В своей простейшей форме он был триедин. Только подумайте. Триединый человек! –
С. Беккет. "Мечты о женщинах, красивых и так себе".
КРИК ТЕЛА
тело изнашивается, тело кричит, слышишь крик изношенного тела, крик, который нельзя передать словами, тело на вешалке времени, поношенное, подлатанное, кричащее в темноте, кричащее в пустоту, прикованное к самому себе, ощупывающее самого себя, пугающееся самого себя, напрасно кричащее, напрасно изнашивающееся, заваленное обломками дней и годов, погребенное в руинах месяцев и недель, мосты и дороги, по которым он прошло, горы и крыши, на которые оно взбиралось, погребены вместе с ним, все погребено, кроме крика, который летит свободно, свобода – это крик тела.
НИКАКИХ ПЕРЕМИРИЙ
порванная проволока, затопленные траншеи, остатки блиндажа, это война, загляни в себя и увидишь поля сражений, поле битвы, война на всей территории, здесь не заключают перемирий, парламентеров расстреливают, раненых оставляют на поле боя, некому писать письма, некому их получать, как это началось, уже не вспомнить, и не у кого спросить, дезертировать невозможно, тот, кто переходит на сторону противника, оказывается у самого себя.
ПРИСЛУШИВАЯСЬ
прислушиваясь в тишине к самому себе, разберешь звуки оползня, лавы, ломающихся и горящих деревьев, вой бегущих зверей, крики птиц, услышишь то, чего обычно не слышишь, и удивишься, как много происходит там, где можно побывать только слухом.
ЗА НЕИМЕНИЕМ ЛУЧШЕГО
отсутствует что-то важное, и по месту, для него приготовленному, не догадаешься, что это будет, нельзя догадаться, чем это было, важное, как вода или воздух, как голос, что теперь, ускользнув в прошедшее, выдает себя лишь отсутствием, пустотой, которую бережешь, резервируя, за неимением лучшего.
ПОТЕРЯН
когда обернешься, чтобы взглянуть на себя, никого не увидишь, ты потерялся, отстал, трудно будет тебя разыскать, а если удастся, кто поручится, что найденный – это ты сам, если будешь искать непрерывно и долго, может быть, нападешь на следы, услышишь невнятную речь, но не коснешься себя, ты потерян.
НА ЗЕЛЕНОМ ХОЛМЕ
представляя ход эволюции, длинный ряд предков, завершившийся тобой, чувствуешь удивление, гордость, благодарность случаю, сковавшему все другие случайности в эту чудесную цепь, а потом думаешь: лучше бы вулкан Тоба подымил еще с неделю, чтобы фауна и флора планеты уже никогда не могли оправиться от этого катаклизма; чтобы в будущем никто не оглядывался на прошлое, не удивлялся, не гордился и не подсчитывал вероятность того, что у юной корманьонки, душным летним вечером совокупившейся с юным корманьонцем на зеленом холме у подножья Килиманджаро, через десятки тысяч лет появится потомок, любитель коньяка, кофе, Кафки и Хемингуэя.
ЛУНА НАД ЛЕСОМ
когда они вышли за город, на лесом уже взошла луна, взошла она и над городом, луна взошла над всем окрестным миром, и ей не было никакого дела до двух спутников, о чем-то тихо беседовавших, удалявшихся от города, торопившихся окунуться в ночь.
НОЧЛЕГ У ОБРЫВА
ночлег у обрыва, о котором не знаешь, но он тут рядом, и ты переворачиваешься с боку на бок, слева направо, справа налево, не просыпаясь, не понимая, откуда это беспокойство, что тебя тревожит, что заставляет тебя переворачиваться, а это обрыв, куда ты можешь рухнуть, если повернешься в одну и ту же сторону, раз и еще раз, случай тебя удерживает, только случай, для заночевавшего на краю случай – единственный сторож, единственный хранитель, и какая удача, что он все еще на твоей стороне, этот случай, и ты можешь спать.
ТИШИНА
голосом, неровным от волнения, ты позовешь его и напряженным слухом будешь вслушиваться, никакого отзыва, никакого эха, это и есть ответ, который ты предчувствовал, надеясь, совсем немного, что предчувствие не сбудется, но оно сбылось, и теперь ты в тишине, сделавшейся еще более молчаливой, после того, как ты позвал, надеясь на ответ, хотя и уверенный, почти уверенный, что ответа не будет.
СОМНИТЕЛЬНЫЙ ИСХОД
два всадника выезжают из городских ворот, две машины выруливают на автостраду, два самолета взлетают один за другим, два парохода покидают гавань, будет ли благополучным их путешествие? не ошибутся ли дорогой? доберутся ли до цели? и если доберутся, то не покажется ли всадникам, водителям, пилотам, капитанам, пассажирам, что они напрасно проделали этот путь?
УДАР КУЛАКА
иногда я сажусь к роялю и беру случайные аккорды, никаких модуляций, это нельзя даже назвать импровизацией, гармонии сменяются в случайном порядке, а потом их сменяют диссонансы, секунды сталкиваются с минутами, часы с метрами, герцы с ваттами, джоули с граммами, и все заканчивается ударом кулака по клавиатуре, в районе второй октавы, после чего наступает тишина, она так прекрасна, что я не понимаю, почему я так долго к ней шел и зачем я ее нарушил.
НЕМНОГО РАДОСТИ
немного радости не помешало бы, немного тихого веселья, чего-то светлого, для разнообразия, чего-то легкого, как воробьиное крыло, и что же это, если б знать, возможно, полчаса на крыше «Галереи», открытое кафе, восьмой этаж, отсюда видны все башни и высотки, официант приносит «J&B» и лед, немного льдистой радости, тихого веселья, летчик, устроившись в кабине самолета, делит небо, но призрачна граница, и ветер стих.
ОДИНОКАЯ СКАМЕЙКА
одинокая скамейка в одинокой аллее, скамейки стоят по всей аллее, но это не убавляет им одиночества, одинокие скамейки для одиноких людей, хотя на каждой может поместиться человек семь, если усядутся плотно, прижавшись бедрами и локтями, так, чтобы слышать дыхание друг друга, чтобы осенние листья перелетали с одного колена на другое, с одного плеча на другое, и так, чтобы молчание было понятнее слов.
АГОРАФОБИЯ
что ты знаешь о боязни открытых пространств, страхе перед степью, лугом, полем, городской площадью, улицей, переулком, страхом перед небом, страхом, загоняющим в нору, погреб, подвал, квартирку, что ты знаешь об этом, ты, ненавидящий стены, крыши, изгороди, границы, межи, любитель раздолья, просторов, погонщик горизонтов, покоритель вершин?
ГАЛЬКА
избегая всего большого, приноравливаясь к мелкому, будто идешь по гальке на речном берегу, трудно устоять, но тебе это удается, ты выказываешь ловкость, удивительную для тебя самого, кто бы мог подумать, положение уже не кажется странным, и крики чаек все более походят на ястребиный крик.
КОНЬ БЕЗ ОСАНКИ
плевать против ветра, когда он гладит тебя по шерсти, и совершать множество других предосудительных действий, как то – пенять на зеркало, садиться в чужие сани, верить ушам, выносить сор, говорить с косым о кривом и так далее, – от этого меня так и не отучили в школе жизни, я был последним из отстающих, замыкающим арьергарда, отрезанным ломтем, отвалившимся пятым колесом, конем без осанки, приходом без попа, но кто назовет меня лодырем, в того я первый брошу камень, и покрупнее, – я ли не старался выбиться в успевающие, я ли не хотел добиться от учителя похвалы…
ШАРЫ
тело, заманчиво круглящееся, призывно холмящееся, соблазнительно выгибающееся, привлекательно бугрящееся, похожее на гроздь воздушных шаров, поднимающихся к облакам, на пузыри, поднимающиеся со дна водоема, гроздь пузырей, шевелящую листья каких-то водных растений, растворяющуюся в воздухе, родная стихия, воздух возвращается к воздуху, дыхание к ветру, душа к душе.
РЕДУКЦИЯ
свести все к телу, замечательная редукция, тело движется, тело кричит, тело поет, молчит, поднявшись на самую высокую гору, не увидишь ничего, кроме тела, горизонт, полагая мнимую границу, скрывает за собой другие тела, весь мир окрашен в телесный цвет, тело к телу, мир – это груда тел, и они общаются друг с другом посредством соприкосновения, толчка, удара.
ЧТО-ТО УТЕШИТЕЛЬНОЕ
если тебе станет от этого легче, можешь представить себе пшеничное поле или зеленеющий луг, поле колосится, луг зеленеет, поле колышется, луг зеленеет, по дорожке между колосьями едет велосипедист, если тебя это утешит, но почему это должно тебя утешать, так или иначе, едет велосипедист, поле колосится, луг зеленеет, как славно за городом, на природе, природа осталась только за городом, в город ей вход воспрещен, также и въезд, прилет и посадка не воспрещены, но она этим правом не пользуется, если тебя это утешит, если что-то тебя может утешить, должно же быть что-то такое, вроде этого, утешительное, как зеленый луг и колосящееся поле, по которому едет велосипедист.
ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЯ
тела, бывает, не хватает, вернее, бывает, не хватает тела, невоплощенный дух, неприкаянная душа, страдающие от своей невоплощенности, неприкаянности, а потом вдруг тела оказывается много, слишком много, и дух уплощается, и душа кается, зачем так сильно желала тела, но уже поздно, желание исполнилось, вот оно тело, приют духа, причал души.
КОЛОБОК
вот так из ничего скатываешься во что-то, и поначалу это радует, что-то лучше, чем ничего, ничего нет ужаснее ничего, самое худшее что-то лучше самого лучшего ничего, но вскоре понимаешь, что ошибся: что-то, самое лучшее, хуже самого худшего ничего, из которого ты скатился, в доверии к чему-то, в наивном желании чего-то, чего ты еще не знал, из ничего, вернуться к которому невозможно, даже в инвалидной коляске активного типа, остаются только воспоминания и сожаления, вот до чего ты докатился, лучше бы оставался там, где был.
ГДЕ ЖЕ ЕЩЕ
только тело способно кричать, если слышишь крик, значит, где-то недалеко – тело, верный знак, но тишина еще ни о чем не свидетельствует, тело все равно может оказаться поблизости, и, скорее всего, там оно и окажется, вблизи, где же еще ему быть, телу, подавившемуся своим криком.
ФОРД И БЬЮИК
вот уже несколько дней мне представляется одна и та же сцена: из дверей жилого дома, пошатываясь, выбегает человек, левую руку он прижимает к животу, он ранен, рядом с ним останавливается машина, за рулем женщина в черных очках, она открывает дверцу, помогает раненому забраться на сиденье, машина трогается, из здания выбегают двое с пистолетами, стреляют вслед удаляющемуся «форду», хлопки выстрелов, треск стекла, а на противоположной стороне улицы в сером «бьюике» сидит мужчина и внимательно наблюдает за происходящим, его губы шевелятся, он что-то говорит.
В ИНТЕРЬЕРАХ
обнаженные тела в холодных зеркально-металлически-пластиковых интерьерах, по одиночке и вместе, читающие, спящие, целующиеся, совокупляющиеся, отражающиеся в зеркалах, подсматривающие друг за другом, избивающие, истязающие друг друга, холод, железо, стекло, пластик, стружки, пропитанные карбамидной смолой, модифицированные меламиномом, страсть, боль, смерть, в полной тишине, будто у них вырвали легкие, им нечем кричать, а кто-то подсматривает с той стороны, прячась за зеркалом-шпионом, зеркалом Блоха, кто-то смотрит на происходящее в этих холодных пластико-стеклянно- металлических интерьерах, размышляет, делает заключения.
ЧТО-ТО НЕУЛОВИМОЕ
но остается еще что-то помимо этого, что-то неуловимое, то ли довесок, то ли остаток, что-то важное, без чего остальное лишается смысла, значения, делается бесполезным, еще бесполезнее, чем лыжня, занесенная снегом, или отмененный авиарейс.
ВДАЛИ ОТ ГОРОДА
здесь, вдали от города, можно было бегать по траве и далеко, сколько хватит сил, оборвать цветы на всей поляне, наломать охапку веток, упоение вседозволенностью, абсолютный монарх растительного царства, сюзерен трав, кустарников и деревьев, господин грибов, и при этом – участливый наблюдатель за жизнью кузнечиков, бабочек, жуков, червяков, лягушек, ежей, зайцев, белок, рыб и бобров, не говоря уже о пернатых, границу между животным и растительным он чувствовал хорошо, хотя какой-нибудь буддист мог бы упрекнуть его в жестоком обращении с мухами и комарами.
В НЕМ РАЗВИВАЕТСЯ СОСТРАДАНИЕ
но постепенно он проникся жалостью ко всему живому, включая цветы, травы, грибы, археи, сине-зеленые водоросли и вирусы; неживое, однако, по-прежнему не вызывало в нем сочувствия, и он развлекался тем, что высекал искры, ударяя камень о камень, не подозревая о том, что каждая искра – это крик камня.
ПЕРЕПОЛНЕННАЯ ЧАША
он проникся состраданием ко всем уродцам – сколько он повидал их за свою короткую жизнь! – люди-гиганты и люди-карлики, толстяки и худышки, безрукие и безногие, с тремя руками и тремя ногами, хвостатые и рогатые, люди-лошади, люди-медведи, люди-мулы, люди-ужи, люди-слоны, люди-стрекозы, люди-собаки, люди-раки, люди-пингвины, сиамские близнецы, хозяева и паразиты; однажды чаша сострадания его переполнилась – он встретил четырехногую девочку и сделал ей предложение (по примеру доктора Бикнелла), супруги прожили недолгую, но счастливую жизнь, у них было трое детей, шестеро внуков и внучек и более двух десятков отдаленных потомков, точное число которых неизвестно.
РАЗГОВОР А. И Б.
что же, сказал А, мы так и будем стоять? а кто нам помешает? спросил Б. наше внутреннее побуждение, сказал А. мы и так бодрствуем, сказал Б, пробудиться от бодрствования значит заснуть. я предпочел бы отправиться в путь немедленно, сказал А. предпочли чему? спросил Б. тому, чтобы никогда не отправляться в путь или отправиться позднее, сказал А. я бы не хотел остаться здесь навсегда, сказал Б, если вы это имеете в виду. нет, я не это имею в виду, сказал А. что же тогда? спросил Б. что-то другое, сказал А. что-то насчет пути, сказал Б. не помню, сказал А. что-то насчет никогда, сказал Б. возможно, сказал А. вот видите, сказал Б, я был прав. нет, вы не были правы, сказал А, и убедитесь в этом, когда придет время. вот именно, сказал Б, зачем спешить, время само нас найдет. тогда будет поздно, сказал А. время приходит вовремя, сказал Б, иначе оно просто не может. как вам угодно, сказал А. так угодно времени, сказал Б. приятно, наверное, чувствовать свою правоту, сказал А. а вы попробуйте, сказал Б.
КУДА БЫ ОНИ ПОШЛИ
если начистоту, идти им было некуда, и спор не имел никакого смысла, как и большинство споров, может быть, все споры, включая спор о том, имеет ли хоть один спор какой-нибудь смысл, но когда некуда идти, любая тема уместна, любой разговор будет кстати, даже спор о том, стоит или не стоит куда-то идти, ведь идти все равно некуда.
УДИВИТЕЛЬНАЯ СТРАНА
они поднимались на холмы, забирались на деревья, прыгали с крыши, катались по траве, плавали и ныряли, стреляли из рогаток, разводили костры, обжигались крапивой, ловили рыбу, собирали грибы, бились волшебными палочками и деревянными мечами, искали что-то в подвале, прятали что-то на чердаке, запускали бумажных змеев, бегали под дождем, объедались ягодами, рассказывали страшные истории, иногда дрались, потом мирились, засыпали сразу, как только ложились, и видели во сне страну еще более удивительную, чем эта.
ЛАНДШАФТ
пусть это будет бурый песчаный ландшафт, вроде Большого Каньона, что-то марсианское, но с небом светлым, как на Земле.
ГОРОДСКИЕ МАЛЬЧИШКИ
но они оставались городскими мальчишками, привыкшими к огромным зданиям, улицам, площадям, транспорту, фонарям, рекламе, школьным занятиям, спортивным залам, кинотеатрам, дансингам, ночным клубам, казино, борделям, воровским притонам, к тайным встречам торговцев наркотиками, оружием, сексуальными рабами, человеческими органами, к планеркам и деловым встречам, заседаниям в парламенте и суде, работе с 9 до 18, курсам профессиональной переподготовки, пособию по безработице, выборам, демонстрациям, мирным протестам, террористическим актам, захвату заложников, расстрелам прохожих, самоубийствам, проповедям, рождественским базарам, новогодним елкам, марафонским забегам, конкурсам красоты, полетам в космос, экологическим катастрофам, стихийным бедствиям, банкротствам, скачкам цен, обвалу и росту рынков, компьютерным новинкам, эпидемиям, военным конфликтам, мирным инициативам, спаду рождаемости, феминизации, либерализации, закручиванию гаек, возрождению мифов, закату мандаринов, восходам луны, сумеркам Просвещения, все это не вызывало у них интереса, и только за городом, на природе, в них просыпалось любопытство, свойственное детскому возрасту, и они удовлетворяли его как могли.
ОДИНОКИЙ ДОМИК
и был одинокий домик среди полей и лесов, возле дороги, по которой редко-редко проезжал автомобиль, велосипедист, и никогда – автобус, и был колодец с холодной водой, и ведерко с цепочкой, и забор, и калитка, и на крыше – гнездо журавлей, а под крышей – гнездо ласточки, вокруг желтели поля, зеленели леса, рядом текла река, где они плавали наперегонки, от берега к берегу и обратно, победивший убегал вместе с одеждой проигравшего, и тому приходилось мастерить себе одежду из лопухов.
ЧТО-ТО СТРАННОЕ
что же еще было в этом доме и его окрестностях, не обитало ли там что-то странное, неузнаваемое, неназываемое, но проявляющее себя открыто, зримо, телесно, не обитало ли там какое-то тело, необычное тело, или тень тела, а, может быть, тень чего-то другого, нетела, тоже неузнаваемого, неназываемого, но проявляющего себя скрыто, неявно, незримо, косвенно, зримы были последствия, а причина невидима, так они узнали, что в мире есть кое-что не поддающееся объяснению, похожее на разлом, провал, на лапу, на щупальце, протянувшееся в этот мир из иного мира.
НЕОБРАТИМЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ
проявлялось ли это скрытое в шуме древесных крон? ежедневно, в тихую погоду и в ветреную. обнаруживалось ли это неузнанное, неназываемое в колыхании занавесок, треске половиц (в доме были половицы), ступенек (в доме были деревянные ступеньки), скрипе дверных петель, крике петуха, квохтанье куриц, кряканье гусей, хрюканье свиней, мычании коровы, хлопании журавлиных крыльев? обнаруживалось регулярно, днем и ночью. проступало ли это необычное в чем-то обычном, например, стуке колодезного ведра, плеске колодезной воды, холоде металлического черпака? проступало, и отчетливо. достигались ли этим проявлением, обнаружением необычного, неназываемого, некоторые изменения в сознании обитателей дома? да, необратимые.
ЗДАНИЕ НА ХОЛМЕ
часто им хотелось предаться безделью, самому полному, безоглядному безделью, какое только можно вообразить, но они сдерживали себя, просыпаясь рано, укладываясь поздно, пребывая с утра до ночи в движении, ставя себе какие-то (легкие и трудные) цели, например, дойти до большого разрушенного здания, стоявшего на другом берегу реки, эта мысль, это желание зародилось у них сразу, то есть в первый же раз, когда они перплыли реку и поднялись на высокий холм, откуда увидели луга, дороги и другие холмы, и на одном из этих холмов – остатки здания, показавшегося им брошенным, разрушенным, и таким оно и было на самом деле, в этом они убедились, когда добрались до него.
ОТРЫВОК
мать подходит к твоей постели и, наклонившись, целует тебя в лоб, и вот она уже превратилась в незнакомку, тоже тебя целующую, но по-другому, в губы, своими приоткрытыми губами, легко касаясь твоих губ языком, овевая их своим дыханием, теплым и ароматным, будто волна цветочного запаха в какой-то южной стране.
ЯБЛОКО РАЗЛАДА
если вдуматься, их положение было не таким уж плохим, в нем вообще не было ничего плохого, их положение было лишено любых недостатков, оно заключало в себе одни лишь преимущества, но могут ли двое находиться в одинаково примущественном положении? в этом заключался корень раздора, яблоко разлада, и когда они его съели, разделив строго пополам, у них не осталось ничего, кроме раздора, ничего, кроме разлада, с этого все и началось.
ПЕССИМИЗМ И СОСТРАДАНИЕ
во всем этом нет никакого смысла, говорит А. почему же, говорит Б, стоит только поискать, он тут же и отыщется. это ты так думаешь, говорит А. ну конечно, говорит Б, если бы кто-то подумал за меня, я бы этого не сказал. самое отвратительное, говорит А, это пессимизм, лишенный сострадания, Шопенгауэр был пессимистом, но ему было ведомо сострадание. да, говорит Б, оно его переполняло, мучило и поддерживало. меня ничто не поддерживает, говорит А, твое плечо далеко. и все же мы продвигаемся, говорит Б, это несомненно.
МАЯК
я думаю, здесь был маяк, сказал А, посмотри на эту лестницу. возможно, сказал Б, если допустить, что море отступило и далеко, за горизонт. никаких следов моря, даже отступившего, сказал А, нуждаемся ли мы в такой гипотезе? да, чтобы сделать правдоподобным другую гипотезу, о маяке, сказал Б. маяк нужен не морю, а кораблям, сказал А. значит, корабли ушли вместе с морем, сказал Б. вот как, сказал А, все ушли, море и корабли, и до маяка никому не было дела. никому, сказал Б. и он не дождался нас, сказал А. мы опоздали, сказал Б. как всегда, сказал А. не преувеличивай, сказал Б.
НЕЛОВКОСТЬ
не имея ничего против, он не имел и ничего за, он вообще ничего не имел, потеряв имевшееся, подаренное, не приобретя ничего взамен, растрачивая и не умножая, вычитая и не прибавляя, он был не то что беспечен, а как-то неловок, все у него валилось из рук, и то, что шло к нему в руки, уходило потом между пальцев, с этим он ничего не мог поделать, ничего.
ПРИДТИ И УВИДЕТЬ
почему-то они решили, что здание развалилось не само собой, от старости и слабости, а было разрушено некой силой, скорее всего, силой огня. на это указывали почерневшие стены и черные головешки внутри этих стен. здесь случилась битва огня и света, и оба погибли, сказал А. это произошло не так давно, сказал Б, ни одно деревце еще не пробилось, и даже травы не видать. может быть, поднявшись по этой лестнице, мы увидим море, предположил А. выдержит ли она наш вес, усомнился Б. этого мы не узнаем, сказал А, мы же не станем по ней взбираться. почему бы и нет, сказал Б, один из нас мог бы попробовать. только не я, сказал А. зачем же ты заговорил о море, укоризненно спросил Б. я только высказал предположение, не собираясь его проверять, сказал А. предположения, не допускающие проверки, бессмысленны, сказал Б. мы ведь не знаем точно, был ли это маяк, сказал А, и проверить это предположение невозможно. в таком случае, зачем мы здесь, сказал Б. когда мы отправились в путь, мы еще не думали, что это маяк, сказал А. самое правильное – воздерживаться от утверждений и предположений в любых ситуациях, как в начале пути, так и в конце, сказал Б. мы пришли сюда не для того, чтобы узнать, а для того, чтобы увидеть, сказал А. и мы увидели, сказал Б.
ПОВСЕДНЕВНЫЕ ДОСАДЫ
больше всего ему досаждал шум, большой шум, маленький шум, все шумы, далекие и близкие, все голоса, громкие и тихие, все скрипы, все гудки, все стуки, все визги, он завидовал глухому композитору, но завидовал и слепому поэту, потому что отсиживаться дома он не мог, нужно было выходить, хотя бы изредка, и ему досаждало все, что он видел, уличные кошки, уличные птицы, уличные мальчишки, уличные девчонки, все прохожие, какие встречались на улице, и те, которых он видел издалека, все средства общественного и личного транспорта, все байки, ролики и скейтборды, все рекламные тумбы и щиты, и там, куда он заходил, выйдя из дома, ему досаждало все, включая и то, за чем он туда зашел и с чем он оттуда вышел, чтобы проделать обратный путь, вернуться в квартиру, где его поджидали шумы, большие и малые, долгие и короткие, знакомые и незнакомые, но все одинаково непривычные, потому что привыкнуть к тому, что ему досаждало, он не мог, как ни пытался, на его письменном столе стояли два бюста, он укреплялся духом, глядя на них, а что ему оставалось делать.
НЕИЗВЕСТНОЕ
она хотела неизвестно чего и стремилась неизвестно к чему, тишь лесов, шум площадей, многолюдность, безлюдность, суета, покой, и вот однажды, когда она стремилась неизвестно к чему и хотела неизвестно чего, это неизвестное явилось к ней само, и с той поры она уже ничего не хотела и ни к чему не стремилась, тихо, в покое доживала она свои дни, и неизвестное было рядом с ней до последнего ее вздоха.
РАЗЪЯТОЕ ТЕЛО
тело, разъятое на другие тела, не узнающее само себя, принимающее себя за что-то другое, скорбящее о себе, исходящее в крике, в беззвучном крике, исходящее во многих криках, беззвучных, неслышных.
УЛЫБАТЬСЯ
если ты будешь улыбаться, мир в конце концов улыбнется тебе в ответ. А рассуждал всегда так, будто он был наедине с миром. он был наедине с миром, даже когда обращался к Б, чего Б, по свойственной ему рассеянности, не замечал, а если и замечал, то не показывал виду, потому что его это нисколько не трогало. он ведь тоже обращался к А из своего уединенного, удаленного, нерушимого тет-а-тет с миром, улыбаясь миру, угрожая ему, выказывая презрение, выставляя посмешищем. мир это терпеливо сносил. его терпению можно было позавидовать.
ВЕСЕЛЫЕ ОХОТНИКИ
веселые охотники, удалые загонщики скачут ночью по темным улицам, катят на байках, идут, взявшись за руки, никто не скроется, не спрячется, рокочущие вертолеты освещают им путь, кто-то по рации подсказывает им дорогу.
СКВОЗЬ ЧЕРНУЮ ДЫРУ
все, что нужно он находил в самом себе, научился находить в самом себе, потому что только там и можно было найти то, в чем он нуждался, что ему было необходимо, а кроме необходимого, все остальное представлялось ему излшиним, осознал он это – то, что необходимое нужно искать в самом себе, – не сразу, а когда достиг полного понимания, то отказался от любых попыток найти что-то вне себя, так он экономил силы, употребляя их на поиски в самом себе, уводившие его все дальше и дальше, глубже и глубже, выше и выше, так что в конце концов он уже и не выходил из себя, полностью занятый самим собою, будто он прошел сквозь черную дыру и очутился в другой вселенной, где все устроено так, чтобы нигде не встречать чужого, досаждающего, эта вселенная была бесконечна, и он путешествовал по ней во всех направлениях, не уставая, не скучая, везде находя то, в чем он нуждался, и не сталкиваясь с тем, что было ему не нужно, любопытство его с годами только росло, а не уменьшалось.
ЛОЖНЫЕ ТРОПЫ
иногда он задумывался, существует ли в мире что-то, помимо тел, и чем бы оно могло быть, но со временем перестал размышлять об этом, убедившись, что эти размышления никуда не ведут, или, точнее, ведут в никуда, в глухие тупики, темные леса, где полным-полно тел, и ничего, кроме тел, лопавшихся под его ногами, словно перезрелые дождевики, падавших на него сверху, словно созревшие плоды – груши, яблоки, апельсины.
ПУТЕШЕСТВОВАТЬ ВДВОЕМ
господин А родился без рук, а господин Б родился без ног, судьба их словно предназначила для совместной жизни, вместе они составляли целое и могли проделывать все, что проделывают обычные люди, кое в чем они имели даже преимущество, например, они могли смотреть одновременно вперед и назад, читать сразу две книги, произносить одновременно две речи или одну речь на двух языках, чихать и зевать, спать и бодрствовать, и так далее, плечи у господина А были такими широкими, что господин Б чувствовал себя на них очень уютно, ноги у господина А были такими сильными, что легко несли удвоенный вес, руки же господина Б были крепкими, руки грузчика или борца, но при этом он очень ловко владел пальцами и выучился играть на различных музыкальных инструментах, господин А тоже мог дудеть в дуду, если вставить ему ее в рот, и они часто исполняли что-нибудь дуэтом: на дуде и скрипке, или на дуде и гитаре, и конечно, они пели вдвоем, у господина А был бас-баритон, а у господина Б – тенор, хотя он мог петь и баритоном, диапазон его голоса удивлял знатоков вокала, оба друга какое-то время обучались в консерватории, но потом решили стать путешественниками, на еду и ночлег они зарабатывали пением, декламированием стихов, фокусами, сбором плодов (апельсинов, яблок, груш), у них не было определенного маршрута, и каждое утро они заново решали, в каком направлении двинутся дальше, часто оказывалось так, что они возвращались в то место, откуда вышли, это их нисколько не расстраивало, планы их при этом не нарушались, ведь у них не было никаких планов, меньше планов – меньше огорчений, таков был их лозунг, они громко произносили его поутру, отправляясь в путь, и тихо шептали перед сном, надо сказать, что сон у них был отменный, и снилось им обычно одно и то же.
ШОУ, ГОРЫ И МЕЧТЫ
спустя какое-то время, может быть год, может быть, два года, они решили, что такие пешие странствия не позволят им охватить большую территорию, познакомиться со многими замечательными местами, короче, увидеть свет, поэтому они подписали контракт с владельцем одного известного шоу, в котором показывали уродцев, нет, они не считали себя уродцами, ни по отдельности, ни вместе, но предложение было сделано, и после недолгих размышлений (именно размышлений, потому что каждый думал своей головой) они это предложение приняли, так начались их странствия на колесах, платили им очень хорошо, что не удивительно, ведь еще Грейс Макдэниелс получала 175 долларов в неделю, участие в этом шоу позволяло им не только откладывать деньги на будущие путешествия, но и бесплатно путешествовать вместе с театром, это было замечательное время, и они всегда вспоминали его с теплыми чувствами (чувствами, потому что сердца их бились синхронно, но все в разных телах), особенно им запомнились дни, проведенные в Швейцарии, вблизи Альп, вблизи рек и озер (Женевского, Люцернского, Бильского), они посетили часовню Вильгельма Телля, и дом, где скончался Жан-Жак Руссо, и многие другие исторические места, включая крепости, монастыри, лечебницы, концертные залы, стадионы, они решили, что на закате, на склоне лет поселяться где-то здесь, в Швейцарии, у склона Альп, может быть, в долине реки Тамина, это стало их заветной мечтой, и перед сном они часто рассказывали друг другу, чем займутся на покое, удалившись от дел, то есть от странствий вместе с театром и без него, потому что других дел у них не было.
ЧЕТВЕРОНОЖКА
в шоу выступала женщина с четырьмя ногами, две маленькие ножки болтались между двух нормальных ног, а когда она приподнимала юбку, то можно было увидеть, что у нее не только четыре ноги, но и два таза, эта феноменальная особенность приносила ей около тысячи долларов в неделю, часть из которых она отсылала матери в Австралию, женщину звали Беллатрис, то есть «воительница», но ничего воинственного в ней не было, напротив, характер у нее был мягкий, женственный, она прекрасно пела, играла на фортепиано, сочиняла юмористические стихи, господа А и Б сразу почувствовали к ней расположение, которое очень скоро переросло в нечто большее, они уже представляли себе счастливую жизнь вдвоем, то есть втроем, даже вчетвером, в богатом особняке на берегу Тамины, два таза для такой жизни подходили больше, чем две головы, никаких поводов для ревности, оставалось только получить согласие этой женщины, она не отвергла их сразу, но и не сказала «да», а попросила разрешения дать ответ в начале следующего турне, которое должно было начаться в августе, предыдущее же закончилось в июне, и господам А и Б предстояло провести беспокойный июль, слишком многое было поставлено на карту, особенно тревожился господин А, когда же на него сходило краткое успокоение, тревожиться начинал господин Б, дама с четырьмя ногами посылала им каждый день электронные письма, по одному на двоих, но в них не было ничего, что могло бы подсказать, какой ответ они получат в августе, а до него оставалось уже немного, июль между тем выдался сухой и жаркий, горели торфяники, горели леса, стихия словно предупреждала их, требовала отказаться от брачных планов, но они не понимали ее языка, тревожились они не из-за пожаров, они заглушали беспокойство виски и карточной игрой, господин А держал карты правой ногой, или, взяв за образец стандартную фразу, в правой ноге, а левой клал карту на стол, дело в том, что господин А. был безрукий левша, что же до господина Б, то он был обычный левша, то есть двурукий, он держал карты в правой руке и выкладывал их на стол левой, в этом отношении дама с четырьмя ногами была нормальнее их обоих: она была праворукой, впрочем, говорить о нормальности здесь не приходится, следовало бы сказать, что оба, господин А и господин Б, принадлежали к левому меньшинству, что сулило им неплохие карьерные перспективы (по авторитетным данным, леворукие выпускники вузов зарабатывают на четверть больше, чем их одноклассники-правши), но ни тот, ни другой не думали о карьере, они, как уже говорилось, мечтали о тихой семейной жизни с четвероногой женщиной, и никакие пожары не могли выжечь эту мечту из их сердец.
ИНОМИРНИК
когда-то, однажды, господин А уезжал из города Б, в его руке был большой тяжелый чемодан, формой напоминавший кейс, тяжелым чемодан был потому, что господин А поместил в него все необходимое, и этого необходимого оказалось достаточно, чтобы назвать чемодан тяжелым, из всех тяжелых предметов, уместившихся в чемодане, самым тяжелым была настольная лампа, сплошь сделанная из металла, включая абажур, или рассеиватель, вторым по тяжести предметом был ноутбук, а третьим – двухтомник Ницше, во втором томе которого было напечатано сочинение под названием «Так говорил Заратустра», одна из глав которого называлась в русском переводе «О потусторонниках», что было новшеством, потому что в старом переводе эта глава называлась «О мечтающих о другом мире», позднее господин А встречал и другие переводы – «о мечтающих об ином мире», «о грезящих об ином мире», – в последнем эти «грезящие» назывались «иномирниками», и сам господин А чувствовал себя иномирником, отправляющимся на поиски иного мира, который непременно должен был где-то существовать, иначе нельзя было бы объяснить это чувство «иномирности», владевшее господином А чуть ли не с самого рождения, то есть бывшее в его случае, так сказать, конгенитальным.
ЕДИНОМЫШЛЕННИКИ
это было в те далекие времена, когда господин А верил, что в мире существует еще что-то, помимо тел, что-то нетелсное, не сводящееся к телу или телам, он не мог определить это что-то положительно и довольствовался отрицательной дефиницией, ему достаточно было веры, а точнее, уверенности, что бестелесное существует, с таким представлением ему было легче жить среди тел, которые толпились вокруг него, теснили, толкали, наступали на пятки, ведь у господина А были пятки, каким-то непостижимым образом он тоже был телом, хотя остро чувствовал свою чуждость всему телесному, не имея философского образования, он не мог сформулировать свое отношение к телу в точных понятиях, а если бы это образование у него имелось, он, по-видимому, использовал бы термины персонализма, считая свое «я» неразрушимой субстанцией, а тело – несубстанциональной «видимостью», его мировоззрение складывалось бы из элементов лейбницианства, кантианства и бергсонианства и ближе всего, вероятно, подходило бы к философской системе Густава Тейхмюллера, родившегося в Брауншвейге и скончавшегося в Дерпте, что же до господина Б, то он был радикальным материалистом, вроде Лукреция, и не признавал ничего бестелесного, считая идею корпускулярно-волнового дуализма ошибочной, или, точнее, имеющей лишь прагматическую ценность, реальными он признавал только тела, то есть корпускулы, к тому времени, когда они встретились, господин А растерял большую часть своей личности и вместе с ней – большую часть своей веры в существовании нетелесного, перестав быть цельной персоной, он утратил и свои персоналистические убеждения, поэтому господину Б ничего не стоило обратить его в свою веру, так они стали единомышленниками и оставались ими даже тогда, когда полюбили одну и ту же четвероногую женщину, может быть, правильнее было бы сказать. что они ее полюбили потому, что были единомышленниками, и только такую женщину они могли полюбить.
РАСТУЩЕЕ ТЕЛО
это было тело, всего лишь тело, но его было так много, что оно казалось чем-то иным, превосходящим тело, мутирующим, переходящим во что-то нетелесное, точнее, гипертелесное, оно пухло, росло, будто тесто, вбирая в себя все другие тела,пока не осталось ничего, кроме одного огромного тела, господин А проснулся от собственного крика, это кричало его тело, бедное, поношенное тело, и господин А заснул опять, потому что знал: криком тут не поможешь.
ГЛАВНАЯ УТРАТА
господин А. уже и не помнил в подробностях, как он приспосабливался к жизни среди тел, что он утратил, что приобрел, и чем оплатил эти утраты и приобретения, главное он. однако, помнил, пусть и не очень хорошо, с некоторой долей сомнения, он помнил, например, что ему пришлось научиться притворяться телом, и учился он этому несколько лет, в отрочестве, все его попытки настоять на своей нетелесности приводили к конфликтам, создавали новые проблемы, не решая старых, и постепенно он научился вести двойную жизнь, это было нелегко, жизнь и в единственном числе нелегка, а если она удваивается, раздваивается, то сложность возрастает неизмеримо, нужно было научиться вести телесную жизнь, не причиняя вреда нетелесной жизни, это было важнее, чем обратное: жить нетелесно так, чтобы телесная жизнь не терпела значительного ущерба, последнее требование, как он убедился, было неисполнимо в принципе, и его заботой стало выполнение первого требования, которое он предъявлял самому себе, сам же его исполнял и сам же наказывал себя за неисполнение, часто весьма сурово, в юности он не раз пытался отказаться от этой двойственности, пробовал вернуться к утраченной цельности – состоянию, которое представлялось ему идеальным, блаженным, хотя в нем были, конечно, свои трудности, заботы, огорчения, но все они искупались этим восхитительным единством с самим собой, которое каким-то образом оказывалось и единством с миром, не миром тел, а другим, определяемым лишь отрицательно, эти попытки каждый раз заканчивались поражением, и он отваживался на них все реже и реже, пока не оставил их вовсе, придя к убеждению, что двойная жизнь – это максимум того, что позволено в этом мире таким людям, как он, а он встречал людей, походивших на него самого, но из этих встреч он не извлекал никакой пользы, ничего, что могло бы подсказать ему какой-то другой способ выживания, не связанный с притворством, так он с тех пор и жил, пока не познакомился с господином Б, история которого не менее интересна, а кое в чем даже занимательнее.
ПОИСКИ НАЧИНАЮТСЯ
К началу следующего сезона Беллатрис из Австралии не вернулась, ее мобильник молчал, на письма она не отвечала. Господин А и господин Б тревожились, не зная что и думать. Им мерещились всякие ужасы. Они представляли, как Беллатрис пытается вынести из горящего дома свою парализованную мать и гибнет вместе с ней. В сообщениях из Австралии ничего не говорилось о жертвах. Но это не могло их успокоить. Они разорвали контракт, выплатили неустойку и отправились на поиски Беллатрис.
НЕДОРАЗУМЕНИЕ
лесные пожары в Австралии случаются во время европейской зимы. когда в Европе лето, в Австралии – зима, и наоборот. поэтому у А и Б не было никаких оснований тревожиться за Беллатрис. стихия огня, по крайней мере, ей не угрожала. хотя это не совсем точно, ведь огонь кроется не только в лесах, но и в маленькой спичке, зажигалке. достаточно небольшой небрежности, и вот уже красный петух, или, лучше, алый тигр скачет по комнате, крушит и пожирает дом. но они беспокоились именно из-за лесных пожаров, бушевавших в пригородах Австралии, и этому трудно подобрать объяснение, как и многому другому из того, что с ними происходило.
ДВА В ОДНОМ
Чем была для них Беллатрис? Что влекло их к ней? Почему они не обращали внимания на других женщин? Беллатрис была для них идеалом. Она воплощала в себе то единство, которого они искали. Она была одновременно и одним, и многим. Они тоже были сразу и одним, и двумя, но их единство было не таким крепким, нерушимым, как единство Беллатрис. Все-таки они были больше двумя, чем одним. Беллатрис же была и тем, и этим в равной мере. Вот почему они стремились соединиться с ней. Они хотели приобщиться к ее единству. Бессознательно они надеялись, что станут такими же едиными, как она. Хотя если бы их спросили об этом прямо, они, конечно, бы отрицали такую надежду. Беллатрис была от рождения едино-двойственной, а они от рождения были двумя. Не исключено, что прогресс в хирургии мог бы сделать их мечту осуществимой. Но они не думали об этом. Все их мысли были устремлены к Беллатрис.
ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ СПОР
Иногда они спорили, как правильнее говорить: четырехногая или четвероногая. Каждый приводил множество аргументов. Когда аргументы были исчерпаны, они начали взывать к интуиции, естественному чувству языка. Когда же и это не решило спора, они его попросту прекратили, согласившись, что оба термина синонимичны и не имеют даже стилистической окраски, так что выбор полностью зависит от вкуса выбирающего, то есть его психо-физиологического устройства, воспитания, образования, обстоятельств и прочего, что в сумме и составляет «я».
ТОЛЬКО ТАК
эта история, обещавшая быть краткой и незаконченной, все разрасталась и разрасталась, что, с одной стороны, делало недействительным первое обещание, но, с другой, заставляла верить, что второе будет исполнено.
ТАМ, ВДАЛЕКЕ
только увидев Беллатрис, оба поняли, чего им не хватает. до этого они считали, что у них есть все. они думали, что неплохо устроились в этом мире. но, увидев Беллатрис, они осознали, что у них есть далеко не все. и теперь, когда Беллатрис была далеко, очень далеко, это «далеко не все» приобретало новый, драматический смысл и делало недостаток еще более ощутимым.
ВЫБОР МАРШРУТА
Итак, господа А и Б отправились в Австралию. Но прежде, чем они пустились в это путешествие, или путеплавание, или путелет, между ними произошел долгий спор, касавшийся выбора пути, точнее, средства передвижения. Выбрав в качестве такого средства ноги господина А, или лошадь, или автомобиль, они пускались в то, что принято назвать путешествием. Здесь возникло первое разногласие. Господин А решительно отказывался называть автомобильную поездку путешествием. Он приводил всего одно основание, отвергнутое господином Б немедленно и без оснований. Господин Б не потрудился привести каких-либо оснований для своего отказа принять возражения господина А, чем немало огорчил последнего. После этого спора о словах произошел другой, касавшийся уже не слов, а дела. Господин А справедливо, по его мнению, указал на опасность перелета или переплавания. В первом случае, как ему казалось и, более того, представлялось очевидным, они подвергались террористической угрозе. Самолет могли захватить нигерийские террористы и посадить его далеко от Австралии, например, в пустыне Сахара. Это затруднило бы поиски госпожи Беллатрисы, а возможно и лишило бы их, то есть А и Б, всяких надежд на встречу с ней. Выбрав же водный путь, они могли стать жертвой морских пиратов. В этом случае встреча с Беллатрис также откладывалась на неопределенное время, без всяких гарантий, что она когда-нибудь вообще состоится. Господин Б, спокойно выслушав господина А, заметил, во-первых, что пустыня Сахара находится за пределами Нигерии, чем вызвал протест господина А, уточнившего, что, говоря о нигерийских террористах, он имел в виду террористов из Нигера – страны, целиком расположенной в пределах этой пустыни. Господин Б принял поправку без возражений, но отметил, во-вторых, что у них и так, без расчета на террористов, нет никаких гарантий, что их поиски будут успешными. Гарантий нет, сказал господин А, но вероятность есть. Поэтому он склоняется к путешествию первым способом, то есть пешком, верхом или на колесах. Господин Б предупредил господина А, что таким способом они сумеют добраться только до Сингапура или чуть дальше, до южной оконечности полуострова Малакка. Этот довод погрузил господина А в долгие размышления, после чего он предложил компромиссное решение: до аэропорта Дубай они едут на машине, а в Дубае садятся на самолет компании Emirates и отправляются в Мельбурн. Господин Б принял этот план, внеся два уточнения: они полетят самолетом компании Qantas Airways и не в Мельбурн, а в Сидней. Господин А охотно согласился с этими поправками. Оставалось купить карты, нанять машину и зарезервировать билеты.
ТАЙНА ГОСПОДИНА Б
Влечение господина А к четырехногой Беллатрис можно объяснить его прошлым, далеким прошлым, короче говоря, детством, в котором нетелесному отводилось важное место и главная роль. Но как объяснить влечение господина Б, с детства, с рождения, удобно расположившегося в мире тел и ни о чем, кроме тел, не помышлявшем? Очевидно, что Беллатрис привлекала обоих не столько своим телом, сколько скрытым в нем обещанием. Язык обещаний (правильнее, язык Обещания) был внятен господину А. Это ясно из предыдущего. Но для господина Б этот язык был также невразумителен, как язык племени корубо или синта ларга. Это тоже ясно из предыдущего. Таким образом, влечение господина Б к четырехногой женщине невозможно объяснить обещанием единства, и даже мета-единства, скрытым в ее удивительном теле. Но уже то, что господин Б неразлучно сопровождал господина А во всех его странствиях, уже одно это скрывает в себе тайну. Характер господина Б загадочен. Почему он так прилепился к господину А? Только ли потому, что от рождения был лишен ног, вернее, ступней? Для господина А отсутствие рук стало причиной повышенного интереса ко всему нетелесному. Господин Б, напротив, отрицал нетелесное во всех его видах и отрицал с детства. Если мы попытаемся искать объяснения тому и другому факту, то рискуем потерять из виду самые факты. А факты – это единственное, на что можно опереться в мире тел. Поэтому примем без объяснений факт влечения господина Б к четвероногой женщине Беллатрис и сосредоточимся на описании путешествия, в которое они, господин А и господин Б, отправились, чтобы отыскать удивительную Беллатрис и сделать ей предложение руки и сердца, точнее, двух рук и двух сердец. Это все, что они могли ей предложить, не считая, конечно, двух ног и прочего, тоже в двойном числе.
ПОТЕРЯННЫЕ СЛЕДЫ
Неизвестно, добрались ли они Дубая. Следы их теряются в Ираке, неподалеку от Басры. Здесь они позавтракали в придорожном кафе и поехали дальше. Местные жители хорошо запомнили странную пару. Через пять минут после их отъезда раздался взрыв. Погибли все – и те, кто видел, как они подъезжали, и те, кто провожал взглядом отъезжающую машину. Кто-то скажет: не стоило и труда их запоминать. Но человеческая память своевольна: делает, что хочет, запоминает, что хочет, даже если ей осталось жить пять минут.
БЕСКОНЕЧНАЯ МЕЛОДИЯ
когда небо прикинется жаворонком, а леса – ручьями, мир заполнит музыка, которой не будет конца.
ПОСЛЕ ВЗРЫВА
одно из возможных предположений: А, сидевший за рулем, оглянулся, услышав взрыв, А оглянулся, хотя напрасно, он все равно не мог ничего увидеть, за пять минут их автомобиль покрыл расстояние в пять километров, кроме того, ехали они не по прямой, поэтому оглядываться назад, чтобы увидеть место взрыва, было бесполезно, оглянувшись, А увидел только столб дыма и пыли, пыли больше, чем дыма, ведь останки здания еще не успели разгореться, но не увидел столб, который вырос на пути автомобиля, вырос потому, что автомобиль, которым он управлял с помощью Б, уклонился от предначертанного Дорожно-строительным Управлением пути, в результате чего произошел еще один взрыв, и тела А и Б разъединились, причем настолько, что соединиться им было затруднительно, весьма, а говоря без обиняков, невозможно, поэтому они продолжали путь раздельно, А шел на своих слегка покалеченных ногах, а Б полз по земле, опираясь на свои слегка изувеченные руки, таким способом они добрались до Дубая, где их ждал самолет компании Qantas Airways, чей вылет немного задерживался ввиду опоздания двух пассажиров, и который незамедлительно взлетел, как только опоздавшие заняли зарезервированные места.
ТОГДА И ТЕПЕРЬ
когда-то все было иначе, все было по-другому, не сказать, что лучше, но и не то чтобы хуже, просто иначе, и теперь, когда все так, как оно есть, и не иначе, можно сравнить с тем, как оно было, не для того, чтобы вынести вердикт «лучше» / «хуже», а чтобы обдумать, сформулировать и огласить оправдательный приговор.
ГВОЗДЬ И ЯЩИК
ружье висело на гвозде в одной из комнат, то есть хранилось с нарушением правил, требующих от владельца оружия исключить доступ к нему посторонних лиц и детей, что проще всего достигается приобретением металлического ящика, запирающегося на замок, в этом ящике можно хранить и патроны, повесив ружье на гвоздь, владелец вступает в конфликт с законом «Об оружии» и несет полную ответственность за последствия, которые могут быть самыми неожиданными, неожиданными для владельца, но не для законодателя, который разработал и принял данный закон с целью предотвратить эти последствия, заранее устранив их возможную причину.
В САЛОНЕ АЭРОБУСА
если бы у А сохранились воспоминания о том времени, когда он считал себя (и, возможно, был) существом нетелесным, он бы сравнил свое нынешнее влечение к Беллатрис со своим прежним влечением к Неопределенному. затерянный среди тел, А был полон любви к Неопределенному, и эта любовь делала его цельным, неуязвимым. он пролагал путь среди тел, словно океанский корабль среди водорослей. когда же его любовь к Неопределенному и самая мысль о нем иссякли, выцвели, А превратился в одно из тел, но с глубокой трещиной. этим он отличался от Б, который являлся телом изначально, с самого рождения, и был таким же восхитительно цельным, как все тела по рождению. но верно ли это? как же его ущербность? ведь ему не хватало ступней, и он не мог обходиться без А. что и говорить, характер Б непрост, и природа его загадочна. вот он летит в салоне «аэробуса 380» по маршруту Дубай – Сидней. его кресло – в отделении бизнес-класса, а в отделении эконом-класса летит А, и каждый из них не подозревает о том, что другой тоже находится на борту, каждый думает, что его спутник погиб при крушении автомобиля. но переживают они случившееся по-разному: А скорбит и тревожится, удастся ли ему одному найти Беллатрис, а Б прикидывает, нужна ли теперь ему четырехногая воительница, и не лучше ли в аэропорту Сиднея купить билет на обратный рейс.
ДВЕ ГИПОТЕЗЫ
нужно ли объяснять, почему А и Б оказались в разных отделениях салона, хотя заказывали билеты вместе и наверняка взяли себе места рядом, а в бизнес- или эконом-классе – это уже не важно, и даже их разделение, рассеяние после автокатастрофы не могло изменить номера зарезервированных мест, если нужно, то вот две гипотезы: весьма вероятно, что один из них, а именно Б, после посадки попросил себе другое место и получил его, оплатив установленную сумму через портативный терминал, возможно также, что кто-то (речь идет об А) был пересажен бортпроводницей в эконом-класс, чтобы улучшить центровку самолета, что менее вероятно, так как в этом случае ему полагалась бы компенсация, он мог, конечно, пересесть в эконом-класс из каких-то других соображений, как бы то ни было, А и Б летели поврозь, и оба относились к этому факту по разному.
ВЕЧНО-ЖЕНСТВЕННОЕ
вот ты сидишь здесь, сплошь тело, ничего, кроме тела, и каким-то шестым нетелесным чувством вспоминаешь, как это было, когда ты был не-телом, чудесное воспоминание, или наоборот, но ты вспоминаешь, ничего с этим не поделать, это как внезапно опустившийся запах жасмина, что же ты делал, когда был не-телом, искал что-то иное, такое же нетелесное, и в нем чувствовалось что-то женское, хотя оно не имело облика, и вообще странно говорить о женском, если имеешь в виду нетелесное, иногда это женское отступало, и оставалось просто что-то неопределенное, но женское всегда было рядом, и это добавляло страсти к твоей любви.
НАД ОКЕАНОМ
не так это просто – рассказать историю любви и благоговения, после того, как та и другое иссякли, выцвели, сгорели, покрылись ржавчиной и рассыпались в прах, поэтому история А останется – в самом важном и существенном – нерассказанной, точно так же, как история Б, за которую даже не стоит приниматься, настолько она трудна для рассказа, принимаясь за дело, раздели трудность задачи на свои силы, и если остаток окажется больше единицы, откажись решительно и без сожалений, тем более, что на очереди другая история – о поисках Беллатрис, поисках в воздухе и на суше, мы все еще летим над океаном, поглощая бесплатную (для Б) и оплаченную (А) еду, запивая ее бесплатными и оплаченными напитками, смотрим видео, решаем кроссворды, дремлем, просыпаемся и снова погружаемся в сон, где нам является Беллатрис, предмет наших мечтаний, четырехногая девушка, единая до третьего поясничного позвонка и раздвоенная ниже, она создана для нас, мы надеемся найти ее, она где-то там, в Австралии, в далекой Австралии, и с каждой минутой становится ближе, на пятнадцать километров в минуту, если быть точным, мы надеемся, что она не пострадала от пожара, иначе напрасно и наше путешествие, и все, что предшествовало ему.
ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЙ АКТ
самолет взорвался над Индийском океаном (дело рук и ума нигерийских террористов), после чего А оказался без ног, а Б оказался без рук, так неожиданно, непредусмотренно произошло чаемое ими воссоединение, полное воссоединение, которое они надеялись, считали возмодным обрести, только вступив в тесные, очень тесные отношения, проще говоря синхронизированный сексуальный контакт с Беллатрис, ее удивительным, будто нарочно созданным для них телом.
ПРОСИТЬ, И НАСТОЙЧИВО
побуди меня, побуди меня, Беллатрис, к чему-нибудь такому, на что я до сих пор не осмеливался, ободри меня, подтолкни, дай пинка всеми четырьмя ногами, чтобы я извергся отсюда, будто камень, выпущенный из пращи, будь моей пращой, дорогая Беллатрис, моей катапультой, о, как я буду благодарен тебе за приданную скорость, постарайся, чтобы она была не меньше второй космической, хотя я знаю, если ты постараешься, если проникнешься ко мне сочувствием, то она превзойдет и третью, поверь, я заслуживаю твоего сочувствия, Беллатрис.
ПРИВЕТ, АВСТРАЛИЯ!
долетели они без приключений. у террористов нашлись другие заботы, они осуществляли другие планы, они занимались чем-то не относящимся к А и Б. до аэробуса, летящего над Индийским океаном им не было никакого дела. они думали о нем не больше, чем о выборах в Россиийскую Думу, хотя, возможно, об этих выборах они как раз и думали. самолет приземлился в аэропорту Сиднея, и господа А и Б пройдя паспортный, а затем и таможенный контроль, воссоединились у выхода из терминала. но это было, конечно, не тем воссоединением, о котором они мечтали, ради которого пустились в долгое, трудное и опасное путешествие, еще не закончившееся, потому что они не только не встретили Беллатрис (у обоих было смутное предчувствие, что она ожидает их у дверей с цветами), но и не знали, где эта встреча может произойти, и вообще – жива ли еще Беллатрис, прекрасная цель их странствия, пощадила ли ее стихия огня и дыма, и если да, то где можно ее найти. странствие продолжалось, и последняя его часть была, возможно, опаснее всех предыдущих.
БЕЗ ИСТОРИИ
будет ли когда-нибудь рассказана история господина Б? худшая судьба, которая может постигнуть человека, – это остаться без истории. вне истории или без истории – это одно и тот же, надо ли пояснять, почему. итак, Б рискует остаться без истории: ведь его странствие подходит к концу. и если не сейчас то когда же. страшно, должно быть, услышать в ответ на такой вопрос: «никогда».
ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ
эта история, нерасказанная история о господине Б, может показаться выдуманной. но это не так. совсем напротив: нет на свете истории, более соответствующей фактам, более правдивой в мельчайшей своей детали.
ВОССОЕДИНЕНИЕ
как всегда, воссоединившись, они почувствовали радость, восторг. конечно, это объединение, единение, было лишь тенью того единства, о котором они мечтали и которого добивались так решительно, что пересекли сушу и океан, невзирая на автомобильную катастрофу и террористическую опасность, оно, это вновь обретенное единство, было непохоже на их мечту, но все же пробуждало в них чувство, или, скорее, предчувствие, ясное, отчетливое предчувствие абсолютной цельности, безупречной гармонии, подлинного здоровья, чувство, сравнимое только с тем чувством, или, скорее, предчувствием, которое А испытывал в отрочестве, и о котором он теперь имел лишь смутное вспоминание, и о котором Б не имел никакого понятия вовсе.
ДОКАЗАТЕЛЬСТВО
бесстрашие, сказал А, нам нужно запастись абсолютным бесстрашием, только так мы можем рассчитывать найти Беллатрис. мы проделали большой и опасный путь, сказал Б, разве это не доказательство.
ЦЕЛЬ И СРЕДСТВА
давно кем-то сказано, что цель не оправдывает средства, зато средства оправдывают цель. долгий путь, к чему бы он ни был направлен, ради чего он ни был бы проделан, делает это что-то чрезвычайно ценным. нельзя сказать «бесконечно ценным», потому что путь не был и не мог быть бесконечным. но если путь долог, то он приводит к чему-то весьма ценному. ценность достигнутого возрастает пропорционально трудностям и опасностям проделанного пути.
ТОЧНЫЕ СВЕДЕНИЯ
итак, Австралия, материк площадью 7 659 861 км;, приблизительно 3700 км с севера на юг и столько же с юга на север, с запада на восток около 4000 км, и столько же с востока на запад, длина береговой линии 35 877 км (без островов), высшая точка – гора Косцюшко, 2230 м, полиметаллы, золото и алмазы, Большая песчаная пустыне, где температура круглый год держится в пределах 20-40 градусов, и много других пустынь, ни на каком другом материке нет столь слабо развитой сети внутренних вод, как в Австралии.
ТЕЛО ПРИРОДЫ
но пора привести эту историю к какому-то концу, и поскольку большую часть материка занимает пустыня, то конец этот не может ее миновать, он устремляется прямо к ней, А и Б спешат пересечь материк в поисках Беллатрис, они обошли все побережья, но так и не встретили ее, не встретились даже с теми, кто ее видел, поэтому они отважно устремляются вглубь пустыни, разумеется, не пешком, у них превосходный автомобиль, который выходит из строя где-то среди песков, вода в радиаторе закипает, все металлические и прочие детали плавятся, А и Б едва успевают выбраться из салона, как машина взрывается, теперь они одни, посреди огромной пустыни, по которой обычно не ездят автомобили, не ходят верблюды, над которой не пролетают ни самолеты, ни птицы, если что-то здесь и движется, так это солнце и луна, и еще, если приглядеться, звезды, путники тоже не движутся, они обречены, помощи ждать неоткуда, природа не знает сочувствия, ей нет дела до А и Б, до их поисков Беллатрис, вообще до поисков чего бы то ни было, она ничего не ищет, ни к чему не стремится, в ней нет внутреннего раскола, она – сплошное тело, великое тело, которое всегда, что бы с ним ни происходило, остается самим собой.
СПАСЕНИЕ
эта склонность к катастрофам – откуда она? один раз я уже сумел ей противостоять. я доставил А и Б на Австралийский континент целехонькими. ни царапины. даже уши не заложило. и вот теперь я собираюсь бросить их в пустыне. как непоследовательность. нужно спешно починить их автомобиль или прислать кого-то на помощь. например, Беллатрис. предположим, она пересекает пустыню на «шевроле». подойдет и «мазда», и «фольксваген». неважно. главное, что у средства передвижения, в котором она восседает, забравшись в него со всеми четырьмя ногами, отличный ход, полный (почти) бак, крепкие шины. никаких причин для вынужденной остановки. кроме двух потерпевших крушение, которых она видит у обочины дороги. вот они, А и Б, пытаются привлечь внимание прекрасной воительницы, то есть прекрасной водительницы. так точнее. хотя и первое имеет какой-то смысл: подобно валькирии Беллатрис подбирает их тела и погружает в свою машину. посчитаем, сколько рук и ног на троих. но А и Б еще не догадываются, кого они встретили. они измождены. в глазах вспышки и плавающие пятна, все двоится. поэтому их не удивляет, что у спасительницы восемь ног. они не думают, что обязаны своим спасение осьминогу. они отдают себе отчет, в каком состоянии находятся их органы восприятия. обезвоживание. перегрев. поэтому им и в голову не приходит, что их поиски закончились. они пересекают пустыню на заднем сиденье «шевроле» или феррари», гадая, приближаются они сейчас к Беллатрис или удаляются от нее. на самом деле не имеет места ни первое, ни второе. Беллатрис находится от них на неизменном и очень близком расстоянии. стоит лишь протянуть руку. или ногу. я надеюсь, что к концу поездки оба придут в себя и заметят, кто правит машиной. но почему Беллатрис не узнала А и Б? ведь она провела с ними несколько месяцев, может быть, целый год. они были ее коллегами по шоу, соседями по жилью. ответ простой: несколько дней в пустыне без еды, воды и тени делают человека неузнаваемым. но как же примечательное отсутствие членов – верхних у А и нижних у Б? разве не могло оно подсказать ей, кого она встретила на дороге? Беллатрис не ожидала увидеть в австралийской пустыне своих знакомых из Старого Света и предположила, что конечностей эти двое лишились в результате аварии. и это было самое разумное предположение, которое она могла сделать в неведении истины.
ФИНАЛ
конечно, они узнали ее, когда через какое-то время машина остановилась и все вышли, чтобы размять затекшие ноги, вышел, вернее, был вынесен даже Б, и вот тут они заметили то, чего не замечали раньше, взгляд их прояснился, они, А и Б, узнали любимое лицо и, что важнее, знакомую фигуру, о Беллатрис, мысленно воскликнул каждый из них, но вслух не было сказано ничего, они будто лишились дара речи, так всегда бывает, когда неожиданно получаешь то, на что уже почти не рассчитывал, достигаешь того, что мерещилось где-то вдалеке, Беллатрис тоже узнала их, как описать ее радость, счастливая случайность – встретить в австралийской пустыне близких знакомых, коллег, можно сказать, друзей, и вот они уже обнимаются, расспросам и рассказам нет конца, а солнце тем временем немилосердно печет, и нужно продолжать путь, чтобы «шевроле» или «мерседес» Беллатрис не постигла судьба «ниссана», взорвавшегося несколькими днями ранее, итак, они возвращаются в машину и продолжают путь, не совсем ясно, почему движение должно уберечь машину Беллатрис от перегрева, это не ясно ни прекрасной водительнице, ни ее пассажирам, не ясно это и мне, хотя именно я, кто же другой, привел такое основание для продолжения поездки, мне, видимо, очень хотелось побыстрее покончить со сценой узнавания и продвинуться к окончанию всей истории, которая, буду откровенен, честен и прям, начинает мне надоедать, так или иначе, они снова в пути, и тела их сжигает желание, мотор охлаждается водой, но чем они могут охладить свои тела, воспаленные, жаждущие, то единение, к которому они так долго стремились, на расстоянии вытянутой руки, и они уговаривают Беллатрис остановить машину, чтобы завершить начатое, осуществить задуманное, что и происходит, то ли в салоне, то ли в тени скалы, явившейся из ниоткуда, А и Б так часто представляли себе этот финальный акт, так много говорили о нем, что им не составило труда быстро найти удобное расположение, и вот уже шумят подземные реки, грохочут водопады, взметаются пески, вспыхивают миллионы новых звезд, и все тела вселенной сливаются в блаженном единстве, в котором они, с метафизической точки зрения, пребывали и раньше, но теперь они едины и феноменологически, и это тело издает счастливый, торжествующий крик.
УСЛОВИЕ ЕДИНСТВА
недостаточно быть телом, чтобы быть единым, тут нужно еще кое-что, нужно быть совершенным телом. несовершенное тело несет в себе трещину, имеет ущерб. это вытекает из самого значения слова «несовершенство». поэтому три тела, объединившись в одно, не могут стать совершенным телом. совершенно только то, что изначально едино, то есть Вселенная, и они поняли это, когда крик утих, и все закончилось.
НИ СЛОВА БОЛЬШЕ
больше ни слова об А и Б и прекрасной Беллатрис, чем бы эта история ни закончилась, и что бы она ни означала. они остались там, в пустыне. может быть, и не навсегда. но нас это уже не интересует. сомнительно, что нас вообще интересовали их поиски, их странствия. скорее всего, нет. но теперь уж мы наверняка от них отделаемся. никаких упоминаний, намеков, аллюзий. что было, то быльем поросло.,австралийским. не осталось даже следа. ничего.
ЗЕЛЕНАЯ РОДИНА
чтобы окончательно покончить с этим делом, этой историей, оставим пустыню и перенесемся туда, где зеленеет все, что может зеленеть, а такого здесь имеется изрядно: клены, липы, каштаны, клены, дубы, липы и снова клен, и за ним другой, и третий, их зеленые листья обещают больше, чем голубое небо, почему, думая о своей родине, человек поднимает взгляд к небесам, зачем поднимает его так высоко, ему достаточно поглядеть на кроны деревьев – лип, кленов, дубов, каштанов, вот они высокие и далекие, иногда – близкие, но все одинаково густые, раскидистые, вот она, древняя древесная родина, вот откуда произошел человек, и если кому-то не нравится жизнь на земле, на асфальте, пусть найдет место, где много зелени, и гуляет, подняв взгляд к густолиственным кронам, думая о своих родственниках, среди которых – гокко, или древесные куры, квакши, или древесные лягушки, дриопитеки, или древесные обезьяны, и другие, с неба падают только камни, в небе обитают только метеоры, а все живое произошло из зелени, поэтому, если тебе по средствам, купи дом там, где растут деревья, а если средств не хватает, поселись на дереве, как это делают короваи, здесь ты наконец-то почувствуешь себя на своем месте, к тебе буду прилетать древесные куры, по стволу будут приходить в гости древесные жуки и лягушки, а если проживешь в таком жилище достаточно долго, к тебе непременно наведается дриопитек.
ЧТО ОСТАЕТСЯ
море кажется угрожающим, небо – недостижимым, остаются только леса, точнее – кроны деревьев.
ТРОПИНКА В ЛЕСУ
иногда может и повезти, сама собой удача не явится, но если приложишь усилия, сделаешь шаг, и десять шагов, она может пойти навстречу, преодолеть какую-то часть пути со своей стороны, и в результате ты окажешься жителем спального района где-то на окраине города, поблизости от леса, или лесочка, за которым будут поля, поселки, дороги, и снова зеленые острова, и в этом леске ты можешь найти тропинку вдоль дренажной канавы, в стороне от дороги, ведущей к поселку, лес на удивление чист, и грибники здесь не ходят, здесь вообще малолюдно, а свернув на эту тропинку, почти сразу, как войдешь в лес, ты вообще расстаешься с человечеством, вдалеке только слышен тихий гул, шум автомобилей, иногда в небе пролетит самолет, но нужно еще постараться, чтобы его увидеть, с обеих сторон просеки – высокие сосны, а с той, где протоптана тропинка, – еще и густой подлесок, но кем она протоптана, если на ней невозможно встретить человека, она уже заросла травой и кажется появившейся вместе с лесом, справа и слева тропинку обступают кусты, иногда их ветви соединяются в арку, после дождя здесь все искрится и блестит, летают бабочки и стрекозы, стучит дятел, поют птицы, дрозды и синицы, зеленая страна, где ты себя чувствуешь сразу и путешественником, и аборигеном.
НИКАКИХ ОБЕЩАНИЙ
почему А и Б сразу не направились сюда? какая промашка с их стороны. здесь так хорошо. может быть, эта зелень заменила бы им Беллатрис. единение с природой – лучшее, что нам может она предложить. то есть природа. по сравнению с этим единением, всякое другое будет паллиативом. даже соединение с Беллатрис. снова она. как легко нарушить обещание, по крайней мере, обещание никогда больше не упоминать имен А и Б. с ними покончено. с обещаниями тоже. не нужно ничего обещать: дав обещание, приходится удерживать в памяти обещанное, а с ним и все, к чему оно относится: А. Б. Австралию, Беллатрис. довольно. зелень, прими меня в свои объятия. как я заключаю тебя в свои.
ЕДИНСТВЕННЫЙ ЖИТЕЛЬ
мне очень хотелось овладеть каким-нибудь ремеслом и овладеть так, чтобы стать в нем лучшим. быть первым в своем ремесле – это казалось мне единственным, к чему следует стремиться. другие цели меня не интересовали. и только со временем, перепробовав множество разных ремесел и ни в одном не добившись успеха, я понял, что моим настоящим, изначальным желанием было найти Зеленый край, поселиться в нем и остаться там единственным жителем.
ЛЮБОВЬ И ЗАБЫВЧИВОСТЬ
А и Б влюбились в Беллатрис и возжелали ее только потому, что забыли о Зеленом крае. конечно, они должны были знать о нем, хотя бы неосознанно. а когда-то, может быть, знали и осознанно. но житейские заботы – о здоровье, заработке, жилье, мнении окружающих – заставили это знание отступить, уйти из сознания. под грузом житейских забот, под натиском обстоятельств оно опускалось все ниже и ниже, пока не опустилось на дно сознания, памяти, не зарылось в его песок. самое важное прячется в глубине.
ИЩЕМ ДЕКОРАЦИИ
но как насчет гор, не лучше ли для этой цели (какой?) найти горную местность, именно горную, не гористую, что-то вроде швейцарских Альп, зеленые склоны, снежные вершины, зимние курорты, пастбища, пастухи, лыжники в современных костюмах, охотники, заблудившиеся гуляки, влюбленные парочки, самоубийцы, зачем эти пустыни, выжженные или зеленеющие, зачем избегать людей.
КАЖДЫЙ ДЕНЬ ЗАНОВО
хорошо начинать каждый день заново, забыв о том, как прожил вчерашний день, и не пытаясь представить себе день завтрашний. тогда за год проживешь триста шестьдесят пять жизней, а в високосный год – на одну больше. именно так я и жил в детстве, а потом это постепенно изменилось: за год я успевал прожить четыре жизни – осеннюю, зимнюю, весеннюю и летнюю, а еще позднее их заменила одна-единственная жизнь, которая тянулась из года в год. вот мучение – одна и та же жизнь на все годы. ничто больше не начиналось и ничто не заканчивалось. может быть, поэтому мне так нравится устраивать для персонажей авто- авиа- и прочие катастрофы: удобный повод что-то закончить и что-то начать. книжные истории хороши тем, что они начинаются и заканчиваются. в книге может уместится множество историй, если это сборник рассказов. вот почему люди любят истории: они возвращают их в детство, в чудесное время, когда жизнь начиналась утром и заканчивалась вечером, чтобы ночью уступить место другой жизни, не оставив о себе даже воспоминания.
СЕРЕДИНА
держись середины, ни тропиков, ни пустынь, ни снежных и ледяных полей, что-нибудь теплое, комфортное, не тревожащее, погружающее в мечты, освобождающее фантазию, которая тотчас же устремляется в австралийскую пустыню или арктические снега, и тогда понимаешь, что все мечты – ложь, но и действительность – тоже ложь, правды нет нигде, существование тел – уже неправда, и сплошное тело было бы в чем-то неправдивым, ложь проникла бы и в него.
ДЕРЖАТЬСЯ ПРИНЯТОГО РЕШЕНИЯ
не мог бы ты припомнить какой-то занятный случай из своей жизни, спросил А. ничего более занятного, чем рождение, не припоминаю, ответил Б. Что же в нем было занятного, спросил А. То, что мне удалось родиться, сказал Б. А были препятствия, спросил А. еще какие, ответил Б. разговор произошел до того, как я решил ни словом не упоминать об А и Б. я последователен.
ЗАЯЦ-ВЕЛОСИПЕДИСТ
мне вдруг представился заяц, катящий на трехколесном велосипеде по моей Зеленой стране. наверное, воспоминание о каком-то мультфильме, который я видел в далеком детстве. детство всегда далеко, и в нем полно зайцев, катающихся на великах, лыжах, коньках, даже на мотоциклах. зайцы любят движение. удивительно подвижные звери. присутствие зайца-велосипедиста в Зеленой стране не сделало ее менее безлюдной. если бы зайцы устроили тут велогонку, то и тогда в моей стране не прибавилось бы населения. зайцы хороши тем, что, сколько бы их ни было, они не создают толпы. неправильно говорить: «толпа зайцев» или «толпа лисиц». животные собираются в стаю, но не в толпу. вот почему я спокойно позволил зайцу проехать мимо. я знал: даже если он где-то там развернется и покатит в обратную сторону, это меня не потревожит. да пусть он тут катается целый день. заяц-байкер не нарушит моего уединения. так устроена эта страна.
ДОЖИДАЯСЬ ЗАЙЦА
и все же этот проехавший заяц меня тревожит. почему он не возвращается? неужели Зеленая страна так велика? неужели заяц все едет и едет, и дороге нет конца. может быть, у нее нет и начала. может быть, Зеленая страна бесконечна во всех направлениях. это не то, что я ожидал от Зеленой страны. бесконечность делает ее неуютной. лучше бы заяц поскорее уперся в стену – как в каком-то старом фантастическом фильме: космонавты высаживаются на планету, а там все как на Земле – деревья, кусты, трава, камни… но когда кто-то из них сломал ветку или что-то там соскреб, оказалось, что за этим привычным пейзажем – глухая стена. мне почему-то нравится думать, что Зеленая страна ограничена высокой стеной. если заяц не вернется, значит, никакой стены нет. или с ним что-то случилось. например, он мог навернуться со своего трехколесника и здорово ушибиться. возможно еще, что сломался велосипед. но тогда заяц мог бы прибежать на своих четырех. есть еще третий вариант, который мне кажется самым подходящим: заяц встретил по дороге зайчиху, и они сейчас весело беседуют. может быть, они решили жить вместе, и уже роют нору. замечательный вариант.
НА ЛУЖАЙКЕ
почему бы не представить себе обнаженную Беллатрис, раскинувшуюся на лужайке Зеленого мира, и множество маленьких А и Б, а и б, имеющих ее во все дыры и впадины. они облепили ее, будто муравьи. все довольны. гармония. совершенство.
СЕМИНОГ
семиног – заяц на трехколесном велосипеде.
ЛУЧШЕЕ ПИВО
лучшее пиво – «Krombaсher dark». в Зеленой стране его наливают бесплатно. всем желающим. зайцам – вне очереди.
ЗАЯЧЬЯ ЛАПКА
что думают зайцы о своем теле? знают ли они, что у них два глаза, два уха, один хвост и четыре ноги? есть ли у зайцев на лапах когти? и если есть, то сколько? почему-то заячьи лапки представляются мне похожими на кошачьи. наверное, потому, что и те, и другие – пушистые. пушные звери. почему я так одержим этим зайцем? на Востоке заяц олицетворяет начало Инь. в дохристианской Европе заяц тоже символизировал женское начало. вот откуда он взялся в Зеленой стране. о, Беллатрис, твоя история никак не закончится. тебя не забыть. создавая Зеленую страну, я пригласил в нее и тебя.
ДРУЖЕЛЮБНЫЙ ДЕНЬ
я все хочу вернуться к себе, рассказать что-нибудь о себе, но из головы не идет Зеленая страна, вернее, я не могу выбраться из Зеленой страны, может быть, я напрасно стараюсь, может быть, это плохая мысль – рассказывать о себе, я и так о себе знаю немало, еще одна история не прибавит к этому знанию ничего нового, а кого бы еще она могла заинтересовать, ни А, ни Б, ни Беллатрис, это уж точно, ни таможенника в дубайском аэропорту, ни австралийского полисмена, бог с ней, Австралией, мог бы сказать и «черт», для меня в этом никакой разницы, я убежденный атеист, как Паскаль Киньяр, вот я и сказал что-то новое о себе, до этого я даже не догадывался, что могу сравнить себя с Паскалем Киньяром, гонкуровским лауреатом, говори, говори – и обязательно скажешь что-нибудь новое, может быть, я ошибаюсь, и Киньяр вовсе не атеист, я с трудом пролистал его книгу «Ладья Харона», настолько эта классическая, псведоклассическая манера не в моем вкусе, но у меня сложилось впечатление, что Киньяр – атеист, мне попадались места, где он сочувственно пишет об атеистах, и я решил, что он и сам атеист, приятно поутру встретить человека сходных верований, то есть убеждений, открытого атеиста, открытых гомосексуалов сейчас, кажется, больше, чем открытых атеистов, настолько приятно, что начинающийся день кажется дружелюбным, мы обмениваемся приветствиями.
АТЕИСТ
слово «атеист» раньше употреблялось как синоним «материалиста». но с тех пор понятие «материи» изменилось, да и вообще потеряло ясное значение. «материя» вроде бы обозначает объективную реальность, противопоставленную субъекту, который, видимо, тоже реален. следовательно, реальность распадается на два элемента – объект и субъект. первый из них материален. а что сказать о втором? вот тут мы догадываемся, что запутались, и оставляем все попытки разобраться с материей. согласимся на том, что быть атеистом – значит отрицать Провидение.
МЕТМОРФОЗЫ
удивительные превращения происходят с человеческим телом, пока оно живет. еще удивительнее те, которые происходят с ним, когда оно умирает. ничто другое в мире не подвержено таким изменениям – ни тело лисы, ни тело зайца. хотя на их долю тоже выпадает всего порядочно. но не сравнить с тем, что выпадает на долю человека. не знаю, как я пришел к этому утверждению. конечно, это не факт. но для меня – убедительнее любой геометрической теоремы, начиная с теоремы о параллельных.
НЕМНОГО НАРЦИССИЗМА
мне, наверное, не хватает нарциссизма, чтобы перестать думать об объективном, сосредоточиться на том, что внутри, там ведь есть что-нибудь, наверняка, вглядимся, рассмотрим и кое-что извлечем, объективное наскучивает, поговори же о себе, например, расскажи, чем ты зарабатываешь на жизнь, очень хорошо, на это нетрудно ответить, хотя разве не относится и этот вопрос к объективному? по профессии я шахматист, но недостаточно сильный, чтобы зарабатывать на жизнь игрой, мне платят за то, что я обучаю других, вот уже два месяца я работаю с нигерийскими шахматистами, готовлю команду к Олимпиаде, на прошлой они выступили не очень-то удачно, и президент шахматной федерации Сани Мохамед решил, что пора сменить тренера, так я оказался в Нигерии, непростой для восточного европейца климат, непривычная кухня, политическая жизнь нестабильна, и все же я чувствую себя здесь комфортно, мне здесь хорошо, если мои подопечные удачно сыграют в Баку, я останусь в Нигерии еще на два года, самое меньшее, кажется, мне удалось немного поговорить о себе, во мне осталось сколько-то граммов или миллиграммов нарциссизма, но, конечно, никакого сравнения с Мишей Эльманом, знаменитым скрипачом, один из местных музыкантов, а здесь есть Национальный симфонический оркестр, и я несколько раз уже был на концертах, рассказал мне про него такую историю: приходит к Эльману в гости знакомый, и Миша с удовольствием начинает рассказывать о себе, говорит и говорит, потом спохватился: «что же я все о себе? давайте поговорим о вас. скажите, вы были вчера на моем концерте?», до Миши мне, конечно, еще далеко, но живу я тут одиноко, женщины у меня бывают только случайные и нечасто, поэтому я охотно покопаюсь в себе, вспомню что-нибудь примечательное, или что-то давно забытое, или то, что я никогда не забывал, потому что это никогда не доходило до моего сознания, что-то подспудное, подсознательное, это было бы интересно, времени до Олимпиады еще много, может быть, я успею не только написать, но и опубликовать эти записки.
У СЕБЯ
нужно просто прислушаться к шуму дождя, тогда все объективное размокнет, как буханка под ливнем, распадется, не достанется ничего даже птицам, и вот тогда ты окажешься внутри субъективного, добро пожаловать, чувствуйте себя как дома, потому что это ваш дом, здесь все ваше, от прихожей до туалета, располагайтесь, но все это возвращает тебя в объективное, на деле ты просто голос, который чувствует себя дома, пока говорит, вот и вся субъективность, с детством покончено, с отрочеством, юностью, зрелостью и прочим, что там еще имеется, со всем, что там происходило, с теми, кто там встречался, с кем завязывались длительные или кратковременные отношения, ничего этого не было, ничего этого не случалось, вот она субъективность in nuce, par excellence, или как это назвал бы человек поученей, латынь тоже уводит в объективное, нужен какой-то особый язык, а если язык дан при рождении, или вскоре после него, то нужна интонация, твоя субъективность и есть твоя интонация, тут ты у себя дома, восвоясях, только тут и нигде больше.
ДОРОЖНАЯ
чуть больше одушевления. совсем немного, чтобы тронуться с места, пуститься в дорогу, неизвестно куда, два глотка на дорогу, три глотка на дорогу, легок будет наш путь, среди пустынь и лугов, среди снегов и лесов, ты веди нас, дороженька, в края далекие, в края далекие, где горы высокие, где течет река, где блестят снега, где живет царь с дочкой-красавицей, эх, кто бы еще научил, как ей понравиться.
ПРОМЕЖУТОЧНАЯ ОСТАНОВКА
день, пасмурный со вчерашнего вечера, дождь, и черный кот Мурильо после завтрака сразу улегся спать, он никогда не перечит погоде, спать так спать, но человеку свойственно бунтовать, не подчиняться, и я сейчас изображаю из себя такое непокорное существо, хотя мог бы покориться, дорога вся размокла, где мои сапоги, и что толкает меня куда-то, что выпроваживает из дому, не тянет, не приманивает, а выталкивает, оно позади меня, хотя мерещится впереди, понятно, почему все эти странствия нигде не заканчиваются: у моих маршрутов нет пункта назначения, есть только промежуточные остановки, и сейчас, кажется, я на одной из них.