Ответ пришёл!...
И я… помчался к ней,
Не думая о том, что там случится!
В последний раз достойно с ней проститься.
И будь, что будет. Страсть сейчас сильней.
Она прохладно встретила меня,
Мы пили чай из датского сервиза.
Муж был на службе – ни к чему сюрпризы,
Он мог прощанье наше не понять…
«Прости меня за то, что просто так
Могла надежду дать своей запиской…
Я не могла иначе. Это низко!»
«Ну, что, мадам! Неслыханный пустяк!»
Она замялась, да и я молчал.
Её глаза наполнились слезами…
«Ах, как теперь?! Что дальше будет с нами?!»
«Мадам…» - я не владел уже словами
И вдруг коснулся нежного плеча…
К её ногам рабом упал,
Нёс восхитительную чушь,
И руки страстно целовал,
Вдруг в кабинет заходит муж…
От удивления застыл
Он на пороге, хмурит брови.
Его прекрасно знаю пыл:
Прольётся, видно, много крови!
А выход? Разве выход есть,
Когда задета чья-то честь?!
Он снисходительно молчит
И грустно на меня глядит,
Перчатку левую снимает
И мне в лицо её бросает.
Мы с ним противники, враги,
Но им невольно восхищаюсь.
Не церемонился б с другим,
Но здесь… послушно удаляюсь.
Она – достойная жена
Достойнейшего из супругов,
Как ни было б сейчас ей туго,
Как ни была б напряжена,
Она не выдала испуга.
Как ни душили б слёзы, стыд,
Она недвижима стоит.
Никто из нас троих не врал
И рук заламывать не стал,
Играть трагедию пустую
И бить посуду дорогую…
Так лучше. Лучше разлюбить,
Чем не гореть. Себя жалея
Иль самолюбие лелея,
Страсть снисхождением убить.
Любовью окрестить вертеп
Иль безысходность или дружбу.
Мне это всё безмерно чуждо
В любви тонов, оттенков нет!
Неважно – тьма это иль свет!
Гори дотла, рви душу в клочья!
Страдай, надейся; если хочешь,
Будь невозможен, глух и слеп!
Дуэль.
В Ростов письмо отправил я домашним,
Дела уладил все… Да будет так!
Я плохо спал. Рука дрожит – пустяк!
Несносно лгать, а умирать – не страшно.
Мы на рассвете встретились. Я ждал
Слов порицания, но граф стоял безмолвно,
И у него ночь выдалась бессонной,
И он сейчас, конечно же, страдал.
Пора заканчивать никчёмный этот фарс!
Мы встали с ним на близком расстоянии,
Мной овладело гадкое отчаянье.
Граф не сводил с меня усталых глаз.
Я выстрелил, рука была, как плеть –
Итогом был отменный чёткий промах.
Ах, если быть не может по-другому,
Придётся на дуэли умереть!
В такой весенний и погожий час
И умирать, наверное, не страшно.
Итог всей жизни смерть, так что же важно?
Жаль, не найти ответа мне сейчас.
Раздался выстрел…тишина…живой?
Рукав рубашки белой окровавлен,
Я не убит, но буду обесславлен
Я – лицемер. Я – вор жены чужой.
Соперник подошёл. Спокоен он:
Холодный взгляд и точные движенья.
Выходит, не стрелял на пораженье
Или... решил добить меня потом?
Ни слова оба. Врач спешит помочь,
Но лишь мешает суетой излишней.
Граф молвит мне сурово, еле слышно:
«Я не убийца» и уходит прочь.
****
Трагедии на свете потому,
Что мы неискренни в своих порывах нежных,
Что нами правят «никогда» и «прежде»,
Ведь мы боимся правды, посему
Нам проще говорить, что не сбылось,
Хотя «могло, и как могло, поверьте!»
Поступки с оправданиями сверьте,
И вы поймёте: что-то не сошлось…