Лежит на холодном и илистом дне
Пролива Ла-Манш, как сиротка,
Погибшая в той, ещё первой, войне,
Немецкого флота подлодка.
А в ней молодой капитан-лейтенант,
С командою бравой матросов.
Не будет им весточки больше от мам,
И нет никакого с них спроса.
Они не узнают о том, чья возьмёт,
И кто победит в этих войнах.
И кто кому после о чём-то наврёт,
Кому будет стыдно и больно.
Им было по двадцать, каких-нибудь лет.
Их жизнь было только в начале.
Но кто-то послал их стрелять в белый свет,
Который они не видали.
Никто из них, видно, не думал о том,
Как душно им без кислорода,
В стальной скорлупе, что обьята огнём,
И выйти наружу, нет хода.
Лежат они в лодке, что спит на боку,
Торпедой прибита навеки,
К морскому, холодному, тёмному дну.
Никто не узнет об этом.
Пропавшие без вести, сгинув в морях,
В пучинах военных баталий,
Скорблю я о ваших святых матерях,
Что вашей судьбы не узнали.
Не будет вас в списках погибших, живых.
Осталось лишь пятнышко нефти,
Что к берегу гонит холодный прилив,
Как страшную весточку смерти.