Дорога пролегала через горы. Извилистая и непредсказуемая, она словно что-то обещала путешественнику за поворотом, но неизменно коварно обманывала. Юля, немного уставшая от подъёмов и спусков, рассматривала глиняное блюдо – сувенир, который она приобрела у местных деревенских мастеров-итальянцев. На нём был изображена речка с изящным мостиком и трогательные белые овечки, пасущиеся на изумрудной травке.
– Как странно, - размышляла Юля, - в Калабрии я не видела рек, а зеленая трава бывает разве что весной.
Горные пейзажи с глубокими разломами будто намекали на быструю горную реку, но когда Юля выглядывала из машины, она видела лишь иссушенное солнцем ущелье.
Разглядывая керамическое блюдо, Юля невольно задумалась.
– Была ли в творении мастера, создавшего это блюдо, заложена какая-то фальшь или это было извечное стремление человека иметь то, чего у него нет?
Горы, к удивлению Юли, были покрыты хвойными деревьями, отдалённо напоминавшими северные сосны, но низкорослыми и пушистыми. По склонам росли грибы, некоторые из которых были точно такими же рыжими подосиновиками и бархатными боровиками, как и в Юлиных родных местах.
Машина спустилась к морю. Место, куда ехали Юля и Антонио, называлось Сцилла. Невольно в памяти всплыли приключения многострадального Одиссея, и сам по себе напрашивался вопрос: а где же Харибда? Но ответа на него Юля так и не получила. Сцилла оказалась отнюдь не страшным чудовищем, а живописным городком, расположенным в стороне от туристических троп. Люди здесь жили привычной для них простой жизнью, в большинстве своём даже не подозревая о препонах, которые пришлось преодолеть Одиссею в их краях. Жили незатейливо, радуясь повседневным вещам: щедрому солнцу над головой, шумному общению и здоровой вкусной пище. Многие жители всю жизнь не выезжали за пределы родных мест.
Невольно Юля вспомнила о семье Антонио. Его старший брат Рокко с женой Марией в возрасте далеко за пятьдесят умели веселиться, как дети. В памяти всплыл один случай: семья собралась за обильным обедом на террасе, и вдруг – все вскочили, и громко смеясь, образовали хоровод. Взрослые люди прыгали друг за другом… на одной ножке. Совершенно немыслимое зрелище для сдержанного северянина, но, вероятно, благодатное южное солнце и хорошее вино с соседней фермы располагали к подобному веселью. Или просто у этих людей было легко и радостно на душе…
Был уже полдень, и солнце палило нещадно. В белом мареве над морем возвышалась средневековая крепость, каких много на Средиземноморье. Но если другие содрогались от энергичной поступи вездесущих туристов, то эта, нетронутая и величавая, спокойно спала.
Антонио и Юля спустились в маленький городок у подножия крепости. Было уже время сиесты, на окнах были опущены жалюзи: люди отдыхали перед вечерними трудами. Те немногие прохожие, которых удалось встретить, приветливо улыбались светловолосой женщине и её спутнику. Итальянки, по крайней мере пожилые, как и много лет тому назад, были одеты в чёрные платья. Смуглые и сумрачные, они выпадали из общего солнечного благолепия.
Очень хотелось пить. В ближайшей таверне было невероятно шумно и накурено. В этих краях курили все, и где бы Юля ни была, она почти всегда была единственной некурящей. Люди приходили в ресторанчики семьями, дети носились среди клубов дыма, изрыгаемых их родителями. Между столами бродили тощие кошки. Ярые поклонницы местного сыра, они жадно сражались за каждую корочку.
Десятки глаз уставились на пришельцев, но люди потеснились, освободив место за столом.
Присев на край неудобной скамьи, Юля размышляла о том, сколь неисповедимы пути Господни, коли она, русская женщина, вопреки всякой человеческой логике, сидит в прокуренной таверне на другом конце света и вслушивается в непонятный, с пришепётыванием южный говор.
Невероятной красоты, юная вертлявая итальянка поставила кувшин с вином и ускользнула, по дороге, будто невзначай, задевая мужчин и одаривая их белозубой улыбкой. Все громко смеялись.
Тихо-тихо подкрадывался мягкий тёплый вечер. Городок оживал, поднимались жалюзи, из окон вывешивалось бельё, которое, как белые флаги, реяло над узкими извилистыми улочками. Женщины перекликались друг с другом из окон, некоторые выносили стулья и усаживались на своих балкончиках. Казалось, что здесь почти ничего не изменилось за последние столетия.
Дорога домой пролегала в густом южном мраке. Он опустился неожиданно, тягучий, как смола, мгновенно приглушив все краски знойного лета. Остановились поужинать в небольшом ресторанчике у дороги. Жизнерадостный, разговорчивый хозяин подал огромную, как солнце, пиццу, аскетически тонкую и сухую, но неожиданно горячую и необыкновенно вкусную. Два юноши, похожие на античных богов, несмотря на свои современные майки и потёртые джинсы, под аккомпанемент гитары запели неаполитанские песни. Необычайно мелодичные, они проникали в душу, задевая самые потаенные струны, горячим потоком поднимая эмоции, уже давно не испытанные Юлей. Молодые итальянцы пели прекрасные песни о вечной любви, и по щекам Юли неожиданно потекли слёзы. О чём плакала она, уже не очень молодая и усталая русская женщина, под бередящие душу мелодии… Возможно о том, что она лишь крохотное зёрнышко, занесённое переменчивым ветром Судьбы в этот совершенно новый и мало понятный, но загадочный и манящий мир. И о том, что вряд ли это северное зерно укоренится и прорастёт пышным цветом в благодатной, но твёрдой и потрескавшейся земле чужой страны.
И она вопрошала Судьбу: куда же она унесёт её дальше. Но ответа не было.