Я с виду худ и незаметен,
Но есть во мне один секрет:
Во мне нет смерти, я бессмертен,
Всего полно, а смерти — нет.
Бывает, сам с собою сяду,
Чтоб разогнать тоску свою,
Глотну какого-нибудь яду,
И рад, что дуба не даю.
Случалось, днем иль ночью темной
Вдруг позабавиться решу:
Повешусь где-нибудь в уборной
И, знай, часами так вешу.
Вот так и жил я нелюдим,
Всегда и всюду невредим,
Пока в чертогах моих вдруг
Один не появился друг.
Его все звали Шандаганом.
Хороший парень, что сказать!
Он спирт мог чистый пить стаканом,
А мог о звездах рассуждать.
Узнав, что я со смертью лажу,
Забросил вмиг все кутежи,
И не придумал дела гаже,
Как в спину мне втыкать ножи.
Как выйду я, спросонья шаток,
На свежий воздух погулять,
А он мне нож промеж лопаток
С размаху хрясь! по рукоять.
За день по восемь-десять штук
Втыкал ножей мне в спину друг.
И все выцеливал, злодей,
Туда, где сердце у людей.
Я приходил в свои покои
С улыбкой мнимой на устах
И, от ужасной боли воя,
Ножи выдергивал в слезах.
(А Шандаган с лицом невинным
Чего мне только не вонзал:
То ножик всадит перочинный,
То карачаевский кинжал.)
Швыряя их со злостью в угол,
Я матерился на него:
Да на черта ж такого друга
С такими штуками его?!
Но вновь поверх открытых ран
Лишь новый надевал кафтан,
И шел во двор, хлебнув боржом,
Где Шандаган уж ждал с ножом.
Я взял его бы да повесил,
Иль яду в чай ему подлил,
Да только он уж больно весел,
Да только, падла, очень мил.
Кто б объяснил ему доступно
(Ему попробуй докажи!)
Что это, в общем-то, преступно
Втыкать приятелям ножи.
По мне, конечно, не заметно:
Всегда улыбка на лице…
Лишь на ларец кошусь заветный,
Где смерть упрятана в яйце.
Как он, тварюга, не поймет,
Что нож мне душу задеёт?
Как не осмыслят кореша,
Что у Кощея есть душа?
14.03.92.