Это было во времена, когда реки были чище, небо выше, а люди проще и добрее. Магазины тогда не ломились от изобилия, хлеб насущный добывался в труде, но улыбка чаще освещала человеческие лица, а дети верили в сказку. В добрую сказку с хорошим концом.
На дворе шёл 1971 год.
Над палаточным городком серым покрывалом нависли тучи. Неумолимые, они гнали прочь лето и будто насмехались над людьми, жаждущими солнца и тепла. Но иногда лето побеждало, и люди радовались солнечным денькам, как долгожданному подарку, который изменчивая прибалтийская природа может в любой момент отобрать.
День выдался прохладный и сырой, горько пахло хвоей и грибами, и нудный серый дождь стучал по палатке. За ночь она набухла, провисла. Из соседних крохотных жилищ доносилось недовольное покашливание и тихий разговор.
Как бы то ни было, но день начинался.
Юленька накинула халатик и понеслась к реке умываться. Речка, тёмная и вздыбленная, встретила девочку неприветливо. Будто тоже не выспалась или устала от бесконечного назойливого дождя.
Девочка опустила ладони в поток и рассмеялась. Молодо, звонко, словно приветствуя новый день. Прозрачные струи воды холодили лицо и руки, прогоняя последнюю тень сна. Как нежный, нетронутый бутон, расцветал новый, неповторимый день её девичьей жизни.
Уже несколько лет она с родителями проводила лето в палаточном городке на берегу извилистой, вечно студёной реки. Вокруг горделиво возвышались стройные сосны. По ночам возле палаток бродили звери, странно шуршали и потрескивали ветки, тут же в изобилии росли грибы - красные, как яблоки, сыроежки и причудливые лисички.
Неприхотливый быт, простые радости капризного латвийского лета были привычными и желанными. О них вспоминали зимой, к ним радостно готовились весной. А затем у реки расцветала черёмуха, наполняя воздух бередящим запахом, и людей, уставших от города, неудержимо тянуло к ней, матушке-природе. И люди охотно покидали свои тесные квартиры в безликих домах-коробках, чтобы вдохнуть запах земли, пробежаться по росе, а тёмными звёздными вечерами посидеть у костра. Над рекой звучали песни, и не пугал ни дождь, ни неустроенный быт летнего лагеря. Но Юленька пока не задумывалась о таких вещах, принимая жизнь такой, какая она есть, и, радуясь каждому дню.
Девочка вприпрыжку двинулась к городку. Оттуда уже тянуло сладким дымком. В единственном деревянном строении - кухне кто-то уже растапливал плиту.
Юленька заглянула в домик и застыла в крохотной прихожей перед зеркалом. Весной ей исполнилось тринадцать… и этим всё было сказано. Из зазеркалья на неё настороженно смотрела девочка-подросток, бледная и не выспавшаяся, со спутанными волосами. Волосы, пожалуй, были хороши: тяжёлые, медовые, ниже пояса. Они падали на спину золотистым покрывалом, но требовали непрестанных забот: их было трудно расчёсывать и приходилось заплетать в косы с ненавистными детскими бантами. Летом от купания в речной воде откуда-то появлялись лёгкие нежные завитки, непослушно выбивались из кос, пенились на висках. Да, пожалуй, ещё брови вразлёт могли привлечь внимание. Но что было делать с несуразным тощим телом и вечно бледным, будто усталым, лицом? Юленьке казалось, что она вся состоит из острых углов, которые имели обыкновение цепляться за предметы и проявляться в виде разбитых коленок и локтей. Девочка тайно завидовала взрослым девушкам с тонкой талией и высокой грудью. Особенно она восхищалась двадцатипятилетней Верой, которая иногда приезжала по выходным. Похожая на украинку, статная, с золотистой кожей, преисполненная достоинством и сознанием собственной красоты, она даже плавала по-особенному, ухитряясь не испортить замысловатую причёску из каштановых волос.
Может быть, и она, Юленька, когда-нибудь и станет белым лебедем, но ей красота нужна была сейчас, немедленно - всё и сразу. Она была влюблена. Влюблена впервые, трепетно и безнадёжно, в пятнадцатилетнего юношу, здесь же проводившего своё лето.
В палаточном городке всегда отдыхали дети и подростки. Они вместе строили шалаши, делали луки и купались до посинения, до одури. А потом, буйные и голодные, сметали пирамиду из бутербродов, заботливо сооружённую кем-то из родителей.
Но Саша казался Юленьке особенным. Ах, эта розовая юная дымка первой любви… Маленькое полудетское сердечко девочки подпрыгивало, как воробышек, трепыхалось и падало. Впрочем, чем Саша отличался от своих ровесников, Юленька не могла и даже не пыталась определить. Она просто тихо обожала.
Часам к двум распогодилось, и Юленька с Сашей решили покататься на лодке. Над водой порхали кружевные стрекозы, с берегов свешивались длинные ветви со спелой ежевикой, которую можно было собирать прямо с лодки. Юленька сидела напротив мальчика, поджав ноги и стыдливо прикрывая ладонями острые коленки. Разговаривали о чьей-то вредной бабке. Чёрная и хмурая, она, окая, кричала на детей: « У-у-у, чорти окоянные!» - и безуспешно пыталась приобщить их к массовому сбору черники.
Неожиданно Саша наклонился над водой и протянул ей жёлтую кувшинку. Юленька покраснела от удовольствия и смущения и почему-то вспомнила, что девочкам полагается строить глазки. Как в одном фильме - один палец к носу, а другим водишь туда-сюда.… А глаза следуют за ним. Стало смешно. Разве это может кому-то нравиться? Юленька, как опахалами, взмахнула длинными ресницами над русалочьими глазами.… Совсем по-взрослому, по-женски.
Саша рассказывал, что уже давно ведёт дневник. Обычное дело, она тоже ведёт, доверяя ему свои маленькие радости и разочарования. Но Юленьке казалось, что в Сашином дневнике описываются какие-то особенные события и люди. Интересная жизнь, в которой ей не было места, и возможно, любовь к другой, красивой и смелой. Что-то дрогнуло в груди девочки, и она решила: она прочтёт его дневник, чего бы ей это не стоило. Она должна знать всё, как есть.
А потом на смену дождям не раз выпадали снега, и снова расцветала черёмуха. И солнце с небес хитро смотрело на других влюблённых мальчиков и девочек. И были головокружительные встречи и расставания, а следом снова шла надежда - спутница жизни. Но Юлия часто вспоминала то далёкое лето из ускользающего детства. И юношу, написавшего в своём дневнике, что она - красавица.