Легкие туманы взяли города,
Призрачные руки, белая фата,
Липкие слезы на глазах
Брошенной невесты – осени, в слезах ее виден страх.
И приходит лед,
И зовет ее голос, как водоворот,
В черный омут,
На изнанку времен,
Гонит колокольный звон.
И я, как игла,
Звеню над конвой,
Я в нитку вросла,
Но осталась живой.
На белом крылечке,
Бубенцами звеня,
Держу за уздечку
Гнедого коня.
А черное небо свернулось в кольцо:
Где-то создали хрустальное яйцо,
Чью-то жизнь сохранить.
Чью-то волю убить.
Рука белошвейки вышивает фату,
Огонь ее свечки видать за версту.
Иголка сверкает, и тянется нить,
Желая надежду кому-то продлить.
А я - игла, в хрустальном яйце.
Я буду на дубе, в золотом ларце,
И где-то стрелу изготовит кузнец,
Чтобы добыли волшебный ларец.
А я – Игла,
Моя жизнь – чья-то Смерть.
Наряд бесподобный – подвенечная боль,
Не долгое счастье, Старый король:
Уже добрый лук натянул тетиву…
Я скоро сломаюсь, и жизнь разорву.
И вернусь назад через водоворот.
А что с вами будет, как жизнь потечет,
Через белый туман не увидеть мне:
Я стану собой, на своей стороне.
Там плачет осень, и ночь светла,
И только в сказках жизнь дарует игла,
И город затих, в ожиданье весны,
Дома и мосты здесь зимою больны,
И эта боль – светла,
Как судьбы круговерть…
А я – Игла,
Моя жизнь – чья-то Смерть!