(Финмор Вильварин, 509 г. ПЭ, Гондолин.)
В час, когда вечер затекал в кузницу сквозь вытянутые редкие окна, когда камни стали холодны и серы, и ломкая тишина наполнила зал, мы молчали как никогда выразительно.
- Он остался один. В песках пустыни, выгоревших на солнце. На дороге, где справа – сосны, а слева – колышущаяся кожа озера. В городе, где солнце так часто отражается от зеркальных окон, что все уже забыли, какое из них настоящее. Он спускался в пеструю воду южных рек, забирался в глубокие пещеры и до боли смотрел в тишину. Но глаза, в которых он видел себя и становился целым, смотрят на него с неба. А это слишком высоко, и даже он их уже не видит.
Запах теплого травяного отвара заполнил собой все пространство, укутал мысли и чувства. Я чувствовал странную ностальгию – этого вечера никогда не могло повториться, и я уже скучал по происходящему.
- Я темный шелк, дремучий лес, объятия – зола.
Как ненадежен в марте лед! Зачем же ты пошла?
Дробится под ногами путь, и к донным холодам
Ты опускаешься в песок, вечерняя звезда.
И там, в зеленой толще вод, где время не течет,
Моя вечерняя звезда, ты оборвешь полет.
Я ил, я полночь, я зима, темны мои глаза.
Ты подо льдом, вокруг вода, и нет пути назад.
Тем временем совсем стемнело. Я знал, что город наполнился сотнями разноцветных, трепыхающихся сердец светильников. Как россыпи самоцветов на синем бархате, они блестели тут и там, в прекрасном хаосе бьющейся жизни. Я думал о Туллиндо, своей легкокрылой ласточке. Она ждет меня в самый темный час ночи на площади у фонтана, где цветет слива, рассыпая снег тонких лепестков на его бортики. Глядя в темный рубиновый сумрак бокала, она увидит на дне мой помолвный подарок.
- Возьми прозрачный корунд, Финмор, лазоревый яхонт. Самый сильный - звездчатый, внутри которого - скользящая по бездонной васильковой поверхности звезда с 12 лучами. Отражение звезды от глади вод – сочетание благословения Ульмо и Варды. Он помогает завоевать любовь и убережет от вероломства и оговора, гнева и страха, черной зависти и светлых глаз смерти, устанавливает мир и покровительствует хранящим верность.
Я слишком долго донимал князя Ломиона своими душевными переживаниями. Мы огранили за эти десять предпомолвных дней слишком много камней, и я не мог ни на что решиться. Я поднялся с длинной лавки, стоящей у окна, и подошел к вырубленной в камне узкой полке.
- Почему не алмаз, изумруд, рубин?
- Ты тяготеешь к прекрасному, как насекомое к самым душистым цветам, - усмехнулся князь, - Финмор Вильварин, бабочка в моей пещере.
Я держал на раскрытой ладони тот самый корунд, и видел, как сумерки наполнили его далекие глубины. Я шел сквозь них, на меня повеяло холодом странствий и одиночества. Там, в синей пустоте камня, распускались призрачные цветы далеких событий. Я шел через двери памяти молиться витражам незнакомого мне Тириона-на-Туне, и алмазный песок скрипел под моими ногами. В том тумане я натыкался на грядущие события, и они превращались в острые игольчатые включения минерала рутила, сливающиеся в двенадцатиконечную звезду. Я видели в ее свете земной рай, воплощение самого Валинора, знаки самой чистой и заветной мечты. А надо мной, в синей до боли в глазах глубине камня, кружилась маленькая ласточка.
Я сжал камень в руке, поклонился и поспешил к выходу. Князь Маэглин был прав, самый сильный камень – звездчатый сапфир, в его гранях заблудилась надежда без надежды, Эстель. Туллиндо ждет меня.
- Постой, Вильварин, - князь дома Крота привстал, - Отдай это от меня своей ласточке, она знает, кому передать.
Он кинул мне маленький простой холщовый мешочек. За порогом его пещеры любопытство победило, и я ослабил завязки. Внутри лежали серьги из черного опала со вспышками других цветов: синего, зеленого, золотого...
Госпожа Идриль совсем не любит черного цвета, мой князь. Тебе не хватит подков и коней, чтобы угнаться за ее красотой.