Разбит, разделён на части
наш чёртов век.
Обычная мера счастья – сам человек.
Великий.
Уверенный.
Знающий силу и разум.
Познавший себя
и Вселенную.
Рухнувший разом.
Смешной и смешавшийся здесь,
под мерцающим светом,
Сожравший себя самого и родную планету…
Толпа истерически мечется – бледные лица.
Теперь всем понятно, как выглядит самоубийца,
и всё здесь, на станции, словно простая издёвка –
всё так же взъерошена у эскалатора тётка,
и небо, такое, как сверху – почти голубое…
И люди, прошедшие всё, кроме атомной боли.
Плакат «Выход есть!» снова лжёт,
как бывало нередко.
И весело ржёт
Вороной
над заполненной клеткой.
А город, что там, наверху,
в страшных муках сгорает,
всем нам показав: да, ад есть.
Нет на свете лишь рая,
и мне остаётся зайтись в неизбежном рыданьи:
«Не я виноват!
Мне не хочется этих страданий!
Кто нам прописал лишь такое лечение,
люди?!..»
Быть главной закуской на чёрном, оплавленном блюде.
…На мир из стекла и бетона обрушился молот…
Причина видна и проста:
человеческий голод.
…Представьте, что мы ещё живы, и ниточкой тонкой
протянута связь между мной и счастливым потомком,
и он меня спросит,
о чём мы когда-то мечтали?
Что делали мы?
И за что, за кого, умирали?
И что я отвечу?
Что яркого было на свете?
Счастливые дети? Конечно.
Голодные дети…
Огни идиотской, увы, вездесущей рекламы.
Киношный Высоцкий.
Живая,
любимая мама.
Машины. Компьютеры. Спорт. Социальные сети –
но всё это время навряд ли надёжно отметит.
Я вспомню ещё
про бои за разрушенный Грозный,
про слёзы над свежей могилой
под белой берёзой,
Верховный Совет, под обстрелом из танков горящий,
солдатский скелет,
в гроб уложенный,
будто бы в ящик.
А вы мне напомните, что в новостях говорили?
Взорвали.
Ограбили.
Снова бомбили.
Убили.
И в Штатах безбожных,
и в богом спасённой России –
да, в общем, везде…
Человек – порожденье насилья.
Скажите, не так?
Что ж, не верите – значит, проверьте:
А кто никому не желал ни мучений, ни смерти?
А много ли кто не хотел бы
ни власти,
ни славы?
Пускай незаконной,
Неважно, что где-то кровавой?
В войну и убийство земные мальчишки играли,
и, стоя на трупе придуманном,
вновь – побеждали.
И тысячу лет так ковали всемирные беды,
ведь слишком легки,
безболезненны эти победы.
…Мальчишки росли.
Организм снова требовал пищи.
И кто-то не в книгах,
а в драках спасение ищет.
Они всё взрослели,
а вскоре совсем вырастали,
и кровь проливалась
под серой мальчишеской сталью,
но голод, забытый на день, становился сильнее.
Мальчишки одеты в колеты, мундиры, шинели –
и вот пулемёты сметают ряды человечьи,
а голод, едва утолённый, вернулся навечно.
Он жжёт изнутри,
прожигая в сознании язвы,
и боль вдруг приносит в сознание полную ясность,
и ты кнопку жмёшь, чтоб стать сытым
и вечно бесплотным.
Наверное, тот, кто всё начал,
был самым голодным.
Теперь по несчастным мальчишкам,
друг другом убитым,
грохочут на мёртвой планете стальные копыта.