Уже не вспомнить, с чего это началось. Может быть, просто с визита в гости. Когда тебе десять лет, или примерно столько, ты, конечно, не делаешь визиты, а просто заходишь в гости. Но сказать «началось с захода» было бы странно.
Соседи жили в первом подъезде, а я – во втором. Соседей звали «дядя Боря», «тетя Катя» и «Митька». Дядя Боря преподавал автодело. Тетя Катя была домохозяйкой. А Митька учился в другой школе и был на несколько лет старше меня.
В квартире еще жил кот Тимка – черно-белый, большой, ленивый.
И еще там стояло пианино. И где-то, не помню уж, где, стоял книжный шкаф. Главным сокровищем того шкафа, было собрание сочинений Жюля Верна. Каких-то других сокровищ не вспоминается. Но все равно, это сокровище было главным.
И вот я повадился брать у соседей тома этого собрания – почитать. В каждом томе было несколько романов. Хватало мне их, наверное, недели на три. Потом я шел к соседям и обменивал прочитанный том на следующий. Осилив последний том, я снова принимался за первый.
Постепенно я выучил наизусть содержание каждого тома. Не так уж крепко. Мне, однако, не приходило в голову записать его на листке.
После того, как я прочел все собрание раза три-четыре, соседка предложила матери купить у них для меня эти книги – со скидкой в двадцать процентов. Скидка была сделана не только потому, что книги были подержанными (а «держал» их, в основном, я), но и потому, что в собрании не хватало последнего, двенадцатого тома. Я хорошо это помню. Но помню также и то, что роман «Матиас Шандор», помещенный в этом томе, я читал, и не один раз. Но, наверное, это было уже позднее, и я брал книгу в библиотеке.
Митька, похоже, не ценил главное сокровище и не понимал, чего он лишается.
Предложение было принято. Книги перекочевали в мою комнату. И теперь я мог читать любой том, когда вздумается. И даже несколько томов сразу.
Самыми любимыми были первые семь: от «Пяти недель на воздушном шаре» до «Гектора Сервадака». «Архипелаг в огне», «Вверх дном», «Драму в Лифляндии» и прочие вещи из второй половины собрания я читал реже и знал не так хорошо. За исключением «Пятисот миллионов бегумы». Посещение двумя французами города-призрака описано Верном вполне по-хичкоковски. А сцена с замерзшим герром Шульце в восемнадцатой главе казалась вообще жуткой.
«18. ТАЙНА РАСКРЫВАЕТСЯ
Когда они поднялись на верхнюю ступеньку стальной лестницы, которая
оказалась на уровне паркетного пола, они очутились в большом круглом зале
без дверей и окон. Если бы не яркий молочный свет, проходивший сквозь
толстое стекло иллюминатора, вделанного в дубовый пол и напоминавшего
светящийся диск полной луны, зал был бы погружен в полную темноту. Мертвая
тишина царила в этих глухих стенах, не пропускавших ни звука, ни света.
Молодым людям казалось, словно они вступили в склеп.
Там, за этим стеклом, скрывалась разгадка тайны. Они чувствовали это,
но какой-то безотчетный страх удерживал их, не позволял им приблизиться.
Наконец, стряхнув с себя оцепенение, они медленно подошли к
иллюминатору и, опустившись на колени, заглянули в светящийся диск.
Страшное и неожиданное зрелище открылось перед ними. Этот диск представлял
собой; сильное увеличительное стекло наподобие линзы, и из него, как из
фонаря маяка, шел яркий свет от двойной электрической лампы, горевшей в
стеклянном колпаке и питаемой гальваническим током мощной батареи. В этом
ослепительном свете они увидели внизу чудовищную, увеличенную человеческую
фигуру, застывшую, словно каменное изваяние. Вокруг все было усеяно
мелкими осколками снаряда.
Да, теперь уже можно было не сомневаться - это был стальной король в
своей секретной лаборатории, герр Шульце, с его зловещей усмешкой,
обнажающей звериные зубы, но герр Шульце, напоминающий гигантского
сфинкса, герр Шульце, превращенный в ледяную глыбу действием жидкой
углекислоты, распространившейся от взрыва снаряда.
Он сидел за письменным столом, зажав в руке громадное, словно копье,
перо, и казалось, еще продолжал писать. Если бы не эта застывшая усмешка,
не этот неподвижный, остекленевший взгляд, можно было бы подумать, что он
жив. Словно ископаемые мамонты, которых находят в зоне вечной мерзлоты в
полярных широтах, этот труп, скрытый от всех взоров, сохранялся здесь уже
больше месяца. Вокруг него все замерзло - реактивы в банках, вода в
сосудах, ртуть в чашечке барометра».
В «Туманности Андромеды» тоже есть замерзшие мертвецы – незабываемая картина (особенно в том издании, где была иллюстрация к этому эпизоду).
Глава I. ЖЕЛЕЗНАЯ ЗВЕЗДА
Наконец они увидели крохотную блестящую точку спутника. Звездолет
стал описывать орбиту вокруг планеты, постепенно приближаясь к ней по
спирали и уравнивая свою скорость со скоростью спутника. "Тантра" и
спутник как бы сцепились невидимым канатом, и звездолет повис над
быстро бегущей по своей орбите маленькой планеткой. Электронные
стереотелескопы корабля теперь прощупывали поверхность спутника. И
внезапно перед экипажем "Тантры" появилось незабываемое зрелище.
Огромное плоское стеклянное здание горело в отблесках кровавого
солнца. Прямо под крышей находилось нечто вроде большого зала
собраний. Там застыло в неподвижности множество существ, непохожих на
землян, но, несомненно, людей. Астроном экспедиции Пур Хисс, новичок в
космосе, заменивший перед самым отъездом испытанного работника,
волнуясь, продолжал углублять фокус инструмента. Ряды смутно видимых
под стеклом людей оставались совершенно неподвижными. Пур Хисс повысил
увеличение. Стало видно возвышение, обрамленное пультами приборов, с
длинным столом, на котором, скрестив ноги, перед аудиторией сидел
человек с безумным, устремленным вдаль взором пугающих глаз.
- Они мертвы, заморожены! - воскликнул Эрг Hoop.
Звездолет продолжал висеть над спутником Зирды, и четырнадцать
пар глаз, не отрываясь, следили за стеклянной могилой - это
действительно была могила. Сколько лет сидят здесь эти мертвецы?
Семьдесят лет назад замолчала планета, если прибавить шесть лет полета
лучей - три четверти века...»
Ну и жутью потчевали советских детишек!
А сейчас катят бочку на американские слешеры-трешеры – мол, они виноваты в преступности и упадке нравов.
Но куда там этому парню с бензопилой…