на него наступили.
Ослабшее тело рассталось с душой.
Старушки поохали, всех обсудили.
Вас не потревожит его тонкий вой.
***
Слеповатая старушка шла домой,
не заметив «меховой комочек»
Даже наступив слегка ногой,
приняла животное за кочку.
Мявкнул кратко тонкий голосок,
хрустнул неокрепший позвоночек,
тельце вжалось в выбитый порог,
крови капли обувь чуть намочат.
И согнувшись как ещё могла,
прошептала над мохнатым телом
«Котик, ты прости, я не со зла,
просто на тебя я не смотрела»
Вынесла из дома лоскута,
завернув животное, кряхтя,
ямку сделала на клумбе и кота
закопала как бездомного дитя.
«Вот и всё дружок, окончился твой путь», —
буркнет бабка, грязь смахнув с ладоней.
Так и нас: раздавит кто-нибудь...
Только вряд ли, после, похоронит.